— Ну я бы использовал более сильное слово, — заметил Сашка.
— Так вот, Москва — это первая ласточка. На очереди Нью-Йорк, затем Токио, Париж, Рим… Всего будет двенадцать ресторанов «Нейшнл джиогрэфик». Идея проста. Огромные голографии, живые животные и птицы в специальных помещениях со стеклянными стенами или за мелкой сеткой, а некоторые прямо на ветках деревьев. Настоящие растения и минимум искусственного. Но главное: площадь и планировка всех ресторанов совпадает до квадратного метра. Раз в месяц все рестораны по очереди закрываются, интерьер пакуется и самолетом отправляется в следующую столицу. Каждый месяц «Нейшнл джиогрэфик» принимает посетителей в другом мире.
— Блеск, — согласился Сашка, — а цены?
— А это сколько потянешь. — И, отвечая на непонимающий взгляд Сашки, пояснил: — Там три зала: классик, люкс и эксклюзив.
— Вижу — это твое любимое детище, блеск в глазах, подробности, в общем, чувствуется большое воодушевление…
Оба снова расхохотались.
— Ну а как ты, Сашок? — негромко спросил Иван.
— Черт его знает, меня до сих пор оторопь берет. — Он улыбнулся, вспоминая. — Представь, охраняемый ЛЗУ, караул — семь человек и вдруг, из-под только что рухнувшей сосны вылезает какой-то мужик неопределенного возраста и заявляет тебе в лоб, что пришел за тобой. — Сашка помолчал. — Меня чуть кондрашка не хватила, когда он поволок меня прямо мимо часового и стоящего рядом помначкара с собакой. Сержант Заволуйко. Редкостной сволочью считался. Но самый финиш был, когда они даже ухом не повели, только собака заскулила. Первый месяц я все порывался домой, даже пробовал сбежать, но дорогу не нашел, Сыч позаботился… Потом втянулся. Знаешь, мы с Сычом трижды еще на зону возвращались. — Он вновь на мгновение умолк, а потом продолжил: — Вот вроде сам уже кое-что умею, а все еще мурашки по коже. Я ж, с тех пор как Сыч меня забрал, на зоне всего месяц был в общей сложности, но… никаких проблем, как будто так и нужно. Да и за неделю пешком от Валдая до Перми…
— Велика сила волхва, — согласился Иван.
И снова они помолчали. Иван разглядывал Сашку. Никто не остается прежним, пройдя посвящение. Для постороннего взгляда Сашка словно бы и не изменился, но для знающих его — очень сильно. Исчезла какая-то детскость, правильность домашнего мальчика, которая улавливалась в нем, несмотря на возраст. Сейчас он чем-то напоминал кубачинский кинжал в крепких кожаных ножнах.
— Чем думаешь заниматься, Сашок?
— Меня восстановили.
— И что?
— Ты прав. — Сашка вздохнул. — Я уйду.
— И куда?
— Скоро новые отроки придут в святилище. Сыч предложил мне помогать ему в обучении.
Иван понимающе кивнул. Он не ошибся, когда просил Сыча позаботиться о Сашке.
— Я рад за тебя.
Они проговорили до утра. А утром Сашка ушел по первой росе. В эту весну ему предстояло стать воином.
С этими приятными воспоминаниями Иван уснул.
Пробуждение было резким. Волк вынырнул из сна со вздыбленным загривком. Внутри клокотала животная ярость. Конрад, опустившись на четвереньки и глухо рыча, осматривал лес поверх ограды. Светало. Напряжение медленно отпускало.
— Тяжелый сон, — облизав сухие губы, промолвил Конрад.
— В этот раз Триглав хочет заняться всеми, — заявил Иван.
— Но я не увидел смерти.
— А я не уверен.
Иван направился к воротам. Сыч уже стоял там. Войдя внутрь, он подошел к идолу и, прижавшись к сухому, звонкому дереву, коснулся пальцами глаз Перуна. Прислушался к чему-то. Нахмурился. И повернулся к воинам:
— Смутный сон, братья. Укрепите сердца. Тяжелый путь вам предстоит.
— Многое непонятно, мудрейший… Сыч молча ждал.
— Я опять видел ЕГО. Но мне показалось, что он не враг. — Иван вопросительно смотрел на Сыча. — Но я видел брата, что идет против братьев, и он был первым среди врагов.
Сыч тяжело вздохнул:
— Сядьте, воины. — Он опустился рядом с ними. — Вы знаете, что были не первыми среди тех, кто проходил посвящение по пророчеству.
Воины молчали.
— Тот, кого вы видели, был перед вами, но он не смог…
Иван припомнил, как сам остановился на грани в том особняке на окраине Москвы.
— Ты прав, он не сумел удержаться, — помрачнел Сыч. — Он стал зверем. Он убил всех своих братьев, он хочет убить и всех вас, и если, — голос Сыча дрогнул, — если Триглав смог простереть над ним свою руку…
Иван похолодел. Перунов брат под рукой Триглава!!!
— Не это страшно. — Сыч покачал головой. — Он не сможет победить. Но, погибая, он даст шанс Триглаву уничтожить Собор. И я не знаю, сможем ли мы его остановить.
Воины молчали, убитые страхом и горечью, звучавшей в голосе могущественного волхва.
— Ладно, пошли, пора собираться, — поднялся Иван.
Конрад бросил растерянный взгляд на Сыча. Но тот сидел, привалившись спиной к Перуну, и не шевелился. Над переносицей волхва пролегла горькая складка. Конрад подошел к Ивану, молча ждущему в воротах.
— Мудрейший, — негромко позвал Иван, Сыч поднял глаза. — Бог не выдаст, свинья не съест.
Это наш путь, стоит ли бояться каждой колдобины? — И он шагнул за ворота.
В тот раз они впервые вышли из Завороженного леса без помощи волхва.
3
Сегодняшняя встреча не обещала никаких неожиданностей. Все члены исполкома Федерации национальных единоборств прекрасно представляли себе, кто есть кто за этим столом. И хотя Константин Алексеевич скромно сидел в уголке, в то время как остальные важно внимали речам и рисовали чертиков в фирменных блокнотах, каждый из присутствующих ясно себе представлял, что их функции — только проштамповать уже сформулированные и согласованные решения. Когда заседание закончилось и члены исполкома уже начали покидать стильный конференц-зал, перед носом Порфирия Исаковича Рудого, заместителя председателя Федерации и руководителя секции «Собора Перуна», возник «акула»:
— Хозяин просит вас подняться к нему.
Порфирий Исакович бросил беспокойный взгляд в сторону лифта, в котором только что скрылся Константин Алексеевич, затем оглядел свое отражение в зеркальной стене, пригладил рукой волосы, перехваченные надо лбом витым кожаным шнурком, и двинулся к лифту.
Константин Алексеевич стоял у огромного, во всю стену, окна из тонированного стекла и курил. Когда Порфирий Исакович, постучав в дверь, приотворил ее и в меру подобострастным голосом спросил разрешения войти, хозяин, не оборачиваясь, указал на легкое офисное кресло из хромированных стальных трубок и кожзаменителя Порфирий Исакович скромно присел на краешек. На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, которая с каждым мгновением становилась все более тягостной. Хозяин сделал еще несколько затяжек, закашлялся и бросил окурок «Данхилл» в литую каслинскую пепельницу из черного чугуна.
— Порфирий, как ты думаешь, почему я еще не прикрыл вашу лавочку?
Порфирий Исакович дернулся и, уже понимая, что это бесполезно, попытался сыграть дурачка:
— То есть, я не понял, наши ребята имеют верхнюю строчку в игровом рейтинге по результатам двухсот схваток. Я не понимаю…
— Порфирий! — Хозяин неодобрительно покачал головой. — Неужели ты был настолько глуп, что думал, будто я не узнаю о подпольных боях?
Порфирий Исакович нервно сглотнул слюну. Черт возьми, да он последние полгода только и ждал, когда все всплывет. Но машина была запущена, и вырваться или устраниться он не мог. Слишком крутые люди влезли в этот бизнес. Хозяин разглядывал Порфирия как хладнокровный исследователь гусеницу, которую он только что раздавил между предметными стеклами.
— Я… Э… — Порфирий Исакович смолк, лихорадочно припоминая хоть какое-нибудь оправдание. Не сомневаясь, что подобный разговор состоится, он придумал несколько версий, но сейчас все они рухнули куда-то глубоко, туда, куда удрало от страха его сердечко. И ни до одной из них он не смог дотянуться.
— Что у тебя есть в оправдание?
Порфирий сидел съежившись, как мидия на сковородке, и тупо молчал. Хозяин налил стакан воды из сифона и протянул ему. Порфирий начал судорожно глотать. Но когда он отнял стакан от губ и поднял глаза, в него вновь уперся холодно-равнодушный взгляд хозяина.
— Если ты считаешь, что я вызвал тебя для того, чтобы лицезреть твою испуганную рожу, то рискуешь СМЕРТЕЛЬНО ошибиться.
От тона, которым это было сказано, Порфирия продрал мороз, но в то же время он почувствовал и некоторое облегчение. Похоже, он еще зачем-то нужен хозяину и тот собирается поговорить. А это значит, что он еще не труп. Уже более спокойно допив последний глоток, он поставил стакан на стол, рука почти совсем не дрожала. Хозяин молча ждал. Тут в мозгу Порфирия всплыла первая версия.
— Э, я считал, что стоит попробовать отработать некоторые приемы вне, так сказать, правил. Все-таки мы начинаем с абсолютного нуля, и, даже если сделать скидки на обычные для летописей преувеличения, сама концепция…
— Ты меня не понял. — Голос прозвучал спокойно и холодно. Порфирий Исакович запнулся и почувствовал, что его вновь прошиб пот. — Мне не нужны твои оправдания. Ты виноват и заслуживаешь наказания. А если ты жаждешь его облегчить, то просто поднатужь тот самодовольный чугунный чайник, что пока еще держится на твоих плечах, и найди что-нибудь, что может меня заинтересовать.
Мысли Порфирия Исаковича метались, как муха между рамами. Видимо, это ясно читалось по его лицу, потому что хозяин вновь смилостивился и пояснил:
— Я знаю о шестидесяти трех подпольных бойцовских клубах в России, Узбекистане, Азербайджане, Мексике, США, Гонконге, Албании, Нидерландах, Таиланде, Малайзии и, если не ошибаюсь, Сингапуре. Я знаю о долях Сипатого, Хромца, Паоло Стэнджоре, Ю Хи, знаю о Роботе Зулу и даже о том, что вы не смогли приручить Серую Смерть. Мне продолжать?
Порфирий Исакович ответил осипшим голосом:
— Не надо.
Хозяин воткнул в Порфирия свой взгляд, будто булавку в стрекозу. Тот отчаянным усилием воли взял себя в руки:
— У… э… есть… Счет абсолютно чистый. Там полтора миллиона английских фунтов. «Нейшнл Вестминстер бэнк».
Хозяин холодно улыбнулся:
— Возможно, это смешно.
Порфирий Исакович дрожал мелкой дрожью. Кретин, еще бы рубли предложил. Нашел кому! Хозяин опять подошел к окну:
— Возможно, мне пригодится твое ублюдочное подполье. — Он некоторое время рассматривал полуденную Москву, потом повернулся: — Запомни, теперь ты всего лишь мой голос, Порфирий. Я не хочу светиться, но знай, я НИКОГДА не прощаю обмана. И если ты станешь мне не нужен, ты умрешь. — Он сделал паузу и закончил тихо, еле слышно: — Когда ты перестанешь быть нужен.
Едва за трясущимся Порфирием Исаковичем закрылась дверь, в кабинете бесшумно возник «акула». Он подошел к креслу, которое еще хранило тепло предыдущего посетителя, и остановился, взявшись рукой за спинку.
— Гадаешь, почему я его отпустил? «Акула» пожал плечами, что должно было означать: хозяин-барин, мол, захотите — объясните.
— Я работал ночью. Этот Собор дал нам шанс вылезти очень высоко наверх. И все было бы отлично, если бы не… — Он сжал кулаки. — Еще несколько лет, и я один решал бы, кто будет следующим президентом. — Он зло усмехнулся. — Скажи кто десять лет назад, что молодого доктора наук, пределом мечтаний которого была Нобелевская премия, вдруг обуяет такая жажда власти… Знаешь, я очень боюсь того, что зарвусь, не сумею вовремя остановиться, и тогда рухнет все, что я таким трудом создавал… Еще Аристотель писал, что наиболее эффективной формой власти является тирания. Проблема лишь в том, где найти великого тирана, потому что при прочих все достоинства мгновенно превращаются в недостатки. — Он горько улыбнулся. — Однако он не упомянул еще об одной трудности. Что делать тем, кто привык жить при тирании, когда не станет тирана?
«Акула» молчал, ошарашенный столь откровенной тирадой. А хозяин вернулся к столу.
— Еще несколько лет… — Он сжал кулак и надавил костяшками на полированную поверхность. — Когда я начинал этот проект, я не думал о прибыли. Я хотел лишь попытаться поймать в сети хотя бы одного из членов Собора. Можно сказать, что нам это отчасти удалось. Но не это было главным… Этот проект не может кончиться триумфом. — Он внимательно посмотрел на «акулу». — Думаешь, спятил? — Он усмехнулся, а потом скрипнул зубами. — Знаешь, как тяжело осознавать, что ты можешь сделать ровно столько, сколько тебе позволят другие.
— Вы же говорили, что они нам не опасны, они не могут себя контролировать?
Хозяин искривил уголки рта, но вдруг посуровел:
— Я говорил с Серой Смертью. Он изгой. «Акула» осторожно произнес:
— Мы же это предполагали. Константин Алексеевич хмуро ответил:
— Но он рассказывает страшные вещи. Знаешь, как зовут их верховного волхва?
— ?
— Вещий Олег.
«Акула» несколько мгновений тупо смотрел на хозяина, но вдруг его зрачки ошеломленно расширились. Спустя полминуты он хрипло спросил:
— Может, это титул или просто ритуальное имя?
— Возможно, но Серая Смерть убежден, что он настоящий. — Хозяин уже успокоился и сел за стол. — Если это, если бы мы могли… — Он, сожалея, покачал головой. — Это только в дешевом боевике крутые парни двигают дивизии, чтобы захватить вечно живого и выпытать у него секрет бессмертия. Я же предпочитаю не связываться с людьми, которые, в худшем случае, сумели убедить таких людей, как Серая Смерть, в том, что они бессмертны. Себе дороже. — Он вздохнул. — Вот потому-то я и говорю, что этот проект не может иметь успех. Они терпят нас. Стоит им захотеть, и… — Он махнул рукой и неожиданно улыбнулся. — Впрочем, это не означает, что мы не можем использовать такое развитие ситуации. Сейчас за то, чтобы ухватить кусок пожирнее, идет схватка. Что ж, наши «партнеры» получат свои куски. Они получат все: Центр, Федерацию, свои фамилии, написанные большими буквами на всем, что имеет отношение к Собору, но если у меня будет шанс, я буду готов.
— К чему?
— О, это будет проделано изящно. Я надеюсь, что все кончится тем, что люди будут плеваться при слове «Собор», а президент стыдливо прятать глаза при вопросах журналистов, как в наше время возможно такое варварство. Но если ОНИ начнут искать виноватых, их удар должны принять на себя другие, не мы… Я знаю, что рано или поздно я с ними столкнусь. — Он поставил локти на стол и оперся лбом о сжатые кулаки.
«Акула» подождал еще несколько минут, но хозяин сидел в той же позе, поэтому он тихонько вышел в приемную. Из-под сжатых кулаков еле слышно донеслось:
— Но, черт возьми, как же я этого не хочу.
4
Иван зашел к Баргину на следующий день после возвращения из леса. Анатолий Александрович встретил его у дверей:
— Вот кого давно не видал! Заходи, сокол ясный, заходи. — Он суматошно стал отодвигать в сторону сумки, мешки, коробки, сапоги, которыми была завалена маленькая прихожая. — Это чудо, что ты меня застал. Мы всю дорогу на даче. Вот только приехал, да и то на пару часов. Но уж чайку-то мы попьем. А ежели есть желание, тебе что и покрепче налью, я-то за рулем.
Иван, улыбаясь, прошел на кухню вслед за шустро бегущим Баргиным. После того как погибли мама Таня и Петрович, они с Баргиным очень сблизились. Баргин жил одиноко, жену сбила машина лет восемь назад. Детей у них не было, покойная страдала серьезной женской болезнью, да и особого рвения в лечении не проявляла. Но жили они хорошо, дружно. Так что единственной родной душой была безродная дворняга Лушка, все лето жившая на даче. Считалось, что она стережет баргинский «скворечник». А зимой Анатолий Александрович забирал ее в квартиру, где она по молодости гадила изрядно. После смерти жены Баргин как-то погас. Работа его не держала, тем более два из трех дел, которые он с привычным блеском завершал, после передачи в суд потихоньку уходили в песок. Взяток он не брал, а на скромную зарплату следователя особо не пороскошествуешь. Так что убытки от Лушкиных когтей просто прикрывались. Столкнувшись с делом Ивана, Анатолий Александрович до глубины души возмутился наглости, с которой неизвестные «хозяева жизни» манипулировали правоохранительными структурами. Когда же все закончилось, Анатолий Александрович проникся к Ивану искренним уважением. Временами он представлял себе, что это его сын. Баргин помог Ивану подчистить юридические хвосты, поскольку в его фактической невиновности уже никто не сомневался, и после они частенько коротали вечера за несколькими стаканами чая, когда дома, а когда и вместе с Сергеем Евгеньевичем в дальнем закутке одной из уже двух десятков столовых, с каковыми бывший кандидат наук управлялся довольно лихо, оставляя Ивану время заниматься другими делами. Сейчас Баргин суматошно вытаскивал из навесных шкафчиков чай, зверобой, мяту, липовый цвет и пакет домашних белых сухарей. На окне уже шипел электрочайник «Сименс», который Иван подарил ему на Майские.