И что получается?
Да сущая ерунда: раз уж ей нужно устроить в Озёрске очередной труп, то пусть вместе с ним появится и убийца. И разумеется – мёртвый. Чтобы не наболтал лишнего.
– Что «не»? – насторожился осведомитель.
– Не возражаю, – молниеносно нашлась Эльвира. – Встретимся вечером. Записывайте адрес…
* * *
«Много не бухай!»
Ха! Шасу, конечно, легко говорить: «Много не бухай!», но он, наверное, издевается? Как можно много бухать на те копейки, которые он платит? Как?! Где, спрашивается, взять то «много», о котором шла речь? Жадный капиталист проклятый, давно тебе революций не делали, гадина…
«Шасы на революции неплохо нагрели руки, – ехидно напомнил внутренний голос. – Так что он за новую революцию лишь спасибо скажет… Живоглот!»
Газон чувствовал себя обиженным. В смысле, он всегда начинал особенно сильно обижаться на Кумара в те частые мгновения, когда менял деньги на виски и с печалью подмечал, как тают зарплата и «премиальные».
«Сам жирует, гад, да ещё на золото моё глаз положил…»
Добыча клада стала для Газона не навязчивой идеей – подобные определения к несложным мозгам дикарей практически не применялись, – но мечтой, о которой он мог думать бесконечно долго.
Вот, предположим, найдена огромная груда золота – когда речь шла о подобных вещах, дикарь живо представлял себе изрядную, в свой рост, не меньше, кучу колец, серёжек, портсигаров, авторучек и зубов, украшенных камушками различной, лучше, конечно, самой дорогостоящей из возможных, стоимости и каратности. Найденная куча немедленно обналичивается у самого честного шаса Тайного Города – знаменитого скупщика краденого Урбека Кумара, – и вот уже верный мотоцикл мчит развесёлого Газона из Монако в Лас-Вегас, в левой его руке нескончаемая бутылка виски, а в правой – рубль, длинный, как список его приключений.
– Приехали, – недовольно сообщил водитель автобуса, чуточку позавидовавший уснувшему в обнимку с бутылкой «бима» работяге. – Центр.
– Торговый? – спросонья осведомился Шапка.
– Географический.
– Значит, правильно.
Газон рыгнул, заставив водителя громко выругаться, извлёк себя с сиденья, выгрузился на площадь и почесался. Початая бутылка отозвалась негромким плеском.
– Значить, надо нам музей ограбить, ради барахла какого-то…
Определившись с ближайшими перспективами, дикарь достал из кармана грязный тетрадный листок, на одной стороне которого было нарисовано, как пройти к музею от главной площади, а на обороте – как пройти по музею и что брать, – и принялся изучать первую сторону.
– Почему этот шас не написал, где я буду стоять? – пробормотал Газон, вертя листок по кругу. – Непонятно же ни черта, чтоб его Спящий на доклад вызвал, тут даже у географа голова кругом пойдёт, как глобус, а мне расхлёбывай.
Дикарь даже огляделся в надежде, что кто-нибудь из прохожих подскажет что-нибудь путное, но, убедившись, что местные бегут по своим делам, старательно огибая наряженного в кожаные доспехи и красную бандану коротышку, вздохнул и вернулся к плану.
– Кажется, надо куда-то пройти по какой-то улице, у которой тут название написано…
Ещё один глоток виски дорогу не подсказал, но сделал внутри приятно, и Газон тут же повторил опыт.
– Так… надо читать название…
На самом деле «трансфер» до музея был самой сложной частью задания. Подвозить дикаря к месту преступления шас по вполне понятным причинам не стал и заодно запретил брать такси, вынудив действовать самостоятельно, чем, если честно, поставил операцию под удар, ибо чтение карт было не самой сильной стороной Шапок.
А вот все остальные действия по ограблению были опытному Газону хорошо известны и сегодня – во время получения «инструментов» – тщательно обговорены.
Входить в музей предполагалось с использованием артефакта «Рабочее окно», создающего мини-портал на ширину преграды. При этом не тревожащий сигнализацию, да ещё и создающий локальную зону действия морока, не позволяющего окружающим увидеть происходящее.
За этот этап можно было не волноваться.
Где именно искать нужные документы, Кумар узнал от заместителя директора, навестив безутешную женщину прошлым вечером. Навестив, естественно, инкогнито, использовав морок и аккуратное гипнотическое воздействие, под которым женщина и поведала шасу о месте хранения в архиве вожделенных бумаг. Затем она крепко уснула, а у Шапки появился детальный план операции.
Третья часть – отступление, с использованием всё того же артефакта, и встреча в номере шаса.
Окажись в Озёрске дельный наёмник, хотя бы чел, Сулир отвёл бы на операцию минут двадцать и не постыдился бы лично подождать в машине на соседней улице, пребывая в полной уверенности в успехе. Но, учитывая, что помощником выступал выходец из Южного Форта, шас надеялся увидеть его под утро и молил Спящего об одном: чтобы на плечах у незадачливого грабителя не висели свистящие и палящие во все стороны полицейские.
– Так вот же этот дом! – Газону пришлось трижды пройти вдоль фасадной ограды, чтобы, наконец, сообразить посмотреть сквозь решётку и узреть искомое. – Козёл носатый, схемы чертит, как курица клювом, мля, тупица!
Дикарь прошёл в открытую калитку – сквер музея был доступен для горожан до полуночи, – двинул было к главному входу, но неожиданно услышал голоса на боковой аллее.
«Челы!»
Шас посланника об этом не предупреждал, поскольку сам не знал, что сквер доступен горожанам, и Шапка оказался в дурацкой ситуации.
«А вдруг они меня увидят?»
Компания галдела изрядно, в другое время Газон попробовал бы к ней присоединиться, однако сейчас не мог рисковать премиальными.
«Дуболомы!»
Он сделал ещё глоток виски и понял, что артефакт позволит ему войти в музей с любой стороны, даже с задней. Гордый проявленной сообразительностью Шапка зашёл за угол дома, огляделся, убедился, что густые кусты, высаженные вдоль глухой стены, надёжно скрывают его от посторонних глаз, активизировал «Рабочее окно» и нырнул внутрь.
И тут же заорал:
– Мама!!
Поскольку из темноты на него прыгнул кто-то рогатый и огромный!
* * *
На скамейке, почти сразу за музейной оградой, тусовались подростки. Если бы дело происходило лет эдак тридцать-сорок назад, то юные гулёны наверняка прихлёбывали бы из горла? портвейн да бряцали на гитаре «Пора-пора-порадуемся на своём веку» или же осваивали творческое наследие кабацких певунов с Брайтон-Бич. Однако нынешние весельчаки на гитарах играть не умели, песен не знали тоже, а потому слушали что-то с планшета и курили, время от времени общаясь друг с другом на общенародном матерном.
И без особого восторга уставились на неожиданно явившийся «прогулочный дозор».
– Так! Это кто тут у нас? – пригляделся физрук.
– Здрасьте! Здрасьте. Здрасьте…
Подростки оказались знакомыми, все, кроме одного – наглого, лет шестнадцати, парня в кожаной куртке.
– Что, как обезьяны сидите, на жёрдочке? – Учительница труда, бесцветная, замученная жизнью тётка, тоже внесла свою лепту в происходящее.
– На жёрдочках попугаи сидят, – заметил какой-то умник.
– Я так и сказала.
– Вы сказали – обезьяны.
– Елизавета Карловна пошутила, – вернул себе слово физрук.
– Разве?
– Она использовала образный оборот…
– Ох…
– Вы знаете, сколько сейчас времени?
Серьёзный вопрос заставил подростков скривиться даже больше, чем при появлении «дозора». Все они знали правила и понимали, что последует дальше.
– Время ещё нормальное, – вздохнул кто-то.
– Пока нормальное, – уточнил физрук. – Но через полчаса станет запретным.
– Тридцать минут – это много.
– Вполне достаточно, чтобы добраться до дома.
Намёк был более чем прозрачен, и у мальчишек оставалось лишь два пути: продолжить спор, постепенно повышая уровень напряжённости, или подчиниться. Большинство знало, что спор ни к чему не приведёт, но может закончиться вызовом полиции, однако у незнакомого физруку обладателя кожаной куртки было своё мнение насчёт происходящего.
– Мне родители разрешают когда угодно домой являться!
– И что?
– Я могу здесь остаться, – заявил подросток.
– Оставайся, – пожал плечами физрук. – Сначала мы посидим с тобой, потом полицейские…
– А полицейские тут при чём?
– При том, что мы тебя не знаем, родителей твоих не знаем, обнаружили неизвестного несовершеннолетнего одного в сквере ночью с непонятными целями…
– Но…
– Не спорь. – Кто-то из дружков потащил скандалиста за рукав. – Мы домой, Елизавета Карловна, всё в порядке.
– Проверять надо?
– Нет.
Подростки ушли, и Лера, до сих пор державшаяся за спинами коллег, с уважением качнула головой:
– Лихо вы их.
– Опыт, – хмыкнул физрук.
– Раньше было трудно, – честно призналась трудовичка, усаживаясь на лавочку. – В девяностых у нас настоящие наркодилеры образовались…
– Таги-задэ из Гянджи, – скривился физрук. – Помню ублюдка.
– Он по ночам в скверах такие оргии устраивал, и всем было плевать.
– Милицейские у него на жалованье сидели, делали всё, что он указывал. Как-то раз даже отца одной девчонки избили за то, что он на них в область нажаловался.
– А область?
– А что область? – хмыкнул физрук. – Область далеко, и в ней такие же милицейские сидели. И таким же наркодилерам прислуживали. Только рангом повыше.
– И как же справились?
– Убили нашего дилера, – негромко ответила трудовичка. – Сразу после того убили, как с такой оргии Анисима Чикильдеева обколотого привезли.
– И начальника милицейского тогда же убили, – добавил физрук. – Их с этим задэ в одной сауне и сожгли нафиг. Девочки вовремя по грибы вышли, а эти упыри сгорели.
– Ого! – издала восклицание ошарашенная Лера. Она и не думала, что в провинциальном Озёрске могут твориться подобные дела.
– А Андрей Чикильдеев после этого стал главой попечительского совета школы и договорился о «прогулочном дозоре».
– А потом милицию в полицию переименовали…
– Сначала получилось, что переименовали, а потом действительно заработало.
– А вместо этого… из Гянджи который… больше никто не приехал? – поинтересовалась Лера, которая прекрасно понимала, что просто так уголовники от людей не отстанут.
– Приехал, конечно. – Физрук хмыкнул. – Сначала наглый приехал, отомстить хотел и всё под себя подмять… но в яхт-клубе утонул.
– Напился? – с пониманием уточнила девушка.
– Он не пил… – Физрук помолчал. – Просто с тремя пулями в башке трудно плавать.
– Понятно… А потом?
– Потом договорились как-то.
– Наркотики в городе, конечно, есть, – добавила трудовичка. – Привозят, не без этого, но за дилерами теперь гоняются. Ловят.
– Чикильдеев, значит… – протянула Лера.
– У нас об этом не говорят, – предупредил физрук.
– Я понимаю. – Девушка улыбнулась. – Куда теперь?
– А мы уже пришли, – рассмеялась трудовичка. – «Дозор» до одиннадцати работает, так что сюда сейчас другие группы подтянутся…
– И мы немного посидим. – Физрук подмигнул Лере и поставил на лавочку рюкзак. – Хотите пока пирожок съесть?
– Ой, а я не взяла ничего, – растерялась девушка.
– А вы и не должны, – махнула рукой трудовичка. – Вы сегодня именинница – в первый раз ведь.
– Тихо! – Физрук поднял руку, помолчал, после чего осведомился: – Вы ничего не слышите?
– Нет, – дуэтом ответили Лера и трудовичка.
– Вроде кричит кто-то.
* * *
– Ма?ма-а-а?а!!!! – истошно завопил Газон, налетев на чучело лося. – Мама!!
Пройдя через стену, дикарь буквально воткнулся в здоровенную тварь, машинально вскинул руку, пытаясь защититься от нападения, нащупал выдающиеся рога, перепугался окончательно и, не разбирая дороги, помчался по залам.
– Помогите! Спасите!
«Идиот! – Бруджа ждал посланника Кумара, но не мог и предположить, что шас отправит в музей тупого Шапку. – Ты совсем спятил, Сулир? О чём ты думал?»
Но делать нечего – Шапка, значит, Шапка, всё равно никто другой сюда не явится.
– Кто-нибудь, спасите меня! Уберите чудовище!
И пребывающий в форме тумана вампир, как следует выругавшись, вернул себе тело, поскольку только в этом положении можно было использовать магию Крови.
– Ну, Сулир, не ожидал…
– Кто здесь?!
«Никого тут нет!»
Пётр мягко сковал мозг дикаря гипнозом – учитывая его примитивность, сделать это было нетрудно, – заставил успокоиться, прийти в себя и повёл к подвалу. Потому что в нынешнем своём состоянии Газон мог добраться до архива в лучшем случае к полуночи.
* * *
Как выяснилось, город патрулировали три группы: та, в которую входила Лера, ещё одна, из соседней школы, тоже состоящая из трёх учителей, и «административная», в которую сегодня входили «наш» бухгалтер и «их» завуч. Впрочем, во время «дозора» разница «наш – их» сглаживалась – всё-таки не на межшкольном соревновании, а заняты общим и важным делом, – и очень скоро Лера перезнакомилась со всеми пришедшими учителями «их» школы.
Да и обстановка, если честно, оказалась необычайно душевной.
Разогнав по домам припозднившихся подростков, вторая группа «зачищала» северную половину города, а «административная» – самый центр. Учителя по традиции собрались в музейном сквере и достали снедь. На лавочке появились пирожки – с мясом и с капустой, – какие-то бутербродики, свежие огурчики, помидоры, два термоса с чаем и две бутылки вина. Для мужчин – водка.
Поговорили о том и о сём, помянули Губина – «Хороший мужик был», – обсудили два страшных последних месяца, когда смерть, кажется, вцепилась в Озёрск страшными своими когтями и отпускать не собирается. Припомнили растерзанных волками туристов, утопленников, которых набралось целых трое, старуху Брауншвейг, ножом недавно убитую, бомжа Корягу…
– Которого, если помните, тоже тут нашли, – брякнул физрук.
– Что значит «тоже»? – спросил бухгалтер.
– Ну, как Губина, – напомнил физрук. – Юрий Дмитриевич ведь на рабочем месте, можно сказать…
– А надо ли говорить? – нервно спросила трудовичка.
И выпила.
Почему-то – водки.
– Нет, наверное, говорить не стоило, – согласилась с Елизаветой Карловной завуч «той» школы.
И все вдруг замолчали, сообразив, что шутят, выпивают и закусывают в том самом месте, где в течение нескольких дней образовались два трупа.
– Может, по домам? – неуверенно предложила англичанка «той» школы.
– Пожалуй, – согласилась Лера, которой предстояло возвращаться в дом, рядом с которым также недавно нашли убитую старуху.
– Мы проводим, – взвились мужчины…
И разом замолчали.
Потому что вылетело со страшным грохотом одно из окон музея, и ночную тишину разорвала громкая ругань покинувшего храм искусств посетителя.
Или налётчика.
Или вора…
* * *
«Спящий! Надеюсь, ты понимаешь, как сильно они тебя дискредитируют? Надеюсь, хотя бы в одном из своих снов ты поймёшь тот кошмар, который создал, и…»
Хотите – верьте, хотите – нет, но Пётр Бруджа, живущий на свете, точнее, в ночи, вот уже вторую сотню лет, впервые обращался к Создателю всего сущего – именно им считали Спящего представители древних рас. Не звал он Спящего в далёком прошлом, когда их логово подверглось нападению конкурентов: пришлым Луминарам понравился облюбованный Свеном Бруджей Копенгаген, и они устроили жестокую бойню, в которой Пётр, бывший тогда совсем подростком, уцелел чудом. Не обращался он к Спящему и пятьюдесятью годами позже, когда случайно оказался в Мадриде во время очередного «похода очищения» Тёмного Двора. Тогда беспощадные гарки практически полностью зачистили город от кровососов, но Петру вновь повезло. И, даже потеряв отца, Бруджа не просил Спящего о милости – стиснул зубы и искал, не полагаясь на ненужные молитвы, но…
Но Шапка вампира достал.
Завладеть его мозгом – если эту субстанцию можно так назвать – оказалось легко, но управлять ею – адски трудно. Татуированный кретин ухитрялся не слушать команд, даже находясь под полным ментальным контролем! Пётр шептал: «Направо», дикарь тащился налево. Или вообще останавливался. Или принимался храпеть, потому что организм, не получая распоряжений от примитивного мозга, решал, что все вокруг уснули, и тоже засыпал.