Надеюсь, моё позднее вступление в бой и первоначальный ступор извиняет то, что ранее в войне я не участвовал и не видел смерти в сражении. Очнувшись, я переместился на левый край поляны, за кусты, так, чтобы атаковать неприятеля с фланга. Сначала построил на всякий случай узор пассивного доспеха, затем уже практически без усилий два копья. Мельком подивился тому, что, как во сне, непринужденно тяну три нити и строю боевые узоры, будто и впрямь крошил монстров в лабиринте. Прикинув, кто может быть главарем лоперцев, направил свои удары именно в него. Кроме магусов, командир неприятеля был защищен доспехом таким же, как у Рокериана, если не более мощным. Пять ударов копья главарь выдержал, но шестой проломил всё-таки его защиту и, попав в голову, просто снес её напрочь.
Не медля, я взялся за следующего. Тот, получив от своего доспеха сообщение о мощной магической атаке и убоявшись разделить судьбу коллеги, запаниковал и сконцентрировал всю магическую мощь своей пятёрки на личной защите, чем оставил подопечных без прикрытия. Зачем он это сделал, неясно. Толку от обычной магии в подобных обстоятельствах всё равно никакого. Ситуацией немедленно воспользовалась пятёрка телохранителей, скрывшихся в лесу перед боем. Они буквально выросли из-под земли и в две секунды вырезали бойцов. А в это же время истощенный доспех командира лоперцев пропустил мой удар, пробивший ему грудную клетку, и тот рухнул рядом со своими людьми.
Четвёрка, оставшаяся без командира, выбитого мною первым, недолго продержалась под слаженными ударами егерей и охранников. Надо отдать им должное, погибли они молча, защищаясь до последнего и не выпрашивая пощады.
Шансы на выживание последней неполной пятёрки (они были на правом фланге, и это их боец погиб одним из первых от магического удара в живот) стремительно скатились к нулю. Рокериан предложил им сдаться, но лоперцы все как один угрюмо промолчали и сплотились рядом со своим командиром. Я промедлил в надежде, что неприятель предпочтет гибели сдачу в плен, и не сразу заметил странные манипуляции их командира. Да если бы и заметил, вряд ли бы понял, что это значит. Раньше меня эти действия увидел командир телохранителей и закричал:
— Все назад! Быстро! Самоликвидация!
Наши развернулись и со всех ног бросились назад, прикрываясь магическими щитами, в которые вкачивали всю доступную им энергию. Ослепительная вспышка возникла на месте остатков отряда лоперцев, раздался мощный взрыв, и меня бросило на землю, присыпав землёй.
Когда звон в ушах немного прошёл, я поднялся, отряхнулся и вышел на поляну. На том месте, где недавно стояла последняя группа лоперцев, дымилась небольшая воронка. Вокруг валялись части человеческих тел. Кровь, мертвецы, останки… От этого зрелища меня замутило, и я рванул обратно в кусты.
Прокашлявшись, поднял голову и увидел рядом с собой одного из охранников дилижанса. Он протягивал мне флягу с вином.
— Вот. Прополощите рот и попейте. Завсегда помогает, — добродушно предложил он. — Небось впервые такое видеть довелось. Ничего. В первый раз всегда так. Вы пейте, не стесняйтесь. У меня ещё есть.
Я встрепенулся.
— А как же ещё две пятёрки?
— Те далече уже. Как издали увидели, что с их засадой случилось, так сразу в лес. А нам искать их несподручно. Так что пусть погуляют, пока егеря их, что твоего медведя, не обложат.
— Спасибо, — поблагодарил я и вернул наполовину опустевшую флягу.
Откат был на удивление слабым. Видимо, очень большая разница, кому причиняешь боль — своим или врагам, угрожающим твоим близким.
На поляне охранники и егеря стаскивали трупы в одну кучу, трофеи в другую. Вокруг одного из лежащих лоперцев сгрудились все командиры. Я подошёл и увидел, что тот ранен в живот, но ещё живой и может быть вылечен. Я предложил тут же заняться перевязкой, но Рокериан меня остановил и обратился к лоперцу:
— Вот подошёл наш лекарь, и он может тебя спасти. Но ты должен сказать, зачем вы напали на дилижанс?
Пленник некоторое время помолчал, тяжело дыша, и наконец заговорил:
— Нам было приказано захватить девчонку. Девчонка… должна ехать… в дилижансе или наёмной карете… с четырьмя боевыми магами… все студенты. Девчонку пленить… остальных вырезать… чтобы свидетелей… убрать.
Я взглянул на Свенту. Та цветом лица сравнялась с раненым лоперцем. Вот оно как, оказывается.
Я занялся раненым, а командиры, не расходясь, стали обсуждать прошедший бой. Закончив разбор, кого похвалив, а кому и надавав по шапке, Рокериан под конец задал вопрос, которого я побаивался, так как не знал, что ответить, не выкладывая всю правду о себе.
— И всё-таки кто и каким способом завалил двух командиров лазутчиков? Не могу понять, откуда такая мощь?
И тут неожиданно для меня ответил командир телохранителей Свенты:
— Это сделал я. Была у меня в запасе парочка амулетов, ими я и воспользовался.
— Может, и на постоялом дворе тоже действовали вы и я напрасно подозревал леди Свенту? — с подозрением спросил Рокериан.
— Да, я. Мы не успевали предотвратить столкновение без применения магии. Прошу меня извинить, но у меня приказ.
— Я принимаю ваши извинения. Каждый выполняет свой долг.
Мужчины вежливо, впрочем, безо всякой теплоты поклонились друг другу.
Я не мог взять в толк, зачем старший телохранитель принял мою «вину» на себя? Как ни ломал голову, так и не смог придумать. Славы ему это принести не могло. В нужное время удачно применил амулет — молодец, но не более того.
— Нам следует дождаться помощи на месте или двигаться дальше? — спросил кто-то из командиров.
— Сигнал через амулет я послал сразу, как только была обнаружена засада, но пехота на лошадях прибудет часа через полтора. Предлагаю осторожно двигаться им навстречу. Вряд ли лоперцы рискнут напасть оставшимися силами, но мы будем соблюдать осторожность.
Потом я уточнил у охранника, что это за пехота на конях и как командир смог подать сигнал. Про сигнал охранник сам толком не знал, но суть в том, что два амулета были магически сонастроены. При активации одного второй получает сообщение, что его собрат активирован. К сожалению, иных сведений, кроме самого факта активации, передавать таким способом ещё не научились. А с пехотой было проще. Конный магический бой был весьма затруднительным из-за необходимости тратить много сил на защиту лошадей. Поэтому их применяли в основном для быстрой доставки в нужное место бойцов, которые в сражение вступали уже пешими. Небольшие отряды конницы использовались для разведки и преследования разгромленного противника.
Командир подал команду к началу движения, и я поспешил занять своё место в дилижансе. На вопросы попутчиков ответил, что отсиделся в кустах, пока шло сражение, а потом перевязал раненого лоперца. За отсидку в кустах меня никто не осудил. Благо один дедушка, ветеран какой-то войны, пояснил всем, что травников и знахарей, не говоря уж про лекарей, всегда берегут и не подпускают близко к месту боя. Кто же раненых бойцов спасать от смерти будет, если травника убьют?
Мы так же осторожно продолжили свой путь. Примерно через час встретили отряд пехоты — десять пятерок, и командир доложил им ситуацию. После этой встречи поехали побыстрее, хотя разведкой Рокериан всё равно пренебрегать не стал.
Оставшуюся часть пути я проболтал с Вителлиной, и время пролетело незаметно. На конечной остановке дилижанса мы с ней сердечно распрощались, и она просила заглядывать к ней в гости. На вопрос, как я найду, где она живёт, ответила, что любой покажет мне дорогу.
Кареты не останавливаясь проследовали дальше, вероятно, на постоялый двор, а я, подхватив свои вещи, направился к дому знахаря, у которого должен был проходить практику. Его все знали и тут же указали мне путь. Жил он неподалёку от конечной остановки дилижанса.
Вообще в этом небольшом чистеньком городке, застроенном сплошь двух- и трехэтажными домами, всё было неподалёку. Около каждого дома обязательно был хоть и небольшой, но ухоженный садик. Мощеные мостовые, канализация и чистый воздух предгорий создавали впечатление настоящего курорта и соответствующее ему настроение лёгкой лени и неги. Казалось, здесь даже дети не бегают, а неторопливо прогуливаются. Вот в этом городке и его окрестностях мне и предстояло жить чуть больше пары месяцев.
ГЛАВА 19
Минут через семь неторопливой ходьбы я оказался около трехэтажного особняка местного знахаря, нашего с Кламирой наставника на время практики. Дом содержался в образцовом порядке, снаружи во всяком случае. Стены недавно подштукатурены, где надо — подкрашены. Невысокий забор из чугунных завитушек протерт от пыли и сверкает как новенький. В центре калитки красовалась эмблема лекаря из таких же завитушек, что и на заборе.
Разглядев у калитки на уровне своей груди гирьку в виде витой рукоятки на цепочке, я её потянул, и где-то в глубине дома раздался мелодичный звон гонга. Вскоре вышла дородная пожилая женщина в зелёной мантии обслуживающего персонала больницы. Она добродушно спросила, чего мне надобно. Я ответил, что прибыл к господину знахарю из столичной академии для прохождения практики. Она кивнула, открыла калитку и пригласила в дом.
— Подождите здесь. Господин Герболио сейчас спустится к вам, — вежливо сказала она и поднялась по лестнице.
Зал, в котором я оказался, был похож на приёмный покой больницы и, вероятно, служил тем же целям. По правой стене располагался ряд простых деревянных кресел. Часть противоположной входу стены занимал солидный дубовый гардероб. Слева от него находилась деревянная резная лестница на второй этаж, низ которой был обшит тёмным деревом. Посредине обшивки размещалась небольшая дверца в подсобное помещение. В левой стене зала была высокая двустворчатая дверь, сейчас раскрытая настежь. Она вела в кабинет, в котором виднелись кушетка, ширма и несколько шкафчиков зелёного цвета со всевозможными коробочками, баночками, бутылочками и флакончиками. Рядом с этой дверью в зале стоял небольшой столик и стул. Похоже, в часы приёма за этим столом велась запись больных.
Минут через пять ожидания по лестнице спустился мужчина в мантии с эмблемой лекаря. Был он примерно моего роста, худощав, на вид немного нескладен, угловат и сутул. Сухощавые тонкие руки, палками точащие из рукавов мантии, заканчивались широкими ладонями. На голове у него густо росли тёмные с проседью волосы, которые он коротко стриг и зачесывал назад. Лицо, худое и острое, оснащенное, как флюгером, большим носом с горбинкой, близко посаженными рысьими глазами и тонкими губами, выражало в момент нашей встречи все мыслимые муки человека, оторванного от серьёзного и увлекательного занятия мелочными капризами несмышленых детей.
— Ага, явился! Филлиниан деи Брасеро, если не ошибаюсь, — ехидно и раздраженно, почти на грани откровенного хамства, заговорил этот яркий представитель местных «клистирных трубок». — Первый из навязанных мне оболтусов. Матрида! — крикнул он; наверху лестницы показалась давешняя тётка. — Ты посмотри на него. Он уже ко мне с чемоданом своим припёрся. Жить здесь собрался. — Изогнувшись в холуйском поклоне, он повернулся ко мне и приторно-ласковым, подобострастным тоном пропел: — О, какая радость! Милостивый господин не побрезговал нашей скромной халупой… — И шутовски поклонился мне.
Во мне всё вскипело. Да как он смеет! Я что, нищий оборванец?! За милостыней к нему пришёл?! Первым желанием было поставить на место зарвавшегося хама, но привитое в схоле и академии уважение к наставникам заставило сначала успокоиться и подумать, прежде чем действовать. Я сделал пару размеренных глубоких вздохов, попробовал отрешиться от эмоций и бессознательно посмотрел на него магическим зрением. Область энергообмена структуры организма со средой (то, что иногда называют аурой) почти в пределах нормы. Эмоциональная сфера ровная, без существенных дефектов, протекающие в ней процессы — без экстремальных пиков. Энерготелесные связи без извращений. Сфера разума тоже без видимых дефектов. В целом всё производит впечатление устойчивой и сбалансированной системы, хотя я ещё далеко не всё знаю и могу ошибаться.
Стоп! Откуда я всё это взял?! Меня прямо в жар бросило. Я, случаем, не свихнулся от переживаний последних дней? Мне почему-то сразу вспомнился сон: лабиринт, монстры, житель империи Сун, называвший меня собратом, кристалл и знания, которые должны проявляться порциями. Но я же не усваивал их, как знания из магических книг академии. Никаких порций не было! Да и вообще это был только сон и ничего более.
От переживаний у меня закружилась голова, и я, пошатнувшись, чуть не упал. Ладно, это потом. А то знахарь уже смотрит на меня с удивлением. С трудом отрешившись от явленных мне чудес, я постарался привести свои чувства в порядок и вспомнить, о чём речь. Кажется, меня оскорбили, или, если посмотреть со стороны… ввалился тип с чемоданом, в пыльной дорожной одежде, неумытый, и требует уважения. Положим, я ещё ничего потребовать не успел, но всё-таки… Видимо, моя реакция на его слова была неожиданной, так как знахарь быстро подошёл ко мне и привычно вцепился в левую руку, нащупывая пульс.
— Что с тобой? — требовательно спросил он.
— Ничего, всё в порядке, — забормотал я. — Просто на нас по дороге напали лоперцы, и я впервые видел бой. И… простите, что я прямо так с дилижанса и сразу к вам. Я действительно должен был сначала устроиться, помыться, переодеться…
— Вот и хорошо, что ещё не устроился, — проворчал знахарь. — Матрида! — крикнул он снова. — Ты ещё комнаты сдаешь?
— Да, — ответила женщина.
— Не приютишь ли молодого человека на пару месяцев?
— Ну если ты просишь… — неуверенно протянула Матрида.
— Прошу, прошу. Да сама посмотри: красавчик, цельный барон, и аж из самой столицы! — К знахарю снова вернулся ехидно-ернический тон. — Такие гладкие на дороге не валяются. Договорились? Вот и хорошо. Сходи сейчас устрой его. — И снова повернувшись ко мне, строго сказал: — Тебя я жду завтра. Здесь. В девять часов утра. Не опаздывать.
— Простите, а как мне к вам обращаться?
— Да. Совсем забыл. Я — Герболио ано Варди. Можно звать меня «господин Герболио» или «господин знахарь». Как больше нравится.
Он повернулся ко мне спиной и пошёл к лестнице. Я подхватил свои вещи и отправился вслед за Матридой. Жила она на противоположной стороне улицы, наискосок от дома знахаря. Совсем рядом.
Светлая чистая комната с широкой удобной кроватью мне понравилась, и я без колебаний согласился на условия хозяйки. Они были просты. Корона в месяц, и содержать в порядке комнату. Уборка и смена белья за хозяйкой. Мне показали все необходимые помещения вплоть до кухни и кладовки. Хозяйка, хоть и не верила, что я сам буду что-то готовить, но, если такое желание у меня вдруг появится, я могу смело использовать всю необходимую утварь.
— Самой-то мне частенько некогда бывает. Я же и больных дома принимать господину знахарю помогаю, и в больнице нашей дежурю. Иной день отвару с куском варёного мяса и хлебом съем — вот и вся пища. Или в трактире неподалёку. Готовят там не очень, но не отравишься, — поведала тётушка Матрида, когда всё показала. — А на Герболио ты не серчай. Уж такой он есть. Кабы гордыню ты свою выказал да петушиться с ним начал, он бы вежливо извинился и предложил обратно ехать, откуда прибыл. Ни за что учить не стал бы. Сколько уж таких бывало. И кричали на него, и жаловались, и даже с кулаками иной раз лезли. Но и он непрост — постоять за себя может. В рейды вон с егерями частенько ходит. Если не занравился кто, нипочём терпеть не будет. Ну а уж если занравился, то сам спать не будет, а чему нужным считает, всему научит. А ты ему, видать, сразу занравился.
— Это почему же? — вспомнил я тон нашего разговора со знахарем.
— Так не за каждого он просит на постой-то принять. Далеко не за каждого.
Хозяйка заторопилась обратно на работу, а я решил погулять по городу, посмотреть, что тут к чему, и на рынок заглянуть. Захотелось вдруг приготовить себе что-нибудь вкусненькое и тётушку Матриду угостить.
Прогулка подтвердила моё первое впечатление о Сербано. Тихий, чистый, зелёный и уютный городок. На рынке хуторяне продавали свой товар: свежую зелень, овощи, ранние фрукты, мясо, рыбу, травы и многое-многое другое — всё отменного качества. Закупив нужные продукты, я договорился об их доставке в дом тётушки Матриды. Объяснять, где это, не пришлось — все и так знали лучше меня.