Эпизод 4
— Товарищ Любимов, ваша верность делу коммунистической партии, в свете последних событий, не вызывает сомнений. Но всё вами сказанное только что, а тем более сделанное, никак не соответствует уровню крестьянского сына-самоучки. Может, хоть мне расскажете начистоту, откуда набрались премудрости?
— Я уже имел беседу на эту тему с товарищем Берией…
— Мне доложили.
— Вот как? — да, Лаврентий Павлович, удивил, я то думал, будешь молчать как рыба об лёд. — Придумывать ничего не хочу и не буду. Мой отец из крестьян. Как я очутился под Вологдой, точнее, под Череповцом, я не имею не малейшего представления и сам хотел бы знать не меньше вашего. Просто очнулся в лесу. Что было при мне лишнего — продал, не задумываясь, так как не было денег. Откуда у меня эти предметы — не имею понятия. А голова моя от отца с матерью, больше ей неоткуда взяться. И всё, что в ней крутится — производное от любознательности и воображения.
Говорил я раздражённо, не забывая врать только правду. Ну, сколько уже можно? Достали! Им хоть ядерный реактор подари, всё равно спрашивать будут.
— Выходит, провалами в памяти страдаете?
— Выходит так. Одно могу сказать точно — ни в гражданской войне, ни вообще в какой-либо общественной жизни этого мира я, до того как объявился в Володе, не участвовал.
— Не горячитесь. Я спрашиваю не ради праздного любопытства. Мне нужна консультация технически грамотного специалиста в весьма непростом деле. Причём, исключительно честного специалиста. А дело касается вас непосредственно. Мы с большим трудом стараемся обеспечить машинами наше сельское хозяйство. Между тем, во время уборочной кампании, были случаи массового выхода из строя машин с двигателями завода ЗИЛ. Много случаев. Некоторые МТС вообще остались "безлошадными". Была вскрыта масса вредительских организаций, но дела это не исправило. Сначала грешили на конструктивные недостатки мотора, но эта версия не оправдалась, так как на других МТС и в действующей армии моторы работали хорошо. Отбросили и версию производственного брака, так как ломались моторы из одних и тех же партий, которые в других местах, опять-таки, работали хорошо. ОГПУ настаивает на сознательном вредительстве непосредственно в процессе производства на ЗИЛе. Это уже привело к острому конфликту между товарищем Ягодой и товарищем Орджоникидзе, так как действия ОГПУ срывают выполнение плана автозаводом и проблема приобрела, таким образом, государственный масштаб. Как вы думаете, возможно ли такое вредительство?
— Товарищ Сталин, я не могу вот так, с ходу высказывать суждения. Не ознакомившись со всеми обстоятельствами, — попытался я уклониться, уж коли я напрямую оказался невиноват.
Иосиф Виссарионович задумчиво прошёлся по кабинету, а потом, с хитрецой улыбнувшись, сказал.
— Правильно, товарищ Любимов. Утро вечера мудренее. Время уже позднее, — отец народов кивнул на напольные часы, стрелки которых уже показывали второй час ночи, — останетесь здесь, найдём для вас уголок. Завтра поедете в Кремль, где вам предоставят все необходимые материалы. Как будете готовы — доложите. А сейчас отдыхайте, вас проводят.
— Товарищ Сталин, мне бы домой позвонить…
— С утра позвоните, не надо никого беспокоить посреди ночи. Руководству вашего завода я передам, что вы временно находитесь в моём распоряжении. Спокойной ночи.
— Взаимно…
Это только кажется, что сильные мира сего живут исключительно в шикарных апартаментах. На самом деле, даже у Васи Сталина, как я потом узнал, не было собственной комнаты. О спальнях для гостей и говорить нечего. Но ночлег в комнате отдыха сталинской охраны оказался вполне сносным, утром мне даже предоставили бритву и прочие мыльно-рыльные принадлежности, чтобы я мог привести себя в порядок.
Когда меня подняли, за окном было ещё темно, часы показывали семь без пятнадцати минут. Собравшись и позавтракав за час, я выехал в Москву. Очевидно, это была какая-то сталинская шутка, понятная только для своих, так как вёз меня целый кортеж из трёх Л-1 и одного "Линкольна", который и был предоставлен в моё распоряжение. Во всех четырёх машинах, кроме меня и водителей, ехал только мой сопровождающий, который должен был присматривать за мной в Кремле. Я мог только предполагать, что таким образом Сталин хотел создать иллюзию именно своего "раннего подъёма", поставив на уши госаппарат, привыкший к его появлению на рабочем месте ближе к обеду.
По прибытии на место меня препроводили в небольшой кабинет, у наружных дверей которого уже был выставлен часовой. Войдя внутрь, я даже присвистнул от неожиданности — прямо на полу стояли больше десятка картонных коробок, заглянув в которые, я обнаружил плотно уложенные уголовные дела. Вот те раз! Да мне этот объём въедливо и за неделю не перелопатить! Но глаза боятся, а руки делают, и я принялся за работу.
Первое же знакомство с ними позволило отсеять большую часть, так как они непосредственно не касались людей, работавших с техникой. Механизм был прост — водителя-вредителя забирало ОГПУ, где он признавался, что состоит в организации и ещё три-четыре-пять человек шли за ним "прицепом". Единственное, на что я обратил внимание, так это на то, что за компанию с шофёрами садились совершенно случайные люди отнюдь не самого высокого положения, какие-то колхозные конюхи, максимум агрономы.
Непосредственные же виновники выхода техники из строя все как один шли с формулировкой "умышленно ненадлежащий уход за вверенным механизмом". Что за этим скрывалось — оставалось только гадать, так как никаких иных доказательств, кроме признательных показаний, не имелось. Причём, оставалось совершенно непонятным, каким образом сюда можно было прицепить меня, как конструктора, или автозавод, как производителя моторов.
Уже давно прошёл обед, который мне доставили прямо в кабинет, и большинство дел непосредственных виновников я просмотрел, когда раздался телефонный звонок и я, подумав немного, взял трубку. Опасения, что мне не стоит этого делать, кабинет всё-таки не мой, не оправдались.
— Здравствуйте, товарищ Любимов, — глухо донеслось из динамика, — вы готовы?
— Предварительно, товарищ Сталин.
— Хорошо, жду вас прямо сейчас.
Когда мы с сопровождающим вошли в приёмную, Поскрёбышев только молча указал на дверь и я вошёл. В кабинете вождя, кроме него самого, находился Орджоникидзе и какой-то незнакомый мне высокопоставленный чекист. Никто не удосужился мне его представить, а хозяин просто сказал.
— Мы слушаем вас, товарищ Любимов.
— Я ознакомился с уголовными делами, причём большая их часть к интересующему нас вопросу совершенно не относится, — уже первая моя фраза заставила Сталина сердито взглянуть на чекиста. — По остальным можно сказать, что расследование проведено поверхостно, не выявлены и не указаны причины, приведшие к выходу техники из строя. Следовательно, они до сих пор не устранены. Из рассмотренных уголовных дел никак не следует, что эти причины исходят из конструкции мотора или из его производства на автозаводе. Считаю направление расследования по этому пути необоснованным.
Я ещё не закончил, а Орджоникидзе уже принял торжествующий вид. Чекист напротив, пошёл красными пятнами и чуть ли не выкрикнул.
— Да как вы смеете! Вы понимаете, что говорите? Вы фактически обвиняете ОГПУ в халатности и чуть ли не срыве индустриализации и коллективизации! Вы готовы ответить за свои слова!?
— Я перечислил только факты, исходя из предоставленных мне материалов! — наезд чекиста вызвал во мне ответную агрессию. — Если вас интересует информация в полном объёме, то я должен иметь возможность осмотреть запоротые моторы и повторно допросить виновников. Благо, часть из них, как ценные специалисты, содержится недалеко, в "Дмитлаге".
— Наверное, товарищ Любимов прав, — перехватил инициативу Сталин, — в части дальнейшего расследования. Предлагаю организовать двустороннюю комиссию, которая и разберётся во всех обстоятельствах этого дела.
— Я полностью доверяю товарищу Любимову, — тут же заторопился Орджоникидзе, — и направляю от нашего наркомата именно его.
— Решение о комиссии ещё не принято, — возразил чекист, — считаю, что расследование — прерогатива ОГПУ.
— Ви, товарищ Ягода (вот те раз!), очевидно, не справляетесь с ним. Как верно указал товарищ Любимов, прычины нэ устранены и случаи массовых поломок моторов продалжаютса. Ми нэ можэм ждат, когда ви раскачаетэсь и научитэсь определять прычины таких поломок! Сэгодня же позаботьтэсь и направтэ со своей стороны сотрудников, чтобы уже завтра комиссия начала работу!
— Прошу направить людей, ранее не связанных с этим делом, — тут же вставил я, опасаясь, как бы "старые" чекисты не начали прикрывать свои "хвосты".
— Поддэрживаю! — тут же ответил Сталин, подводя черту. — Товарищ Любимов, вы свободны. До завтра. Завтра к вам на завод прибудут члены комиссии со всем необходимыми материалами и полномочиями.
Я развернулся и уже, было, хотел выйти, как меня остановил голос вождя.
— Подождите. По результатам проделанной вами за последние полгода работы мы решили наградить вас и предоставить вам в личное пользование автомобиль ГАЗ-А. Вот приказ по наркомату тяжёлого машиностроения. Поздравляю. Машину можете забрать прямо сейчас в кремлёвском гараже.
Ягода, до этого смотревший на меня злобно, видимо изобретая кары, которые он обрушит на мою голову, сдулся. Последний, великолепно рассчитанный, ход вождя ясно показывал его симпатии и трогать меня в такой обстановке было рискованно.
Я не знал, что ответить, ляпнув то, что мне показалось наиболее подходящим, и что услужливо подсунула память.
— Служу трудовому народу!
Моя реплика вызвала почему-то невольные улыбки, не только у Сталина и Орджоникидзе, но даже у Ягоды. Подумав, что выставил себя чем-то на посмешище, я поспешно ретировался, направившись прямо в гараж, чтобы немедленно вступить во владение "Газиком".
Машина была в состоянии лучшем, чем идеальное. Она не просто блестела, а буквально светилась чистотой и ухоженностью. Вместе с тем, было видно, что она походила и была не новой, что снимало проблему перетяжки, характерную для отечественного автопрома, и обкатки. В общем — садись и езжай! Чем я и воспользовался, едва освоившись с управлением, успев забрать из яслей сынишку и немного его покатав. Уже много позже я узнал, что мой автомобиль, оказывается, с "родословной", до меня он принадлежал Надежде Аллилуевой.
Эпизод 5
Следующим же утром я убедился, что земля круглая до невозможности, ибо в то, что было названо громким словом "комиссия", был от ЭКУ ОГПУ назначен никто иной, как товарищ Косов. Тот самый, который нанёс мне визит в больницу после аварии "четвёрки".
Собственно, мы вдвоём комиссию и составили, приступив с первого же дня к допросам осужденных и содержащихся в "Дмитлаге" водителей-вредителей, благо под боком. Уже с первых показаний технические причины происходящего стали мне предельно ясны и позволяли однозначно утверждать, что автомобилестроители и конструкторы совершенно непричастны. Дело в том, что регламентом техобслуживания ЗИЛ-5-6 предусматривалась ежемесячная смена масла с неполной разборкой мотора, промывкой сепаратора и выпускных поршней. В ряде случаев, моторное масло не меняли совсем, из-за нехватки, а просто доливали. Но это разгильдяйство было редкостью. "Вредители", в условиях дефицита ГСМ, шли на всевозможные ухищрения, чтобы держать своих "коней" в строю. То, что отработанное масло сливалось, фильтровалось, а потом вновь заливалось в мотор, было обычным явлением. При этом я столкнулся с парой анекдотичных случаев, когда, чтобы обеспечить работу хоть одного грузовика, масло сливалось с двух машин. Первая оставалась на приколе из-за недостатка ГСМ полностью исправной, и её водитель не нёс никакой ответственности, напарнику же "вламывали" срок на полную катушку. К этой же категории следует отнести и применение в качестве суррогата растительных масел. Спустя неделю Косов протянул мне бумагу и сказал.
— На, ознакомься и подпиши.
Это был отчёт о работе комиссии, удобный для всех, кроме невинно, по моему глубокому убеждению, которым я не спешил ни с кем делиться, осужденных. Конструкторы не виноваты, автопром не виноват, виноваты уже сидящие граждане, не соблюдавшие регламент ТО.
— Я это подписывать не буду.
— Почему?
— На чём основаны эти выводы?
— Как на чём? — Косов опешил. — На показаниях, полученных в ходе допросов. У меня всё запротоколировано!
— А если они врут?
— То есть как!?
— То есть, кроме показаний, мы должны иметь и другие доказательства. Так что, оформляй командировку, бери фотоаппарат, завтра поедем осматривать запоротые моторы.
— Вот ведь, свалился дотошный на мою голову, — пробормотал Косов, но возражать не стал, сознавая мою правоту.
На следующий день, вооружившись, кроме всего прочего, грозной бумагой от Ягоды с приказом "Содействовать…", на моём "Газике", мы отправились в почти полуторамесячное путешествие по просторам великой и необъятной, исколесив практически весь чернозёмный район и большую часть Украины. Перед этим, пришлось прочитать Маше Миловой целую лекцию о вреде сварочных работ применительно к организму беременной женщины, убедив её взять декретный отпуск, что снимало вопрос о том, кто присмотрит за отпрыском. Её контраргуметы, что Полина тоже "на подходе", были отметены с ходу, ссылкой на особенности работы библиотекаря. Правда, тезис о том, что ребёнок уже в утробе матери может воспринимать окружающий мир, изрядно мне повредил, так как Миловы жаждали получить в наследники истинного пролетария. А где его воспитывать, как не на производстве?
Можно сказать, что в то время, пока я сидел за рулём, а "Газик" урча и позвякивая цепями противоскольжения, изготовленными мной собственноручно, нёс нас по зимникам, замёрзшим руслам рек, просекам великой страны, я был неимоверно счастлив. Ничто не могло испортить в это время моего настроения, ни снег, ни лёд, ни частые заносы на дорогах, заставляющие нас от души помахать лопатой.
В остальном же наш кавалерийский набег на МТС принёс мало радости, заставив поволноваться не на шутку. С самого начала, вооружившись "адресами" из дел, которые мы, по идее, должны были проверить все, посетили подряд несколько станций и убедились, что всё согласно показаниям. Разобранные двигатели фотографировали и протоколировали повреждения. Совершенно другая картина открылась, когда стали интересоваться наличием ГСМ. Начальники станций были полностью в курсе их отсутствия, часть из них тоже села, но все как один утверждали, что ставили райкомы в известность о катастрофическом положении с моторным маслом, но те приказывали эксплуатировать машины несмотря ни на что. Добавило "перцу" наше посещение "благополучных" МТС, ибо возник вопрос, каким образом они выкручиваются. Вот там то и обнаружилось, что масла достаточно, более того, были вскрыты неучтённые запасы. Из раза в раз, передавая дальнейшее следствие местным ГПУ-шникам, мы забирались всё дальше. Благодаря тому, что МТС принадлежали различным районам, предупреждать о нашем появлении получалось далеко не всегда, поэтому картина везде была примерно одна и та же.
Двинувшись в обратный путь, мы не только навещали МТС, оставшиеся ранее "неохваченными", но и интересовались ходом расследования местных чекистов. Надо сказать, что велись новые дела крайне неохотно. Если в отношении шофёров, всё решалось максимум за неделю, и человек уже шёл на этап, то тут началась непонятная волынка. Лишь на Брянщине следствие перешло на следующий уровень и принялось за директоров топливных баз, которые, как оказалось, продавали ГСМ "налево" подсуетившимся начальникам МТС даже не втридорога, а в десять и более раз дороже реальной цены, беря плату самым дорогим в голодный год — продовольствием. Дальше следствие глохло. Вернее, оперативники даже не задавали подследственным вопросов, куда они такую прорву жратвы сбывают.