«Впрочем, – размышлял Андрей, – конденсация вещества – полдела. По идее тотального космического грабежа у луноедов должен быть весьма оперативный и достаточно совершенный, экономичный способ переброски награбленного.»
Земляне пока что могут вообразить себе только три пути возможной реализации импорта на межзвездных дистанциях.
Первый путь (использование традиционных для землян космотранспортных средств) отпадал сразу. Сверхнеэкономично. Второй путь (перевод материи из формы вещества в транспортабельную форму поля и обратно) отпадал не сразу, но тоже отпадал. Такими делами гораздо сподручнее заниматься вблизи дарового источника энергии – возле местного светила. То есть намного легче, проще и, наконец, удобнее было бы грабить Меркурий, нежели Оберон. О третьем пути (переброс вещества из одной планетной системы в другую посредством «гиперпространственной катапульты») можно судить лишь по источникам информации популяризаторского ранга. Но, пожалуй, полезно сравнить пропускные способности «ГП-катапульт» исследовательского ГП-комплекса «Зенит»-«Дипстар» и гурм-феномена. «Зенит» в одном сеансе транспозитации способен перебросить от Меркурия до Сатурна не более трехсот килограммов массы. Максимум – двух человек в легких скафандрах. А пропускная способность гурм-феномена – миллиарды тонн на дистанции, измеряемой, очевидно, парсеками. Шурх! – и Япет «похудел» на кубический километр… При всем при том залп из центральной скважины Горы Тумана был слаб – даже катер против него устоял. Если это и есть залп «ГП-катапульты» гурм-феномена, то ее энергетическая мощь – вздох комара по сравнению с мощью «ГП-катапульты» «Зенита», для работы которой нужен океан энергии. Где логика?.. Логика хромала на все четыре ноги. Это с одной стороны. А с другой – кто даст гарантию, что людям уже известны все пространственно-временные закономерности? Никто не даст. Сотрудники группы Калантарова на «Зените» знают, сколько энергии надо для сеанса транспозитации на девять астрономических единиц, но никому из них не известно, сколько энергии требует гиперпространственный перенос на девять парсеков. Или на девяносто. Может, на этих дистанциях энергии залпа из скважины гурм-феномена более чем достаточно. А потом пройдет какое-то время – и вдруг обнаружится, что на дистанции в девятьсот девяносто девять парсеков вполне достаточно энергии карманного фонаря. Еще неизвестно, что обнаружится после достройки великого здания физики Вакуума…
Достигнув наконец места, где прямой ряд великорослых витязей пересекал границу кратера № 666, Андрей направил «Казаранг» вдоль кольцевого вала. Ему не хотелось соваться в кратер, дно которого выглядело необъяснимо светлым на фоне темного ледорита, да и особого смысла в этом, наверное, не было. Достаточно обойти четверть окружности вала – до точки, откуда фигура сверхвеликана станет видна в профиль. Другими словами – станет доступным обзору «черное веретено».
– Елки-горелки!.. – вдруг вырвалось у Андрея.
Остановив «Казаранг», он вперил взгляд в «черную лилию». Он готов был клятвенно присягнуть, что в момент его невольного возгласа кисть отведенной чуть в сторону руки головной фигуры приопустила закованные в перчаточную броню пальцы, но это меньше его поразило, чем эволюция, происшедшая с «веретеном». Он чувствовал свою беспомощность. Второй раз за время «контактной» разведки Горы Тумана ему пришлось быть ничего не понимающим свидетелем эффектных метаморфоз во владениях гурм-феномена. Вместо сравнительно небольшого «веретена», которое он собирался увидеть, перед повернутым в профиль гигантом теперь красовалось нечто гораздо более крупное и очень похожее на силуэт стилизованной лилии.
Реакция рук словно бы опередила реакцию мозга: Андрей рывком развернул машину и погнал прочь от кратера.
Стоп! Дальше можно не гнать – с эволюцией черной лилиеобразной штуковины кое-что прояснилось. По крайней мере, теперь при помощи заднего обзора он воочию наблюдал, как это делается (правда, в обратном порядке): «черная лилия» съеживалась в «бутон», который довольно быстро преобразовывался в «копье с апельсином», или «веретено», затем – в просто «копье», без намека на «апельсин». Поехали обратно…
Андрей угрюмо взглянул на указатель кислородного обеспечения, еще раз последил, как небольшое «веретено» разбухает в большой «бутон» и как из него распускается крупный лилиеобразный «цветок», подумал: «Какова будет ягода?» – перевалил через бугры кольцевого вала и, уже не раздумывая, направил «Казаранга» в кратер. В кратер № 666.
ПЛЕЧО ГИГАНТА
До фигуры «командира» самого многочисленного во Внеземелье отряда «космодесантников» было отсюда метров сорок. Не успел драккар сделать и десяти – Андрей почуял неладное. Создавалось заведомо ложное впечатление, будто спуск по внутреннему склону кольцевого вала на плоское и относительно ровное дно все еще продолжается. «Черная лилия» по ходу дела преобразовалась в огромное, заслонившее собой полмира «черное опахало», украшенное невиданно крупными кристаллами голубоватых топазов. Нижнюю часть безудержно распухающей рукояти «опахала» вдруг залила очень яркая белизна – предельно яркая (на этом участке даже сработала светозащитная автоматика блистера). Заинтригованный поразительной эволюцией черного дива, Андрей не сразу обратил внимание, как изменилась фигура «командира». Гигант стоял теперь в наклонном положении – как «падающая башня», и рост его по меньшей мере удвоился… С пространством что-то происходило. Но что именно – невозможно было понять. И с полем тяготения что-то происходило. Оно слабело предательски незаметно, но тренированное чутье пилота улавливало перемену. Хотелось остановить драккар, не спеша обдумать ситуацию. Андрей закусил губу под маской. На указатель кислородного обеспечения он боялся даже смотреть.
«Спуск» в иллюзорный прогиб совершенно плоского дна кратера завершился выходом на подъем. Подъем не очень крутой и, похоже, не иллюзорный. Глянув далеко вперед – на «объект восхождения», Андрей почувствовал, что голова пошла кругом, хотя в таком положении «падающую башню» можно было считать почти упавшей. Он не уловил, когда это произошло, но ступоходы «Казаранга» уже вышагивали по светлой поверхности титанического скафандра. Вдоль огромного, как цистерна, набедренного баллона, разрисованного цифрами и буквами (дата техконтроля, индекс, марка, техресурс). Цепляясь геккорингами за невидимые глазу неровности, «Казаранг» двигался под исполинской перчаткой. Это было не слишком приятно – слегка раздвинутые и немного согнутые над блистером пальцы выглядели удивительно живо. Рука гиганта казалась приподнятой специально для поимки драккара. Чего доброго – схватит и раздавит как жука…
Иллюзия восхождения исчезла после перехода по бедру вдоль огромной серебристой скобы. На обычных скафандрах эта скоба – деталь крепления запасных аккумуляторов. Режим работы шагающего механизма катера практически ничем не отличался от рабочего режима в условиях невесомости: очень похоже, как если бы катер шагал вдоль корпуса танкера класса «Анарды» где-нибудь на орбите. Да и размеры суперскафандра были сопоставимы с размерами дальнорейсового корабля, разница небольшая.
Андрей взял левее из-под гигантского рукава – решил дойти до фиолетового выступа над местным «горизонтом», чтобы взглянуть по ту сторону корпуса «командира», а уж после непременно и безотлагательно повернуть обратно. Он не сомневался, что овальный, пылающий яркой белизной по контуру выступ представляет собой огромную копию кольцевого держателя, впрессованного в нагрудно-боковой разъем скафандровых электро– и пневмокоммуникаций. Наверное, так оно и было, но машину до выступа он не довел: посмотрел на облитый яростным голубовато-белым светом край рукава и понял, что заглядывать «по ту сторону» не стоит. Со световым потоком такой интенсивности автоматика блистера не справится. Свет из термоядерной топки автоматике блистера не по зубам. Из термоядерной или даже аннигиляционной… Он вспомнил о своих надеждах на слабую энерговооруженность гурм-феномена, и ему стало нехорошо. А «по эту сторону» ход «Казаранга» в направлении к плечу гиганта сопровождался довольно быстрой сменой зеленого сияния пылающе-голубым – сначала ошеломительно живописное смешение разноокрашенных участков, а затем и полная смена. Голубое сияние исходило от множества фонарей и фонариков, сгруппированных в основном в неровные кольца вокруг центра все еще расширяющегося «черного опахала». И чем ближе «Казаранг» подбирался к надписи на великаньем плече, тем больше прояснялась впереди какая-то грандиозная картина и упорядочивались на бархатно-черном фоне светоносные узоры, но… тщетно старался Андрей разобраться в конструктивной сути предмета невольных своих наблюдений: то ему казалось, что он видит перед собой декоративное изображение спиральной галактики (с неярким ядром и, напротив, с очень яркими рукавами), то представлялось, что его дразнят видом необычно иллюминированной голубыми фонарями люстры «Байкала» (вид со стороны хвостовой части безектора). Фонари светили прямо в лицо.
Драккар пересек огромную надпись АН-12 ДКС № 1, а затем и широкую, похожую на парковый ковротуар, стеклянно мерцающую полосу катофота. Округлый «холм» плеча постепенно изменил свой геометрический вид: над округлостью, как над игрушечным горизонтом, «взошел» прямоугольный выступ плечевой фары. Андрей остановил машину, открыл гермолюк. Осторожно подтянул днище катера вплотную к залитой голубым светом поверхности. Вышел наружу. Ступоходы торчали коленными шарнирами кверху, как ноги кузнечика.
Он почувствовал себя лилипутом на плече Гулливера. Ощущение не из приятных. Взглянул на вмонтированные в рукава своего скафандра приборы, машинально отметил повышенный фон радиации, стал взбираться на плоский верх прямоугольного выступа. Отсюда «черное опахало» гляделось по-другому: оно переместилось кверху, опустило края куда-то глубоко вниз, естественно, передвинув все свое узорчато-фонарное хозяйство ближе к зениту.
Андрей и раньше уже догадался, что «опахало» – это просто большая дыра в облачном мире гурм-феномена, выход, распахнутый в космос, и сейчас он ясно чувствовал, что догадка верна. Он был взволнован, но что-то сдерживало его радость. «Слишком много здесь этих чертовых фонарей», – думал он, на ходу подготавливая для работы вынутую из фотоблинкстера коробку видеомонитора. Мышеловок на птичьих базарах, конечно, не расставляют, но это все же лучше, чем ничего. А вдруг даже такая видеофиксация «фонарно-галактической люстры» сможет хоть что-нибудь подсказать вечно страдающим от недостатка информации специалистам.
Андрей повел видеомонитором снизу вверх и слева направо. С интересом оглядывая громадный, как утес, гермошлем великана, обведенный по контуру каймой белого нестерпимо яркого света, он сделал шаг вперед, и в этот момент его собственный гермошлем потрясло взрывом.
Ошеломленный, почти контуженный, обхватив гермошлем руками, он неосознанно потоптался на месте. Он так привык к глубокой тишине, нарушаемой только шелестом дыхания да поскрипыванием сочленений скафандра, что внезапно хлынувшая в неизвестно почему ожив-ший шлемофон лавина радиозвуков оглушила точно взрывом. Понадобилась минута, чтобы преодолеть болезненную реакцию слуха и быть в состоянии выхватывать из звукового хаоса отдельные ноты.
Он быстро пришел в себя, успокоился. Многие «ноты» были хорошо знакомы. Во всяком случае, хоровой стрекот многомиллиардной армии «цикад» был не внове. Из хаотического нагромождения очень разнообразных и разнохарактерных созвучий при некотором усилии можно было выделить более узкие и ассоциативно более понятные акустические «пакеты». Не составляло труда выделить «щебет» (ссорятся воробьи), глухой «рев» и нетерпеливый «рык» (прайд голодных львов атакует буйволов), на несколько секунд перекрывший даже хоры «цикад» громоподобный «всплеск» (опрокинулся айсберг), перестук «деревянных колоколов» (крик тропических лягушек), дремотное «жужжание» (летний полдень, пасека, улей), однотональные и вибрирующие свисты…
Вдобавок обострившийся слух явно дал толчок обострению зрения: словно бы пелена слетела с глаз, и он наконец разглядел в деталях у себя над головой узорчато-фонарное сооружение – УФС (по пилотской привычке он сразу сократил название этой штуки до трех букв). Но легче было выдумать для нее сотни новых названий, зарифмовать их, запомнить и пропеть на два голоса, чем осознать и смириться с мыслью, что ничего поразительнее УФС, а главное – ничего грандиознее он никогда не видел. Ничего грандиознее земная цивилизация пока не производила.
Что можно противопоставить УФ-сооружению? Все города Земли и города Внеземелья, все плотины, башни, мосты. Все космотехнические объекты, весь космофлот. И будет ли довольно этого – кто знает…
В основе конструкции УФС была не слишком правильная спираль. Начиналась спираль где-то так далеко, что невозможно было с уверенностью сказать, какую поверхность обрисовывают ее витки – цилиндрическую или коническую. Совершенно неправдоподобное, невероятное, неизвестно как и неизвестно кем ограненное где-то в космических глубинах спиральное сооружение сверхпланетарного масштаба настолько щедро отражало солнечные лучи, что на бархатно-черном фоне окружающего пространства не было видно звезд. Кроме одной. Кроме той, лучи которой отражало УФС и которую для удобства приходилось называть местным солнцем.
Кстати сказать, было заметно: кайма белого, нестерпимо яркого света на гермошлеме суперскафандра стала и шире и ярче. Андрей отступил от линии верхне-переднего среза рефлекторной стороны фары. На всякий случай. Как и каждый пилот-профессионал, он хорошо знал, что это такое – взглянуть на солнце в открытом пространстве плохо защищенными глазами. Тем более на бело-голубое… Его опасения подтвердились: сверху и слева будто хлыстом ударил по глазам отраженный (он сразу понял это) голубой луч – спасибо, мгновенно сработала светозащитная автоматика лицевого стекла. Он прикрылся рукой и посмотрел в том направлении из-под ладони. Рядом, буквально метрах в пяти от его собственного плеча, в голубой тени, которую давала голова-«утес», медленно поворачивался вокруг своей… диагональной, что ли, оси какой-то странный сине-зелено-черный предмет не крупнее «Казаранга». Или обломок предмета?.. Трудно сказать, что это такое. Больше всего эта штука напоминала бутерброд. Между двумя неровными, плохо выпеченными «галетами» с бугристой, темно-синей (словно окалина на металле) поверхностью переливался голубыми и зелеными бликами довольно толстый слой чего-то, очень похожего на ртуть. Зеркальная субстанция, по-видимому, играла роль если и не продолжения внутренней поверхности «галет», то клейко их соединяющего состава. Это видно и по вогнутому со всех сторон мениску слоя, и по тому, что «галеты» не слишком-то четко соблюдали ориентацию в пространстве относительно друг друга. Некоторый пространственный люфт у них определенно был. Даже во время медленного вращения было заметно, как «галеты» колыхались на зеркальной «подушке», сдавливали ее или растягивали. Догадайся попробуй, что это такое. Машина? Деталь машины? Осколок? Форма инозвездной жизни? Существо? В скафандре? Без скафандра? Разумное? Примитивное?
Андрей вскинул руку (с болтающимся на цепочке видеомонитором, про который он позабыл), крикнул:
– Эй, ты!
«Бутерброд» мгновенно перестал вращаться, замер. «Интересно, – удивился Андрей, – как эта штука сумела зафиксировать себя в пространстве?» Однако вслед за резкой остановкой вращения «бутерброд» продемонстрировал еще более удивительный кинематический трюк: верхняя «галета» сорвалась с места и моментально отпрыгнула далеко вперед, вытянув зеркальный слой в сверкающую ленту. Доля секунды покоя – и нижняя «галета», блеснув «обожженной» поверхностью, повторила прыжок напарницы. При этом сверкающая «лента» стремительно сократилась, словно резиновый жгут, втянулась в прежний объем зеркального слоя – отскочивший метров на сто пятьдесят «бутерброд» вернул себе первозданный облик. Никакого намека на реактивный способ передвижения… В компактном виде «бутерброд» неторопливо поплыл по дуге, намереваясь, вероятно, присоединиться к большой группе подобных ему особей.
Андрей схватился за видеомонитор. Честно говоря, ему было не по себе, когда эта штука висела рядом, и теперь он был рад, что она убралась. Если представители инозвездной формы жизни пугливы – это кстати.
«Эй ты! – звонким эхом прозвучало в шлемофоне. – Эй ты!..»
Андрей с сожалением посмотрел вслед уплывающему «бутерброду».
«Эйты-эйты-эйты!..» – скороговоркой прозвучало в шлемофоне, и компания бутербродообразных особей (числом, наверное, в несколько тысяч) на мгновение превратилась в ярко и остро сверкнувший веер серебряных стрел.
Это действо напомнило что-то до боли знакомое… Ах, да! Ну конечно! Так прыскает в разные стороны испуганная на мелководье стайка рыбешек-мальков… Чего или кого пугаются эти стаи? Своих разговорчивых собратьев?
Пока он вытряхивал утопленную в корпус видеомонитора черную бленду, трое «мальков» (уже в компактном виде добропорядочных «бутербродов») вошли в тень головы-«утеса» и зафиксировались тут ступеньками неподвижной лесенки. Каждый из «мальков» вдвое превосходил размерами первого посетителя. Занятый видеозаписью, Андрей не сразу заметил прибытие еще одного визитера. А когда заметил – взмахнул руками и громким голосом с пугающими интонациями закричал: