— Кто это? — спросила чужачка, кивая на хранителя и сверкая блестящими глазами. В разговор неожиданно влез Олег:
— Это…
— Молчите, — она вдруг резко протянула руку в сторону стоящих позади Олега и Одноухого, словно что-то бросила. — Ни слова! Ну, — вернулась к Сашке. — Кто это? Говори!
— Хранитель, — сообщил изумленный Сашка, косясь на Олега. Тот почему-то молчал и, похоже, даже не разозлился. А ведь он не из тех, кто позволяет на себя покрикивать, да еще так пренебрежительно.
— Чем вы платите своему хранителю за его услуги? — непонятно о чем спросила чужачка. Мало того, что говорила непривычно — некоторые звуки словно пропадали, так еще и неизвестно чего хотела.
— Чего?…
— Какие подношения он принимает? Он берет кровь?
— Чего? — Сашкины глаза полезли прямо на лоб. Вот так вопрос, зачем, интересно, хранителю кровь.
Теперь вступил Одноухий.
— Он не бер…
— Молчите, — снова резкий шипящий выпад в сторону Олега с Одноухим. — Парень, ты слышал вопрос? Он берет кровь?
Сашка покосился на остальную кучу любопытных жителей. Надо же было вылезти на рожон! Пусть бы она бабку Кирилловну поймала, та бы уж рта точно не закрыла, даже без просьбы все выложила. И нужное, и ненужное. А он-то не из болтливых, если честно. Хотя чего теперь…
— Нет, конечно, — наконец собрался и сообщил Сашка, — на что она ему сдалась?
— У вас есть боги, которые берут кровь? — без промедления продолжала пытать чужачка. Одноухий за спиной хмыкнул, но ничего не сказал — вытянутая рука девчонки словно рот ему закрыла, хотя тот стоял в паре метров за ее спиной. Из толпы донесся нервный хохоток. Потом еще один, приглушенный, сдавленный. А вот это уже хихикали его друзья-приятели.
— Отвечай, — довольно грубо потребовала чужачка.
Сашка покраснел. Вот свезло, так свезло! Один вопрос краше другого! И не ответить нельзя и отвечать неудобно. Но ведь не зря же он, во-первых — сын старосты, во-вторых — на своей земле. Пусть она чувствует себя здесь неловко!
Хотя открывая рот, все же покраснел аж до самых волос, да и голос против воли сам собой мямлил и бубнил невнятно.
— Ну, это… когда ребенок рождается, тряпки сжигают, отдают в дар Ладушке. Ну и…
Чужачка смотрела очень серьезно и как будто вовсе не дышала. Сашка вдруг понял, что спросила она не из праздного любопытства, что ответ для нее не просто важен, сейчас он важнее всего остального: еды, отдыха и встречи со старостой.
— И еще когда девочка девушкой становиться, тоже первую кровь отдают, — на удивление твердо закончил. Подумал и добавил. — Это все.
— Все? — чужачка почти пошатнулась, оперлась рукой о тотем. Широко, на пол-лица улыбнулась, поднимая к хранителю голову. А Сашка до самых ушей наполнился осознанием собственной силы. Глупые смешки по темным углам с друзьями — одно, но вот этот разговор по-настоящему взрослый и серьезный. И он справился. Отвечал уверенно и достойно, а значит и староста будет им доволен.
— Как его зовут? — спросил девчонка, смотря снизу вверх на высеченное в дереве грубое лицо. Спросила совсем другим голосом, в котором Сашка с удивлением расслышал усталость и уважение.
— Гром.
— Гром… Как с ним говорят? Как к нему обращаются? — чужачка висела на тотеме, как на родственнике и разве что не целовала.
— Да как… — Сашка пожал плечами. — Как со всеми… Как мы с тобой. Обращаются тоже по-разному.
— А ты как ему говоришь? — не отставала девчонка.
Сашка поднял голову вверх. Суровые глаза, прикрытые густыми бровями, смотрели далеко на запад. Смотрели прямо в лицо опасности и ничуть не боялись.
— Отец… — сказал Сашка.
— Отец, — подхватила девчонка и наконец, отошла на шаг назад. До чего странная. И о чем думает, непонятно. И чего ждет, не угадать. Вот поднимает руку и прижимает к груди. Глубоко вздыхает.
— Отец… Как же я долго к тебе шла! И как же я рада, что ты есть…
Позади нестройно хмыкнули. Большинство присутствующих предпочитало говорить с хранителем без свидетелей, чтобы в душу никто не лез, потому и смущались при виде такой простоты и откровенности, почти на грани приличного.
Тут и староста подоспел. Не один, ясное дело, а в окружении трех младших кузнецов, которые выделялись среди толпы, как молодые бычки среди кучи овечек.
Чужачка тут перенесла свою светлую улыбку с тотема прямиком на пришедших, запросто определив среди них главного.
— Здравствуйте…
— И тебе здоровья, — вежливо ответил Покляк, наклонив голову. — С чем и откуда пришла к нам? С какими вестями?
Взгляда незнакомка не отвела, но глаза удивительным образом покраснели и даже немного потухли.
— Боюсь, я с плохими вестями, — негромко ответила девушка.
И Сашка, как и многие другие вокруг просто забыл вдохнуть. Потому что понял — и правда с плохими.
С какими именно, сразу узнать не удалось. Староста с помощниками и чужачкой заперся в доме, потом к ним присоединились еще трое из самых старших жителей, которые обычно принимали участие в решении самых сложных вопросов. Значит, вести были серьезные…
Разошлись они поздним вечером, а чужачка осталась ночевать в доме старосты. Сашка ужинал с ней за одним столом, но все попытки узнать, какая же причина привела ее в их деревню староста пресекал быстро и уверенно.
— Негоже за столом о делах, аппетит испортишь, — негромко говорил, но девчонка, которую, кстати, звали смешно, по-рыбьи — Килька, послушно улыбалась и с довольным видом замолкала.
Утром она с Олегом ушли в лес. К тому времени деревню доверху наполнили слухи и домыслы. Оказалось, Петр остался вместо Кильки с ее попутчиками в качестве заложника. Ко всему прочему, у пришельцев имеется куча оружия и они даже грозили в случае, если с чужачкой что-либо случится, не ограничиться жизнью одного Петра, а прийти за жизнями остальных. Что страшного в пустых словах Сашка не знал, ну мало ли кто что болтает, но Одноухий говорил об этом настолько серьезно, что против воли становилось жутко и даже кожа мурашками шла.
Появились слухи и о разговоре, который Килька вела со старостой. По утверждениям тех, кого на самом деле и близко к дому старосты не было, чужаки пришли откуда-то с юга и по дороге встретились с какой-то жуткой напастью, которая теперь грозит их деревне. Сашка не очень верил этим слухам, но в любом случае пришельцы вызывали небывалый интерес.
Они прибыли далеко после обеда, как раз когда люди возвращаются домой с полей, так что встречали незнакомцев практически всем поселением. Конечно, кто же добровольно пропустит такое зрелище? Не так уж много нового случается, чтобы отказаться посмотреть собственными глазами явление чужаков. Вместе с Килькой их оказалось пятеро. Испуганный, будто на него сейчас набросятся и разорвут на части паренек возрастом ненамного старше самого Сашки. Симпатичная девчонка, смотрящая куда-то в сторону, словно она спит и в упор никого не видит. И двое диковатого вида молодых людей, очень друг на друга похожих. Увидев их, Сашка разочаровался, после рассказа Одноухого он ожидал увидеть похожих на кузнецов здоровяков, а не таких… хилых доходяг. Однако Олег и Петр обращались к ним подчеркнуто вежливо и уважительно, так что видимо чужаки все же чего-то стоили.
Пришельцев поселили в один из домов, которые готовили к осени. Тогда начнутся свадьбы и расселения новых семей. Дома в деревне предпочитали строить на основе старых, оставленных еще со времен войны фундаментов. Оставляли кирпичные стены первого этажа, полностью заложив окна дальней стены. Со стороны улицы к стене пристраивали хлев для скотины, чтобы зимой греть одновременно и животных. Второй этаж надстраивали из дерева.
Дом чужакам отдали лучший, стоящий недалеко от старостиного. Его уже достроили и даже частично заполнили мебелью.
Сашка вызвался помогать принимать гостей, как положено (хотя как их положено принимать помнили только по рассказам). Потому их приняли, как принимали своих, вернувшихся после долгого отсутствия — принесли еды и истопили баню.
Сашка собственноручно отхлестал веником всех троих парней и двоих после этого уговорил нырнуть в реку. Те остались довольны, по крайней мере, смеялись искренне. Третий из бани вышел только когда полностью оделся. Сашка даже заподозрил, а не измываются ли над Степаном его попутчики? Сейчас, оказавшись вблизи от братьев, он успел заново их оценить и понять, насколько обманчивым оказалось первое впечатление. Те, что издалека казались хилыми тощими котами, вблизи превратились в здоровых сильных животных, относящихся к окружающему миру с большим презрением. Некоторое время он следил. Но нет… ни одного намека на агрессию в сторону Степана со стороны братьев не было. Скорее уж совсем наоборот…
Девчонки отправились в баню вдвоем.
Еще Сашка помог матери принести еду, одеяла и чистую одежду, а после со спокойной совестью отправился домой.
Итак, чужаки хоть и странные, но вроде нормальные. Оставалось выяснить, чего же им нужно?
* * *
Окно оказалось простой дырой в стене, которое можно разве что закрыть ставнями. Ни стекла, ни пленки. Солнце почти село, свеча на столе дрожала, не столько давая свет, столько просто создавая видимость освещения.
ППшер задумчиво смотрел в окно. Несколько раз мимо дома проходили небольшие кучки девчонок и парней, все в сторону запада, где обычно по вечерам собиралась молодежь. Возле тотема хранителя, о котором по возвращению первым делом сообщила Килька. А вечером Сашка еще заверил, что пришельцев с удовольствием примут у костра и вообще будут рады видеть на вечерних сборищах.
Ронька в новой одежде, которую им презентовали местные, валялся на кровати. Раньше братья и представить не могли, что наденут тканные деревенскими вещи, но штаны оказались довольно удобными, рубашки — мягкими и, в общем, не так уж все было плохо.
ППшер выудил из вещей расческу и принялся тщательно причесываться, одновременно пытаясь разглядеть в окне что-то увлекательное. Однако уже стемнело и кроме неба видно ничего не было.
— Сдаешься?
Он не обернулся, резкими движениями продолжил чесать и дергать спутанные пряди. Давно пора подстричься, неудобно, когда волосы лезут в глаза и все время отвлекают.
— Собрался уйти и все-таки мне уступить? — Ронька покачивал одной ногой, разглядывая потолок. Кровать была большой — братья выбрали комнату на семью и, судя по размерам кровати, молодожены спали на ней вместе с детьми, родителями, бабушками и дедушками.
— Чего молчишь?
ППшер сдался и повернулся. Долго и трудно искал слова.
— Ты мой брат. Я хочу, чтобы ты был счастлив.
— В чем? В том, что за неимением лучшего возьмут меня? Это просто жалость, ПП, ты и сам знаешь. Разве я нуждаюсь в жалости?
— Нет… Но иначе еще хуже.
— Нет. Ты тоже мне брат и я тоже хочу, чтобы ты был счастлив. Я не приму твоей глупой жертвы. Мы сделаем, как я сказал — пусть выберет сама. Меня совершенно не устраивает, что ты сдаешься там, где сдаваться нельзя.
— А если она выберет меня? — глухо спросил ППшер, — что мне с тобой делать? Просто не представляю…
— А я не боюсь, — Ронька вдруг мягко улыбнулся. — И потом ППшер, тебя предупреждали, но ты не понял, так что готовься. Тебя ждет большой сюрприз.
Тот не стал спорить.
— И когда ты собираешься с ней говорить?
— Сегодня. Она скоро придет.
— С чего ты взял?
— Точно тебе говорю, — Ронька кивнул на стол. — Я принял меры, посмотри под одеждой.
ППшер прошел, поднял старые вещи. Под ними на столе лежала карта.
— Спер карту? — удивлено спросил.
— Взял посмотреть. Временно, — поправил Ронька.
А потом с улицы донеслась еле слышная песня. Сильный девичий голос, полный фиолетовым закатом. Он плыл по небу и его догоняли, вплетались и сливались в один другие голоса: женские и мужские. Очень красиво.
Килька действительно пришла. На ней был только сарафан из грубой ткани длиной до колен. А вот ножа не было.
Закрыла за собой дверь, прислонилась к ней спиной, покосилась на стол, где карта лежала на самом видном месте. Потом посмотрела на братьев.
— Ну и зачем? — легко пожала плечиком. — Я бы и так пришла.
— Почему? — ППшер от окна не отворачивался, разглядывал во дворе что-то крайне важное. — Чувствуешь себя обязанной за то, что мы тебя тогда вытащили? Хочешь расплатиться?
Килька так и стояла, прижимаясь спиной к двери.
— Да, чувствую, — спокойно сказала. — И расплатиться бы хотелось, не люблю долгов. Но я пришла совсем не поэтому.
Тогда ППшер развернулся. Встретив неожиданный, горячий и почти вызывающий взгляд вдруг понял — она пришла действительно не из чувства благодарности. Но остался еще один, самый важный вопрос — нужно выяснить, из-за кого именно пришла.
— Ладно, хватит вокруг да около. Выбирай, Килька. Прямо сейчас. Пусть хоть кто-то будет счастлив, — тут он замолчал, потому что не знал, чего еще добавить. Тем страннее было видеть, насколько спокоен Ронька. Развалился себе посреди кровати, сложив руки под головой и даже, кажется, улыбается, будто и не важно, что именно она сейчас скажет.
Килька растеряно переводила взгляд с одного на другого. А потом даже занервничала, чего ППшер точно не ожидал. Тихо заговорила, словно сама с собой:
— Выбирай… скажут тоже! То есть выбирай одного, а второй вроде как ни при чем? Куда, интересно, он денется? Пойдет на улицу искать приключений? Что с ним будет? Хотя… дело совсем не в том, что меня волнует судьба второго, дело в том, что я не могу вас разделить. Вы единое целое и никак невозможно выбрать, какая его часть нужна мне больше. Дело даже не в нравиться… Я просто не представляю вас поодиночке.
ППшер судорожно следил за словами, вылавливая в них чье-то имя, а остальное пропускал мимо ушей. Ничего путного не услышал и с нажимом повторил.
— Ну? Что ты сказала?
Килька вздохнула, легко скользнула по Роньке глазами и, вернувшись к ППшеру, четко заявила.
— Я не могу выбрать одного! Оставайтесь оба.
Он быстро отвернулся к окну. Нет, предполагал, конечно, кто Килька отличается от других женщин, но не настолько же… Тот разговор у реки он просто не принял всерьез. Она хоть понимает, о чем говорит? Хотя бы примерно представляет? Но в общем-то, сейчас это не главный вопрос.
— Я схожу за вещами, — вызывающе сообщила его спине Килька.
Ронька тут же подскочил.
— Помогу тебе.
Когда оба исчезли за дверью, ППшер вдруг понял, что ему не давало покоя в поведении брата. Проще простого — тот вел себя так, будто заранее знал, чем именно закончится разговор! Совершенно точно знал! Ни секунды не сомневался, какой именно выбор сделает Килька! Но договориться они никак не могли — уйдя со стадиона, все шли целый световой день, а потом просто падали от усталости и засыпали. Пожрать-то толком не успевали. Там не до разговоров было. Но тогда как?!
Несмотря на заявления Роньки, ППшер боялся этого момента последнего выбора, потому что точно знал — впервые на их пути встретилась женщина, которая может разрушить их связку, вклиниться между и навсегда развести по разные стороны. Независимо от того, чего они там друг другу обещали. И единственное что можно сделать — уйти в сторону, пытаясь сохранить хотя бы видимость прежней близости, потому что братья никогда не должны быть соперниками.
Теперь он с изумлением увидел, что крепкому звену, состоящему из него и брата, совсем ничего не угрожает. Вместо того чтобы рушиться, что по его мнению было делом неизбежным и зависело только от времени, оно просто расширилось, дополнилось еще одним человеком.
Смотря в окно, где вдали мерцали отблески горящего костра, ППшер думал, что совершенно точно сегодня никуда не пойдет. И честно говоря, совершенно об этом не жалеет…
10
Килька, как ни странно проснулась последней. В дверь уже вовсю колотили. Но так спокойно спиться, когда есть чей-то теплый бок, в который можно уткнуться носом. Будто в мягком гнезде, укрытом густой листвой так плотно, что и летящая в небе птица не разглядит, и бегущий по земле хищник не достанет.