Назначение ферментов антигравов состоит в том, чтобы нейтрализовать, а возможно, и превращать в отталкивающую силу земное притяжение. Возникая, они немедленно попадают в лимфу, а лимфа разносит их по всем клеткам и межклеточным щелям организма. Здесь они вызывают молниеносные химические процессы, в результате которых возникает антигравитационное поле той или иной мощности. Это похоже на возникновение биотоков, с той лишь разницей, что интенсивность этого процесса способна достигать гораздо более высокого уровня напряженности. Под действием антигравитационного поля организм начинает сопротивляться гравитации или же, проще говоря, теряет вес.
Проделав нужную работу, антигравы в силу своей неустойчивости исчезают, и вместе с тем прекращаются те химические процессы, которые вызывают антигравитационное поле. Именно поэтому антигравы ускользали до сих пор от внимания ученых. А ведь они появляются и исчезают в человеческом, а скорее всего, в любом живом организме высшей формы непрерывно, особенно же тогда, когда организм совершает сложную физическую работу.
Но кому могло прийти в голову взвесить, скажем, акробата в момент его головокружительных упражнений на трапеции, лыжника — во время прыжка с трамплина, скалолаза, поднимающегося на отвесный утес, или даже обыкновенную белку в момент ее прыжка с дерева на дерево? Да и технически трудно проделать такие контрольные взвешивания. Поэтому действия антигравов приписывались обычно силе, ловкости, натренированности.
Что же касается снов о полете, то их объясняли такими причинами, что мысль о кровати-весах показалась бы просто нелепой.
Сталкиваясь же с абсолютно неопровержимыми проявлениями работы антигравов, человек, не задумываясь, сваливал все на счастливый случай. Упал парашютист с нераскрывшимся парашютом и остался при этом жив, говорят — «Повезло!». Сорвался кровельщик с крыши пятиэтажного дома и отделался одним испугом — опять — «Повезло!». Примеров такого рода великое множество, но они всегда и неизменно объясняются удобным и ни к чему, в общем-то, не обязывающим «счастливым случаем». Это вошло в привычку и тоже немало способствовало тому, что в среде ученых не возникало даже подозрения о существовании ферментов антигравов.
Но вот антигравы обнаружены, их нельзя больше игнорировать. Что же теперь делать?
Нужно научиться по желанию вызывать в организме появление этих ферментов в нужном количестве, управлять их потоком, держать антигравитационное поле в активном состоянии столько, сколько это человеку понадобится. Таков путь к свободному полету, путь к новому физическому совершенству человека.
В заключение доктор Коринта сказал:
— Обычным людям, даже с выдающейся способностью выделять ферменты-антигравы, нелегко научиться летать. И дело тут не в физической тренировке. Главное препятствие для человека на пути к свободному полету — психологический барьер. Трудно неподготовленному человеку поверить, что он полетит, что воздух его удержит. А без этой уверенности полет невозможен. Вы же, друг мой, перешагнули через этот рубеж. Пусть это вышло случайно, в момент смертельной опасности, но это произошло, и никто этого у вас больше не отнимет. Природа с исключительной щедростью наделила вас чудесным даром создавать в своем теле мощные, устойчивые потоки антигравов. Но не будь вашего трагического падения с нераскрывшимся парашютом, и не будь в вашем детстве счастливого прыжка через ров, вы так никогда и не узнали бы о своей способности летать. Такое удачное стечение обстоятельств искусственно не создашь. Тут сошлись все оптимальные компоненты — и ваша способность создавать устойчивые потоки антигравов, и пережитое в детстве ощущение свободного полета, и особый душевный накал военного времени, и умение создавать в себе предельное волевое напряжение перед лицом смерти, и многое, многое иное, чего сразу до конца не учтешь. Все это, вместе взятое, помогло вам совершить гигантский качественный скачок, повторить который не скоро кому-нибудь удастся. И теперь вы попали в совершенно новую для вас физическую и психическую сферу. Вы должны как можно скорее свыкнуться с ней, чтобы принимать ее как абсолютно естественное состояние. Полет стал для вас нормальной физиологической функцией. Не надо в этом видеть патологию лишь потому, что вы первый из людей овладели этим качеством и что какое-то время вы будете единственным летающим человеком на Земле. Человеческое общество всегда порождало и впредь будет порождать самых разнообразных «первых и единственных». Когда-нибудь первый человек, отказавшись от скафандра, освоит морские глубины; когда-нибудь первый человек вырвется из объятий Земли в космическое пространство. Многое, бесконечно многое будет совершаться «первыми и единственными», вплоть до биологического бессмертия. И ни в одном из этих случаев не будет ни патологии, ни извращения человеческого естества. Напротив, это будут всё новые и новые шаги к вершине человеческого совершенства. Будьте на этот счет спокойны, пан Кожин, и с гордостью несите свое прекрасное бремя «первого и единственного».
Доктор умолк, утомленный своей продолжительной речью. Молчал и Кожин, переполненный новыми мыслями и чувствами. Сомнения его полностью рассеялись. Он готов был лететь хоть сейчас.
Свое душевное состояние он выразил наконец в таких словах:
— Спасибо, доктор. Спасибо за все. Вы убедили меня. Я готов на любой риск, на любые опасности, на любые опыты.
По изнуренному лицу Коринты скользнула добродушная улыбка — скользнула и исчезла в густых усах.
— Об опасности, друг мой, думать не будем. А опыт нам придется проделать очень простой — вы должны будете спрыгнуть с крыши этой избушки. Высота тут пустяковая, и я уверен, что вы полетите, но на всякий случай хочу, чтобы нога ваша была в полном порядке. Рисковать вашим здоровьем я не имею права.
— Возможно, вы и не имеете такого права, ну, а я-то имею право распоряжаться собой!
В глазах Коринты появилась тревога. Пристально глядя на сержанта, словно впервые его увидел, доктор медленно покачал головой:
— Нет, пан Кожин, вы тоже не имеете права распоряжаться собой и совершать безрассудные поступки. И не только потому, что вы солдат и подчиняетесь воинскому уставу, но и потому еще, что вы теперь первый и единственный человек, овладевший искусством свободного полета.
Кожин на это ничего не возразил, но по его поскучневшему лицу было видно, что замечание Коринты ему не понравилось. Помолчав, сержант хмуро спросил:
— Когда можно будет проделать этот опыт с прыжком?
— Не раньше чем через неделю.
— Хорошо, доктор, я потерплю.
35
Роль полновластного хозяина больницы пришлась доктору Манеру по душе. Конечно, он понимал, что за Коринтой ему не угнаться, что положение его временное, что пройдет еще несколько дней, и он снова станет скромным заместителем по административной части. Но сознание всего этого нисколько не угнетало его.
С того дня, когда в больницу вернулась Ивета, доктор Майер поставил перед собой особую цель, и теперь ему казалось, что этой желанной цели он уже достиг.
Он задумал тогда своей настойчивостью и упорством приучить Ивету к мысли, что она его невеста, и одновременно убедить ее, что ему, доктору Майеру, пост главврача больницы вполне по плечу. Честолюбие, страсть и болезненное чувство собственной неполноценности сделали этого человека непоколебимым в достижении намеченной цели.
В душе Майер продолжал считать Коринту своим главным соперником, но говорить об этом больше не решался. Он довольствовался тем, что Ивета терпит его, не уклоняется от его провожании, и строил на этом далеко идущие планы. В день возвращения Коринты он решил еще раз предложить Ивете свою руку и сердце, причем самым серьезным образом, без всяких фиктивностей.
Но совершенно неожиданные события вконец расстроили его планы.
Однажды в полдень, когда в больнице шла раздача скудных, бескалорийных обедов, доктора Майера позвали к телефону.
— Женщина какая-то звонит, главврача спрашивает, — доложила дежурная сестра.
Майер прошел в свой кабинет и взял трубку.
— Главврач слушает! — с удовольствием крикнул он слова, само звучание которых приятно щекотало его самолюбие.
— Что? Какой главврач? Мне нужен доктор Коринта! — раздался в трубке взволнованный женский голос.
— Доктора Коринты нет, он в отпуске. А кто его спрашивает?
— Это говорит его жена, Марта Коринтова. Я только что приехала с дочерью из Праги, сижу на станции.
— Что?! — срывающимся фальцетом закричал доктор Майер. — Вы жена главврача Коринты? Вы приехали из Праги?!
— Да, да, из Праги! Чему вы, собственно, удивляетесь?
— Минутку, милостивая пани, одну минутку! Да, я крайне удивлен, но по телефону неудобно объяснять, что и почему. Я немедленно приду на станцию и все вам объясню. Ждите меня, минут через десять — пятнадцать я буду у вас!
— Это странно… но… Хорошо, я подожду вас, — сказал женский голос в трубке, и тут же телефон дал отбой.
Сбросив с себя халат, доктор Майер схватил плащ, шляпу и, одеваясь на ходу, помчался на своих коротеньких ножках по больничным коридорам к выходу. Врачам и медсестрам, которые попадались ему по пути, он, не останавливаясь, коротко бросал:
— Шеф пропал! С доктором Коринтой что-то случилось!.. Главврач Коринта исчез!..
Вернусь — все расскажу! Не задерживайте меня!..
По улице он бежал трусцой, тяжело отдуваясь и то и дело хватаясь за сердце. Ему было и радостно, и вместе с тем страшновато сознавать, что соперник его исчез, пропал, быть может, даже навсегда. В голове его плясали отрывочные мысли: «Время военное, всякое может случиться. Вдруг Коринта попал в дороге под бомбежку и погиб. Или его грабители ночью подкараулили или машина в темноте сбила… или… Да не все ли равно, где и как он пропал! Важно, что пропал!.. Важно, что пропал!..»
Войдя в здание вокзала и немного отдышавшись, Майер привел себя в порядок и спокойным шагом направился в буфет — единственное приличное место в этом унылом казенном здании. В буфете он и нашел жену и дочку доктора Коринты, которых прежде никогда не видел.
Марта Коринтова оказалась красивой полной брюнеткой с большими серыми глазами и с ямочками на щеках. Возраст ее определить было трудно — может, тридцать пять, а может, и все сорок.
Доктор Майер подошел к ней и снял шляпу:
— Простите, вы пани Коринтова?
Женщина сидела у столика и уговаривала бледную капризную девочку лет восьми съесть бутерброд и выпить чай. В ответ на обращение Майера она внимательно оглядела его, словно сфотографировала, и спокойно сказала:
— Да, я Коринтова. Вы из больницы? Это с вами я говорила по телефону?
— Со мной, милостивая пани. Разрешите представиться — доктор Карел Майер, заместитель главврача здешней больницы.
Он почтительно пожал небрежно протянутую руку и, заметив на груди у женщины нацистский партийный значок, густо покраснел от смущения.
— Вы пришли мне что-то сообщить?
— Да… но… — Майер глазами дал понять, что при девочке об этом говорить не следует.
— Индра, иди погуляй. Только не выходи на улицу. Девочка охотно вылезла из-за стола и убежала. А Майер, пробормотав: «С вашего разрешения!» — присел на краешек стула и, держа шляпу на коленях, заговорил:
— Месяц назад… точнее говоря, двадцать шесть дней назад ваш муж, милостивая пани, взял неожиданно отпуск и уехал в Прагу. Я сам провожал его. Мне он объяснил свой внезапный отъезд тем, что, мол, ему необходимо срочно уладить семейные дела. Он обещал, что по прибытии в Прагу сообщит свой адрес, но… по сей день от доктора Коринты не было никаких вестей.
В глазах красивой женщины мелькнула тревога.
— Странно… Уехал в Прагу по семейным делам, а к семье даже и не наведался… Странно… А когда он обещал вернуться?
— Точных сроков он не указывал, но отпуск взял ровно на месяц.
— Так. Значит, через неделю он должен вернуться.
— Через пять дней, милостивая пани.
— Через пять дней… Ну что ж, мы с дочкой подождем его. Вы сможете нам помочь с жильем, доктор Майер?
— Разумеется, милостивая пани! Позвольте предложить вам комнату в моей квартире. Места у меня достаточно, и маменька моя будет очень рада.
— Благодарю вас, доктор. Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным гостеприимством. У меня есть к вам еще несколько вопросов, но, думаю, их можно отложить. Носильщики тут есть?
— Какие носильщики! В нашей дыре вообще ничего нет. Но не волнуйтесь, милостивая пани, до моего дома отсюда буквально рукой подать. Доберемся как-нибудь и без носильщика.
Через минуту, нагруженный двумя увесистыми чемоданами, доктор Майер уже семенил по тихим уличкам К-ова. За ним с дорожной сумкой в руках величественно шествовала пани Коринтова. Рядом, с любопытством глазея по сторонам, уныло ковыляла худенькая девочка.
Майер обливался потом, но усталости не чувствовал. С каждым шагом в нем росла и крепла уверенность, что Коринта исчез, погиб, пропал навсегда. Уверенность эта и придавала ему силы.
36
Устроив семью Коринты у себя на квартире, доктор Майер поспешно вернулся на службу.
За час, в течение которого он отсутствовал, тихая больница превратилась в гудящий улей. В палатах, кабинетах, по коридорам и лестницам — всюду велись взволнованные разговоры об исчезновении главврача. Его любили все — и подчиненные и пациенты.
Как только Майер появился, его тотчас же засыпали вопросами. Но пани Коринтова строго-настрого приказала ему держать пока язык за зубами. Помня о ее нацистском значке, Майер не посмел нарушить приказ. Он напустил на себя непроницаемую важность и на все вопросы давал одни и те же уклончивые ответы:
— Не имею права о чем-либо говорить. Но дело серьезное, очень серьезное! В ближайшие дни все выяснится.
Больше чем кого-либо другого слухи об исчезновении Коринты взволновали и встревожили сестру Ивету. Понимая, какая страшная опасность за ними кроется, девушка решила во что бы то ни стало узнать причину этих неожиданных слухов.
Уверенная, что ей-то Майер не откажется открыть правду, она решительно отправилась в кабинет главврача. Однако Майер встретил ее на сей раз холодно.
По-видимому, он весь был сейчас во власти своих честолюбивых устремлений и отодвинул любовь на второй план.
— Что вам нужно, сестра Ивета?
— Я хочу знать, пан доктор, что случилось. Почему все говорят, что доктор Коринта пропал без вести? Его кто-нибудь ищет?
Майер подумал, снова вспомнил нацистский значок пани Коринтовой, но махнул рукой и решил сказать Ивете правду. Пусть знает, что на Коринту ей рассчитывать нечего!
— Меня просили не говорить. Я дал честное слово. Но от вас, Ивета, я не хочу скрывать правду. Из Праги приехали жена и дочка доктора Коринты. Девочка так соскучилась по отцу, что даже заболела от этого. Вот почему пани Коринтова привезла ее сюда. О том, что доктор Коринта уехал в Прагу, она не знала, так как в Праге он у нее не показывался, хотя и сказал мне, что уезжает по семейным делам. Пани Коринтова очень этим обеспокоена. До конца отпуска доктора Коринты она решила подождать, а потом примет меры. Нетрудно догадаться, что это будут за меры. Ведь пани Коринтова немка и член нацистской партии. Вы удовлетворены, Ивета?
— Спасибо, пан доктор!
— Только смотрите, никому ни слова. Иначе и меня подведете, и себе доставите массу неприятностей!
— Я знаю.
Девушка вышла из кабинета не только не успокоенная, но еще больше растревоженная. Она понимала, что доктора Коринту необходимо немедленно предупредить о неожиданном прибытии семьи. Если он вернется этими днями, все может обойтись. Жене и Майеру он как-нибудь объяснит свое странное исчезновение.
Но хуже будет, если жена встретится со здешними немцами и обмолвится им о том, что у нее пропал муж. Ведь Крафт видел Коринту во дворе сторожки!..
Идти в лес самой никак нельзя — «надзиратель» Майер глаз с нее не спускает.