В Сумрак один за другим вошли оба Темных – они стояли спиной к взорвавшейся гранате. Старший тут же вознамерился чем-то ударить в окно, я поймал его за руку.
– Что у тебя?
Он оскалил в улыбке длинные кривые зубы. Надо же, обычный слабый Темный маг, а какую челюсть отрастил!
– В штаны наложат. Немножко.
– Валяй, – согласился я. – Только не здесь, свою сторону прикрывай!
В Сумрак вошел Тимур, следом – Алишер, волочащий за собой Мурата. Только Нодир тер глаза и все никак не мог опомниться, его ослепило сильнее всех.
– Алишер, берем Афанди! – крикнул я.
Мы подошли к старику, по-прежнему сидевшему за столом и норовившему присосаться прямо к горлышку непочатой коньячной бутылки.
– На счет «два», – сказал я. – Раз, два…
Выскочив из Сумрака, мы подхватили Афанди под руки и подняли со стула. Свободной рукой я еще успел подобрать сумку со своими пожитками и набросить ремень на плечо. В ушах гремели автоматные очереди, звякали рикошетирующие от Щита пули, за окнами колыхалось багровое пламя. Ловким движением старик успел-таки еще разок приложиться к бутылке – в тот самый миг, когда мы втащили его в Сумрак.
– Ай! – огорченно воскликнул он. Бутылка так и осталась в обычном мире, ладонь Афанди сомкнулась на пустоте. – Ай, продукт пропадает!
– Дедушка, нам не до продукта, – с немыслимым терпением произнес Алишер. – Враги напали, уходим!
– Врагам не сдадимся! – бодро воскликнул Афанди. – В бой!
Наконец-то в Сумрак вошел и Нодир. Я оглядел свое импровизированное войско: четверо слабых Светлых, двое слабых Темных, проверенный на московских улицах Алишер и Афанди в качестве балласта. Ну… все не так уж и плохо. Даже если где-то рядом скрываются те самые Высшие, что были в Шотландии, можно дать им достойный бой.
– Уходим! – велел я. – Алишер, на тебе Афанди! Валентина, Тимур – вы первые! Всем поставить Щит Мага!
Уходили мы прямо сквозь стену. На втором слое Сумрака мы бы ее вообще не заметили. На первом она существовала и вроде бы даже задерживала движение. Но с разбега здесь можно было пройти почти сквозь любой материальный предмет.
Мы и прошли. Только у Афанди застряла нога, и он долго дрыгал ею в стене, пока не прорвался, оставив внутри одну кроссовку. Так она и будет теперь висеть на первом слое Сумрака, медленно, в течение нескольких месяцев истлевая. Некоторые особо чувствительные люди даже будут ее замечать краем глаза… конечно, если после штурма здание уцелеет.
С той стороны, где мы вышли, оцепление было пожиже. Пятеро автоматчиков таращились в глухую стену, явно недоумевая, зачем их тут поставили. Но двое все-таки оказались зачарованными и увидели нас. Уж не знаю, как мы выглядели – обычными людьми, выскочившими из стены, или призрачными тенями. В любом случае радушия на лицах автоматчиков не появилось, только страх и готовность стрелять. Валентина действовала грамотно – ее заклинание не имело никакого видимого эффекта, но безотказный «Калашников» в руках солдата стрелять отказался. А вот Тимур метнул сквозь Сумрак файерболом и сжег ствол автомата.
Зря!
Да, эти двое не могли больше стрелять. Но их товарищи, не способные обнаружить нас самих, увидели ударивший из пустоты огненный шар – и принялись стрелять. То ли с перепугу, то ли их этому научили.
Вначале мне показалось, что он не поставил Щит. Очередь буквально прошила его насквозь – я видел, как спину Тимура одна за другой дырявят пули. Он завалился на спину, и только тут я увидел, что Щит у него все-таки был. Слабенький, только впереди, но был.
Зачарованные пули прошли сквозь магическую броню. Та же работа, что и в Эдинбурге!
– Тим! – закричал Нодир, склоняясь над другом. – Тим!
Это его спасло – беспорядочно палившие автоматчики выпустили несколько очередей над его головой.
А в следующий миг, я не успел ничего сделать, Мурат ударил в ответ.
У них был не слишком большой выбор заклинаний. Провинциальные маги, отвыкшие от стычек и не слишком-то сильные от природы, они не были готовы к такому поединку – с людьми, умеющими убивать Иных.
Мурат применил какой-то незнакомый мне вариант Белого Меча. Теоретически это заклинание должно убивать только Темных Иных и людей, полностью склонившихся ко злу. Практически – нужно быть монахом, проводящим свои дни в молитвах и смирении, чтобы беспощадный удар не нанес тебе вреда. Любая агрессия, любой страх делают человека уязвимым для лезвия из чистого Света.
У этих узбекских парнишек в военной форме страха и агрессии было хоть отбавляй…
Четверых солдат белый клинок перерезал, будто острая коса пшеничные колосья. Напополам. С фонтанами крови и прочими неприглядностями. Пятый солдат бросил автомат и с безумным криком кинулся бежать. Даже из Сумрака его движения выглядели быстрыми – как же он припустил!
Я обогнул застывшего на месте Мурата. Белый клинок уже истаивал в его руке. Взгляд у него сделался очень спокойным и будто бы сонным. Я заглянул магу в глаза и нашел в них ответ на свой вопрос.
Все. Он уже уходил.
Присев рядом с Нодиром, я потряс его за плечо:
– Пошли.
Он повернулся ко мне. Очень удивленно сказал:
– Тимура убили. Застрелили!
– Я вижу. Идем.
Нодир замотал головой:
– Нет! Мы не можем его тут оставить…
– Можем и оставим! Тело врагам не достанется, растает в Сумраке. Мы все туда уйдем рано или поздно. Вставай.
Он снова покачал головой.
– Вставай. Ты нужен Свету.
Нодир застонал, но поднялся. И тут же его глаза остановились на Мурате. Нодир замотал головой, будто стараясь вытрясти избыток впечатлений. Кинулся к Мурату, попытался схватить его за руку.
Его пальцы поймали лишь воздух. Мурат истаивал, растворялся в Сумраке. Куда быстрее, чем будет исчезать мертвое тело Тимура. Светлому магу нужно обладать большим жизненным опытом, чтобы убедить себя в правомочности убийства четверых людей. Я, наверное, смог бы удержаться. Мурат – нет.
– Уходим! – Я залепил Нодиру пощечину. – Уходим!
Он все-таки сумел собраться. Потащился вслед за мной – от офиса, который еще штурмовали, от двух товарищей – мертвого и умирающего. Впереди шла Валентина, рядом с ней Темные. Алишер тащил протрезвевшего и присмиревшего Афанди. Мы с Нодиром замыкали шествие.
Вслед нам опять принялись стрелять – крики уцелевшего солдата привлекли внимание. Я опять поставил Огненную Стену и, не удержавшись, всадил в старый «пежо» у ограды маленький файербол. Машина весело вспыхнула, привнеся в азиатский пейзаж чуточку французского шарма.
В возникшей неразберихе отступать было проще. К тому же в Сумраке заборчик вокруг палисадника зиял дырами, соседний дом вообще не существовал. По безлюдной улице мы добежали до перекрестка и свернули на такую же узкую дорогу, ведущую от базара. Тут, похоже, каждая дорога рано или поздно выходит к базару… Нодир то всхлипывал, то ругался. Афанди все время озирался, с удивлением глядя на кипящий у пустого здания бой. Похоже, в неразберихе нападающие уже принялись палить друг в друга.
Темные держались лучше. Валентина Ильинична шла по центру, а Темные вполне грамотно осуществляли боковое охранение. Я даже решил, что мы оторвались от преследования. И это было ошибкой, непростительной для Высшего мага. Ну или почти непростительной.
Я все-таки никогда до конца не верил в существование дэвов.
Европейская традиция – это големы. Существа, созданные из глины, дерева, да хоть бы даже и из металла. Деревянных в России ласково зовут буратинками, хотя последний реально работавший буратинка истлел еще в восемнадцатом веке. Как их звали современники – не знаю. На занятиях нас учили создавать буратинок, и это было смешно и поучительно – ожившая деревянная кукла могла ходить, выполнять простейшую работу, даже разговаривать… и рассыпаться в прах через несколько минут. Чтобы деревянный голем просуществовал хотя бы несколько дней, маг должен быть очень сильным и очень умелым, а туповатые буратинки не слишком-то нужны опытным магам. Еще труднее оживить железяку, создание из металла – я помню, как однажды Света соорудила для Надюшки двигающуюся куколку из канцелярских скрепок, но она сделала ровно три шага, после чего замерла навсегда. Глина на удивление пластична и податлива для анимации, долго держит магию, но даже из нее големов нынче лепят редко.
А вот на Востоке были дэвы. Точнее – считалось, что они были. По сути, те же самые големы, вот только не имеющие никакой материальной основы: ожившие сгустки Сумрака, закрученные вихри Силы. Согласно легендам, создание такого дэва (арабы чаще называли их джиннами) считалось своего рода экзаменом мага на Высший уровень. Во-первых, надо было создать голема, во-вторых, подчинить себе. Некоторые срезались на первом этапе, но гораздо печальнее была судьба тех, кто напортачил на втором.
Я полагал дэвов легендами. Ну, в крайнем случае – редчайшим, удавшимся раз или два экспериментом кого-то из величайших магов древности. И уж тем более не предполагал, что дэвы существуют и поныне. Местные дозорные, похоже, в дэвов верили.
Но им не хватило Силы, чтобы увидеть приближение дэва.
Молодой Темный – я так и не узнал его имени – закричал, замолотил руками, будто отбиваясь от чего-то невидимого. Его подняло с земли, пронесло по воздуху и остановило, орущего и дергающегося, на высоте двухэтажного дома. Я с содроганием увидел, что бока Темного сминаются, как от давления исполинской ладони, а одежда обугливается. Крик превратился в хрип.
А потом по телу Темного дугой проступила кровавая полоса. Миг – и перерезанное, а скорее перекушенное тело упало на землю.
– Щиты! – крикнул Алишер.
Я не стал усиливать свою защиту. Во-первых – не знал, поможет ли она против дэва. Во-вторых – единственным, кто сможет ему противостоять, был я.
Миг – я погрузился на второй слой Сумрака.
И тут же увидел дэва.
Гибкое, сотканное из струек огня и дыма тело действительно напоминало сказочного джинна. Преобладал серый цвет, даже лепестки пламени были черно-серыми с едва уловимым багровым оттенком. Ног у дэва не было, торс сужался, превращаясь в змеиное тело, извивающееся при движении. Земля под ним дышала паром, будто влажное белье под утюгом. Голова, руки и даже нелепо торчащие из змеиной половины гениталии выглядели вполне человеческими. Только огромными – дэв достигал в росте пяти – пяти с половиной метров – и состоящими из дыма и пламени. Глаза горели алым огнем – единственная яркая деталь и на теле дэва, и на всем втором слое Сумрака.
Чудовище тоже увидело меня – в тот самый миг, когда потянуло ручищу к Валентине. Дэв радостно взвыл и с неожиданным проворством заскользил ко мне. Что за мода пошла на пресмыкающихся? В Шотландии двухголовая змея, в Узбекистане полузмея-получеловек…
Для пробы я швырнул в дэва файербол – никакого эффекта совершенно, сгусток пламени растворился в теле монстра, потом Тройное Лезвие – дэв вздрогнул, но движения не замедлил.
Ну хорошо…
Я позволил Силе течь по руке и создал белый клинок. Наверное, сказался последний поступок Мурата. Но, похоже, я зря взял пример с узбекского мага – белое лезвие легко прошло сквозь тело дэва, но не причинило ему никакого вреда. Обдумывать причины неудачи не было времени. Дэв размахнулся, ударил рукой – я успел отпрыгнуть. Но вот коварный выпад змеиного хвоста был слишком неожиданным. Я кубарем покатился по земле. Дэв торжествующе гоготал, надвигаясь на меня, а я все никак не мог подняться. Почему-то я даже не испугался, а только почувствовал отвращение при виде поднимающегося в эрекции пениса монстра. Одной рукой дэв сжал пенис и принялся им помахивать, то ли мастурбируя, то ли собираясь огреть меня им, будто огненной дубиной. Это что же, умереть от елды безмозглого чудовища??? Я больше не пытался создать белый клинок. Собрал в ладони Силу – и ударил по дэву знаком Танатос.
Дэв вздрогнул. Свободной рукой почесал грудь, куда пришелся удар. Тонкие струйки дыма вились за его ладонью будто волосы. Потом дэв принялся хохотать, по-прежнему сжимая член, уже увеличившийся до размеров бейсбольной биты. От дэва шел жар – не живое тепло, а горячий воздух, как от разгоревшегося костра.
Не такой уж он и безмозглый. Куда глупее я, ударивший знаком смерти существо, которое и так не является живым.
– Ай, шайтан, шелудивый пес, порочный отпрыск больного глиста! – раздался за спиной дэва знакомый голос. Старик Афанди ухитрился-таки войти на второй слой Сумрака! И мало того что вошел – крепко ухватил дэва за хвост и попытался оттащить от меня!
Чудовище медленно повернулось, словно недоумевая, кто посмел обращаться с ним так бесцеремонно. Прекратило чесаться – и занесло над стариком сжатую в кулак ручищу. Он же его по уши в землю вгонит!
А я судорожно просеивал хлам, скопившийся в моей голове. Все, что касалось големов, от первых занятий и до когда-то услышанных от Семена баек. Дэв – это тот же голем. Големы уничтожимы! Голем… големы… големы каббалистические, големы мотивированные и свободные, големы для развлечений и забав, големы деревянные… о невозможности создания пластикового голема… заклинания против големов… Ольга однажды рассказывала… никому больше не нужное умение… а заклинание-то в принципе несложное, только Силы много берет…
– Прах! – выкрикнул я, выбрасывая руку в направлении дэва.
Теперь все зависело от того, правильно ли я сложил знак. Как обычный кукиш, широко использующийся в магических пассах, только мизинец выставлен вперед, параллельно большому пальцу. Не зря, ох не зря нас целый месяц учат растягивать пальцы. Любой пианист позавидует…
Монстр застыл. Потом медленно развернулся в мою сторону. Красный огонь в его глазах погас. Дэв тонко заскулил, будто щенок, которому прижали лапу. Разжал ладонь. Пенис отвалился и рассыпался горой искр, будто вылетевшая из костра головешка. Затем стали осыпаться пальцы на руках. Дэв уже не скулил – всхлипывал, протягивая ко мне беспалые руки и мотая ослепшей головой.
Вот так их и укрощали великие маги Востока…
Я держал и держал знак Праха, позволяя силе течь сквозь меня. Долго – минуты три по времени второго слоя, пока дэв окончательно не обратился в горстку пепла.
– Холодно, а? – сказал Афанди, приплясывая. Подошел к останкам дэва, вытянул руки, потер их, согревая. Потом плюнул на пепел, пробормотал: – У, сын греха и отец мерзости…
– Спасибо, Афанди, – сказал я, поднимаясь с заиндевелой земли. На втором слое и впрямь было ужасно холодно. Хорошо хоть, каким-то чудом я ухитрился даже не потерять сумку с вещами, она так и болталась у меня на плече. Хотя… не было ли это чудо наложенным Светланой заклинанием сродства? – Спасибо, дедушка. Пойдемте отсюда, вам трудно тут долго находиться.
– Ай, спасибо, могучий воин. – Афанди просиял. – Ты сказал мне спасибо? Я буду гордиться этим всю свою бесцельную жизнь! Победитель дэва похвалил меня!
Я молча взял его под локоть и потащил на первый слой. В уничтожение дэва я всадил столько Силы, что и мне самому было трудно находиться в Сумраке.
Глава четвертая
В чайхане было сумрачно и грязно. Под потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием жирные мухи. Мы сидели на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких матрасиках вокруг низенького, сантиметров пятнадцать от пола, стола. Самого обычного стола, только с укороченными ножками. На столе была скатерть – яркая, но тоже грязная.
В России такое кафе мгновенно бы закрыли. В Европе посадили бы владельца в тюрьму. В США собственнику влепили бы немыслимого размера штраф. А где-нибудь в Японии хозяин подобного заведения от стыда сам сделал бы себе сеппуку.
Но таких вкусных запахов, как в этой маленькой, совершенно не туристической чайхане, я нигде не слышал!
Оторвавшись от преследования, мы разделились. Темный ушел искать своих и докладывать о происшедшем. Валентина Ильинична и Нодир отправились собирать Светлых, состоящих в резерве Дозора, отзваниваться в Ташкент, просить подкрепление. А мы с Алишером и Афанди поймали такси и добрались до этой чайханы на окраине Самарканда, рядом с небольшим базаром. У меня зародилось подозрение, что базаров в Самарканде больше десятка и уж точно больше, чем музеев и кинотеатров вместе взятых.
По пути я наложил на себя заклинание личины и стал двойником Тимура. Молодые маги почему-то считают дурной приметой принимать внешность покойника. Поверья с этим связаны самые разные, от «скоро умрешь» и до «чужих привычек нахватаешься». Можно подумать, что привычки – это блохи, которые после смерти хозяина разбегаются по сторонам в поисках кого-то максимально похожего… Я никогда не был суеверным, так что принял внешность Тимура без колебаний. Все равно надо было замаскироваться под местного. Приезжий с европейской внешностью и в этой чайхане выглядел бы так же нелепо, как папуас на сенокосе в русской деревне.