– Я не смею торопить вас, генерал, но… – Детеринг дернул плечом, – рассвет вам не встречать. Если вы хотите написать письмо – боюсь, я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Вас просто больше нет, а как – уже не важно.
– Я знаю, – спокойно ответил Флориан, по-прежнему глядя в экраны. – Ты можешь гордиться собой, мальчик: добраться до самого Ледневски!
– Капитан лорд Детеринг, с вашего позволения. И гордиться мне нечем, так как это была всего лишь случайность, плюс небольшая помощь моих друзей на последнем этапе.
– Случайность, – эхом повторил Ледневски.
– Да, случайность. Не я – что ж, так или иначе на вас вышли бы другие люди. Вы слишком активно светились в среде криминальных финансистов… не надо думать, что в СБ сидят сплошные недоумки, помешанные на повышении качества стрелковых навыков и прочей ерунде… что там еще модно рассказывать о нашей Конторе у флотских? Вы засветились, за вами пошли. Результат налицо.
Йорг лгал.
Фигура Ледневски обрела значение лишь в силу ряда весьма неожиданных обстоятельств, на которые никто – до поры – не обращал внимания. Звонким щелчком, всерьез запустившим в его сторону массивный механизм Службы, было сообщение о связи с Яр-Энкром. Остальное – догадки, и не более, но Йорг хорошо знал, какую роль в истории человеческих спецслужб играл «фактор интуиции», редко упоминаемый аккуратными, тщательно причесанными кабинетными историками, ни разу в жизни не познавшими стертых на марше ног.
– Так не бывает. – Ледневски резко повернулся к Детерингу. – Не бывает. Понимаешь? Кто ты? Кто тебя прислал – Ярдвар?
– Ваша милость, – Йорг раздраженно поджал губы, – уж не думаете ли вы, что я вот сейчас вытащу из кармана служебное удостоверение? Все, что от вас требуется, – ключи и голова. Мелочи жизни… Иначе – я везу вас тем самым Ярдвар. Да, я многое потеряю – ваша голова очень нужна мне для отчетности. Но, понимаете, я вот сейчас даже задумался: а может, оно и к лучшему? Со службы меня не то что не выпрут, я наверняка получу майора и без вашей дешевой башки. Зато как отблагодарят меня Ярдвар… а мой род небогат, знаете ли. Содержание замка, многочисленная семья, всякие бабушки и приживалки – деньги, деньги и деньги. Так может, я зря мучаюсь, умоляя вас поступить как положено? Давайте так: я вам сейчас для начала срублю какую-нибудь руку, а потом вы подумаете. Хорошо? Какую вам удобнее – левую, правую? Кладите вот сюда, на пульт. Я вот вам жгутиком перетяну, чтоб лишней крови не было… Ярдвар вас и без руки возьмут, не правда ли? Ну?
– Сейф открыт, – хмыкнул Ледневски и шагнул к Йоргу. – Она открыла – первым делом. Но ты умеешь пользоваться ключами?
Детеринг попятился и слегка приподнял правую руку с мечом. Потайного оружия у Флориана не было… насколько он видел. Йорг не стал обыскивать его, просто не хотел унижать заслуженного, в общем-то, генерала. Да и повода тот не давал, в его, по крайней мере, представлении: более того, Йорг Детеринг не был уверен, что этот меч достоин того, чтобы срубить голову такому человеку, как Флориан Ледневски.
– Зачем это мне? – прищурился в ответ Йорг. – Ключами пользуются гнейты, владеющие древними устройствами, которые эти ключи читают…
– Электромеханическими компьютерами, – оскалился Ледневски. – Легко распознающими подделку. Сейф открыт, – повторил он, – ищи…
Детеринг удивленно повернул голову туда, куда указывал палец Флориана, – отскакивая в следующий миг назад, упираясь спиной в переборку ходовой рубки, он уже понимал, что поздно…
Генерал Флориан Ледневски не пожелал просто так отдать свою голову офицеру ненавистной ему СБ.
Любой опытный пилот воспринимает свой корабль – вне зависимости от его размеров – как продолжение собственного тела. С годами приходит тончайшее ощущение траектории – ощущение органов управления и их воздействия на движение, с какой бы скоростью оно ни осуществлялось. Генерал Ледневски оставался асом до последнего трудноуловимого мгновения своей жизни.
Резким броском вперед с одновременным падением на колени он поймал острие приподнятого Йоргом меча чуть ниже подбородка, поднял в последнем своем усилии мышцы спины. Рука Детеринга пошла вниз, но капитан тут же выровнялся, помогая генералу, упирая рукоять в переборку.
…Йорг содрогнулся от влажного хруста; пробив все на своем пути, клинок остановился, толчком упершись в затылочную кость. Глаза Ледневски смотрели на Детеринга с холодным, мрачным бешенством.
– Вот и все, генерал, – выдохнул Йорг, рывком выдергивая меч. – Не зря я гордился тобой, мой вечно голодный пес. Теперь уже все… все.
Через несколько минут он спрыгнул на воняющую дымом горелую траву, и холодная сырая ночь улыбнулась ему, заставив поднять глаза к небу. Рисунок звезд оказался снова незнакомым, но Йорг усмехнулся – почти блаженно.
– Спасибо, небо, – прошептали его губы, – пока дела идут недурно.
Он отошел от яхты, чтобы осмотреть повреждения. В целом, Кира не сотворила ничего, что невозможно было отремонтировать в кое-как оборудованных мастерских, а у Тита н
аверняка имелось нечто пожирнее. Вот старт «Диомида» выглядел крайне трудным, но хороший пилот при наличии некоторого свободного времени с такой задачей справится…
В нескольких метрах от правой передней опоры смирно висел над закопченной землей сундук с сокровищами. Йорг подошел к нему и осторожно попытался усесться. «Доска» клана Ньеф даже не вздохнула, хотя, судя по происшедшим недавно событиям, ее батареи уже должны были сдохнуть.
– Ну-ка, деточка, подержи меня еще минутку, – с удовольствием распрямив спину, Детеринг принялся за поиски сигары.
От его шевелений доска немного просела, но падать и не подумала.
Сигара обнаружилась в узком кармашке слева, чуть сбоку от тяжелой поясной сумки. Прикуривая, Йорг не удержался от искушения, и изуродованная рука сама собой скользнула вниз, чтобы пощупать застежки. Там, в хаосе камней лежал небольшой бронзовый веер, скрепленный прочным кольцом из неведомого Детерингу синеватого металла: ключи – тот самый драгоценный груз, с которым злосчастный предок Яр-Энкра покинул свой мир, чтобы найти покой на дне глубокой бухты… в какой-то момент Йоргу захотелось надеть скафандр и разыскать его череп – капитан Детеринг знал, кто стоит такого подарка, – однако ж он остановил себя усмешкой: невероятные глаза леди Вьекки были слишком далеки от него.
…– Неужели их нельзя подделать? – спросил он у Мюира еще в трюме «Шерпы» перед стартом.
– Почему же? – удивился лиддан. – Можно, конечно. Один раз… это мы с тобой часто молчим, уж так у нас принято. А корварцы – нет, у них никто никому рот не заткнет.
Каждую из восемнадцати пластин веера особые мастера, издавна занимающиеся исключительно своим невероятно дорогим трудом, покрыли тончайшим многослойным узором из древних, полузабытых уже иероглифов. Количество слоев, как слышал Детеринг, могло доходить до сорока восьми. Иероглиф на иероглифе… работа, трудно познаваемая человеком. Сегодня подделать это было – можно! И даже несложно…
Но завтра – изгнание из клана, недолгий позор, смерть: охотники найдутся.
Влажный ветер, что вдруг погасил занявшийся от дюз яхты подлесок, гнал в сторону океана незнакомый тому дым превосходной виргинии, выращенной на дьявольски далеком отсюда Сент-Илере. Этот ветер, знал Йорг, – последнее, что осталось от ушедшей у него на глазах романтической эпохи послевоенной Империи, эпохи, в которой фермеры богатели, промышленники строили верфи, а банкиры всерьез задумывались о сенатских займах. На смену ей шло новое время, новая эра, полная адски голодных псов, ищущих для себя новые горизонты – и способных потянуть за собой реки крови. Ледневски, чья голова лежала у него под ногами, тщательно упакованная в термоизолирующий пакет, был лишь первым из них. Вслед за ветром придет сталь… но нескоро, и миллионы еще окажутся сожраны вечно голодными псами новой Империи.
– Нас ждет многое, – Йорг бросил недокуренную сигару и надел шлем. – Кира? Все-все-все… сейчас на орбиту, я уже готовлю доклад. Для нас пока все… да-да, мне пора требовать эвакуации. Немедленной эвакуации, ха-ха!.. моя работа закончена, твоя тоже. Можешь прикидывать, какую виллу и где…
Он сплюнул и принялся, хрипя, толкать пиратский сундук, примотанный к антигравитационной лыже. Батареи дохли на глазах, страшно болела левая рука. Йорг прицелился в катер дальномером, выпрямился, выдохнул:
– Доедем, малышка! А не доедем, так тебя злой дядя Мюир в катер закинет… поехали, поехали!
(#2)Алексей Бессонов Йорг Детеринг Узел проклятий
Часть I
Осенний ветер, играя ветвями большой старой яблони, со стуком швырнул одну из них прямо в рифленый переплет окна второго этажа. На выложенную плиткой дорожку, обвивавшую массивный дом, хлопнулись несколько запоздалых предзимних яблок.
– К утру похолодает, – произнес высокий мужчина с красноватым носом, попыхивающий у окна длинной трубкой.
– Никогда не поселился бы в этом поясе, если бы не жена, – сипло ответили ему из глубины комнаты. – Здесь снег… ненавижу. Впрочем, вам все равно этого не понять, Тадек. Сколько раз в жизни вы видели снег?
Носатый повернулся к хозяину, устроившемуся в кресле спиной к камину, и зачем-то одернул на себе темно-фиолетовый камзол имперского прокурора.
– Раз пять, дорогой Джимми, и мне этого хватило, уж поверьте. Однажды меня даже заставили кататься на лыжах – никогда не встречал более идиотской забавы. Впрочем, пускай любители снегов развлекаются, как им угодно. Нам до них дела нет…
– А мне недавно приснились лошади на отцовской ферме: десятка два, почти диких красавцев – солнце, золотое поле, холмы на горизонте… ну, да вы знаете, что такое Орегон. И я, маленький, с восторгом смотрю на них снизу вверх.
– Насколько я помню, ваш брат и сейчас знатный заводчик. Где он заседает – в Исполнительном?
– Уже год как в планетарном сенате… Какое это имеет значение, Тадек? Я почти три десятилетия смотрю на всю эту мерзость, на это холодное лето, на этот снег… мне говорят: в действительности климат у нас просто райский, а наблюдение за сменой сезонов – это отдельное удовольствие… Тадек, Тадек, но мы-то с вами знаем, что истинное наше призвание – это зеленые поля, лошади, гепарды и вечер с книгой…
– Вы раните меня, Джимми.
– А! Теперь у юристов правда приравнивается к нанесению телесных повреждений! Мой бог, куда катится Империя! Идите лучше сюда, я налью вам еще виски.
Хозяин упруго выскочил из кресла и, наклонившись над небольшим круглым столиком, поднял высокую бутыль с печатью на горлышке.
– Напитки вашего дядюшки я готов пить хоть ведрами, – доверительно сообщил ему прокурор.
– Разумеется. – Хозяин выпрямился с парой высоких стаканов в руках: чуть седоватый, не слишком высокий, плотно сложенный. – Прошу.
– Всякий раз, как вы так поворачиваетесь, я вижу в вас десантника, – усмехнулся прокурор, принимая с благодарным кивком свой стакан. – А ведь сколько лет?..
Джимми добродушно блеснул из-под густых бровей выпуклыми черными глазами:
– После лампас мне не оставили выбора. Недавно снова сдавал аттестацию на чин, генеральский минимум – все в зачет. Так что…
– А еще жалуетесь на климат…
Имперский прокурор первого ранга Тадеуш Лоевски, почти полтора десятилетия просидевший на должности Исполнительного Прокурора Сената Империи Человечества, знал сенатора Лоури как облупленного. Лишь пять с небольшим лет генерал провел на службе в различных околосенатских ведомствах, после чего был избран, – и избирался уже третий раз подряд, потому что иначе и быть не могло… Семья Лоури первой удобрила Орегон своей кровью, вычищая бескрайние, всегда теплые равнины от хищников. Лоури, Маклеоды, Бенюки держали в своих руках не только земли и сверхприбыльный агробизнес, но еще – банки и шахты, транспортные компании и верфи. Такие всходы принесли плоть, кровь и пот, без всякой меры тратившиеся в первые годы колонизации.
Лоевски знал, что свое колоссальное имперское содержание, равно как средства на свиту, охрану и прочее, лорд Лоури отправляет в благотворительные фонды. Что секретарши у него из семей фермеров-арендаторов, а охранников он набирает исключительно в своем легионе, почетным шефом которого состоит. Исполнительного Прокурора подобные казусы не волновали ни в малейшей степени, более того, сам он вел себя примерно таким же образом: рожденный в одном из старейших замков Кассанданы, лорд Лоевски не мог прикоснуться и к пенсу имперского жалованья.
– Юшманов начинает меня бесить, – хмыкнул Лоури, глянув на циферблат карманных часов.
– Уже десять минут, – кивнул Лоевски. – Но у него всегда так…
Прокурор сделал, наконец, глоток. Мягкий аромат «Лоури фэктори оф Орегон» сразу же привел его в мечтательное настроение. Ему был крайне неприятен разговор, ради которого Лоури ждал на своей вилле сенатора Юшманова, но Лоевски понимал, что разговор этот неизбежен. Он затянулся, выдохнул и снова повернулся к окну: небо было серым, словно несуществующим вовсе, и лишь холодный ветер все так же гулял в роскошном фруктовом саду. Сад являлся любимым капризом сенатора, капризом, не позволяющим забыть далекую ослепительно солнечную родину.
– Летит, – с неудовольствием произнес прокурор и потянулся к оставленному на столике стакану.
Людей на вилле Лоури сейчас не было вовсе. К полуночи сенатор заказал для себя и Лоевски две пары профессионалок, а что касается охраны… Легион-генерал Джеймс Лоури еще с лейтенантской юности привык орудовать мечом плечом к плечу со своими солдатами.
– Я открою, – хозяин выпрыгнул из кресла и метнулся к двери.
Лоевски покачал головой. Он все так же смотрел в окно.
Свист коптера стих. Через некоторое время прокурор услышал хлопок двери в холле. Лоевски пожевал губами, выколотил в пепельницу догоревшую трубку и достал из длинного кожаного кисета другую, с вытянутым янтарным мундштуком. Торопливо набив ее табаком, он успел сделать глоток: дверь кабинета щелкнула.
Юшманов, круглонеопрятный в своем дорогом деловом костюме, вкатился колобком, затормозив возле камина.
– Вы посмели явиться сюда со свитой, – холодно произнес Лоевски.
– Но я не умею управлять этой чертовой хренью! – живо возразил ему гость, наводя прицел на бутыль посреди столика. – Не надо меня путать, Прокурор! Это вы, колонисты, с детства приучены ездить и летать на всем… у нас в Метрополии другие порядки.
– Попробуйте виски, Николаус. – Лоури уже вернулся в свое кресло: откинув правый подлокотник, он достал оттуда заиндевевший стакан, налил до половины и протянул Юшманову. – Присаживайтесь: на столе у нас чудные бисквиты.
Сенатор живо запустил в глотку содержимое своего стакана и вцепился зубами в бисквит.
– Превосходный напиток, – сообщил он, прожевав.
Лоури добросовестно налил ему полный:
– Вы, я полагаю, знаете, о чем пойдет разговор, ради которого мы…
– Давайте без трепа, – сощурился Юшманов. – Здесь не Аврора и не Кассандана. Что именно вы готовы сдать? Могу повторить для недоумков: моих работодателей интересуют только две вещи – «возраст принятия решения» и бюджет Метрополии.
– Возраст вообще не может дискутироваться, – подняв брови, произнес Лоевски. – Это решение разрушит Вооруженные силы.
– Да? – повернулся к нему Юшманов. – А что же делать Сенату Человечества с миллионами материнских жалоб? С жалобами матерей, чьих четырнадцатилетних детей утащили на смерть обещаниями райских благ?
– Вы сами просили без трепа, – вздохнул Лоури. – И позволю себе заметить, что любая деятельность вербовщика вне стен офиса – незаконна. Так что пускай ваши двинутые мамочки засунут себе свои «утащили» в одно широко известное место. Если мамаша считает, что судьба имперского солдата позорна, я лично приглашу ее на сессию, и пускай она повторит это для всех. Особенно для матерей солдат, не пришедших с войны…
– Я еще хотел бы знать, на какую такую смерть их «утащили»? – повернулся Лоевски. – Если мне не изменяет память, первое жалованье кандидата в рядовые, находящегося в учебном лагере, сопоставимо с заработком квалифицированного оператора в тяжелой промышленности. Или я не прав, сенатор?