– Когда приземлимся, будем просить вас и прочих героев дать нам автографы, – вежливо предупредил «ромашка».
– Напишите нам что-нибудь лестное, – нагло сказал «резеда».
– Я вам напишу… это уж точно.
В рубке стало тесно от голосов:
– Вы нас извините, грагал!
– Меня – персонально.
– А лучше – весь букет сразу.
– Весь наш почетный эскорт. То есть – ваш!
– Нет возражений, – сказал Кир-Кор. – Свой скальп я вам не отдал – значит, одной неприятностью меньше.
– Вот и я говорю!
– Ведь почему мы вас недавно теснили? Мы умственно заблуждались.
– Держали вас за пирата!..
– Потому заблуждались, что неполная информация подвела.
– Теперь мы хотели бы с вами, как минимум, помириться.
– Как оптимум – быть в приятельских отношениях.
– Как максимум – крепко дружить.
– До самой смерти! Нашей, понятно.
– Чего это вы меня вдруг хором так зауважали? – удивился Кир-Кор.
– Почетный эскорт всегда уважает того, кого окружает.
– Мне еще ни разу в жизни не доводилось окружать субъекта, на которого охотились бы с динаклазерами.
– На тебя когда-нибудь охотились с динаклазерами, «резеда»?
– Нет. А на тебя?
– Тоже нет. А что скажет «фиалка»?
– Скажу, что охота с динаклазерами на отдельно взятого субъекта – совершенно уникальный факт.
– Умница. Недаром о его сообразительности ходят легенды.
– Вот и пусть поделится соображением, что все сие значит?..
– Сие значит, что нам едва не обломился изрядный кус посмертной славы грагала.
– Это мы и без тебя скумекали. Хотелось бы знать, от кого нам приходится его охранять…
– Тебе же сказано было – пираты…
– «Резеда», хоть раз в жизни тебе доводилось видеть пиратов, вооруженных батареями динаклазеров?
– По-моему, нет. А тебе?
– Охрана мне здесь не нужна, – прервал болтовню в эфире Кир-Кор. – Рад был с вами со всеми перезнакомиться. Благодарю караул за хорошую службу и – до свидания. До следующего столь же приятного рандеву.
– Никак, вы решили прогнать нас, грагал?
– Обижаете своих верных охранников!
– Время позднее, хотел бы освободить вас пораньше. Кой резон вам садиться вместе со мной? Понаблюдайте за моей посадкой сверху и спокойно возвращайтесь к себе на базу.
– Нет, – сказал командир. – Мы сдадим вас с рук на руки.
– Под расписку с печатью, – добавил «фиалка».
– Субъект, в которого прицельно стреляют даже с Луны, очевидно, являет собой для планеты какую-то ценность, – поделился соображением «ромашка».
– А иначе бы не стреляли, – подчеркнул «резеда».
– Логично, – сказал «фиалка». – Кому такой нужен?
– Первым сажусь на эспланаду я, – стал развивать тактический план командир. – Грагал садится рядом со мной справа по борту. Когда пожелает. Остальные через двадцать секунд после его посадки садятся одновременно – закрывают конверт. И выдвигают посты до прихода охранного подразделения МАКОДа! Вопросы?
– У матросов нет вопросов…
– Но ответов все же есть.
– Все абсолютно ясно, командир!
Кир-Кор смотрел на хорошо освещенную эспланаду, усеянную белыми кругами для обозначения места посадки реалетов. Мокрая после дождя эспланада сверху казалась врезанным в зелень светлым серпом, огибающим подножие «Ампариума». Белые пятна посадочных знаков несколько нарушали изящество архитектурного ансамбля.
– Делай, как я! – скомандовал Гор Гайдер. Его люфтшниппер качнул плоскостями и левым креном сошел с прямой на круговое снижение.
Кир-Кор сошел следом. За ним сошли остальные. На втором витке захода на посадку Кир-Кор ощутил необычное для себя глухое, гнетущее раздражение. Белые круглые пятна раздражали его. Все вокруг почему-то его раздражало. «Неужели я настолько выдохся? – подумал он с мрачным неудовольствием. – Или, может быть, эти круглые пятна напоминают мне пейсмейкерские колодцы?..»
– Кирилл Всеволодович!.. – тихо окликнул его Лирий Голубь.
– Слушаю вас, второй пилот.
Лирий Голубь выдержал паузу. Сказал неуверенно:
– Простите. Это у меня, наверное, что-то со зрением…
– Конкретнее.
– Посадочные круги…
– Что посадочные круги?
– Как бы мигают…
– Да?.. Я, между прочим, с них глаз не свожу.
– Меняют цвет, – настаивал интротом. – Попеременно то ярко-белые, то черные. Будто колодцы… И хор отдаленный. Тяжело…
Кир-Кор невольно взглянул на ювена. Лишь на миг выпустил из поля зрения командирский «кленовый лист», но судьбе было угодно, чтобы именно в этот миг случилась авария с лидером вертикальной посадки. Самого удара люфтшниппера об эспланаду Кир-Кор не увидел, однако все остальное – подскок, переворот через носовой стабилизатор, красный фонтан из множества отдельных колес вдребезги разбитых шасси, завалка вверх днищем на соседний посадочный круг – все это произошло у него на глазах. И самое страшное: из-под опрокинувшегося корпуса тяжелой машины выскользнул, блеснув, как рыбий пузырь, блистер пилотской рубки, выскользнул с такой силой, что, кувыркаясь, взлетел снизу вверх по ступенькам на подий «Ампариума» – к дверям парадного входа. Сверху вниз по ступенькам потекли ручейки торопливых фигурок.
– Эскадрилья эсбеэсэс, слушай команду! – крикнул Кир-Кор вслед ринувшимся к эспланаде люфтшнипперам. – Посадку производить только в автоматическом режиме! Ручное управление отставить, иначе всем нам здесь крышка!
Все четверо сели в автоматическом режиме, почти одновременно.
Из открытых люков люфтшнипперов стали выбегать и строиться в две шеренги вооруженные люди. Одна шеренга короткая (семь человек), другая – в два раза длиннее. Та, которая покороче, бросилась, сминая строй, к разбитой машине, а та, которая длиннее, организованно охватила вооруженным кольцом посадочные опоры шверцфайтера. Кир-Кор развернул бриду постпосадочной информации, приказал автоматике открыть запоры гондекового люка и дверей всех внутренних помещений, выпустить трап. Освободился от ремней и фиксаторов, помог освободиться Лирик" Голубю.
– Тяжесть прошла? Оставайтесь пока в пилот-ложементе. За нами придут.
Юноша, не сводя глаз с опрокинутого люфтшниппера, зачем-то потер ладонями подбородок и щеки измученного лица. Сглотнул что-то мешавшее в горле, спросил:
– Там… все погибли?
Вопрос был риторический, отвечать не хотелось. Но этот парень (по сути, еще ребенок) держался сегодня как настоящий мужчина, а посему имел право рассчитывать на соответственное к себе отношение.
– Гор Гайдер – наверняка, – ответил Кир-Кор.
Заливая место аварии пронзительно-ярким полыханием малиново-красных мигалок, подкатывали один за другим реаникары – белые трехколески, очень похожие на больших голубей, опоясанных красными лентами.
– Реаникары нашего госпиталя, – прошептал Лирий Голубь.
«Голубкам с мигалками тут будет что склевать», – подумал Кир-Кор. Посоветовал:
– Не смотрите туда, не надо.
Он выключил видеоматику (пояс нижнего обзора угас), опустил пилот-ложементы на плашере так, чтобы сквозь блистер не было видно ничего, кроме подия и фасада «Ампариума». Послышался свист: на фоне фасада появились эйробусы – два синих шара с полной выкладкой посадочных сигнальных огней. Усиливая свист, сферические аэромашины стали опускаться вертикально. Люди на подии махали руками.
– Скажите мне, пожалуйста, юноша… Перед тем как вы потеряли сознание от внезапной боли еще там, над океаном, тоже был приступ тяжести и хорал?
– О, вы про это знаете… Да.
– Первый приступ был сильнее, а хорал отчетливее?
– Гораздо сильнее. Мне слышалось, хор пел о каких-то колодцах. Я зримо представил себе их огромные темные дыры среди разноцветных дымов… Мне показалось, я падаю в черную пропасть.
«Ему показалось!..» – подумал Кир-Кор. Поймал на себе быстрый взгляд интротома. Объяснил:
– Это был черный эгрегор.
– Пейсмейкеры?
– Скорее всего. И вот дилемма… То ли вид круглых посадочных знаков здесь вызвал у нас бессознательный рецидив ранее навязанной нам апперцепции…
– Рецидив зомби то есть?
– Зомби? Нет, зомбировать нас не успели. Просто враждебная пси-атака. Не слишком продолжительный, но многослойный, а потому глубоко проникающий псирадиационный натиск.
– Извините. То ли?..
– То ли мы все просто жертвы банального повторения пси-натиска перед посадкой. И знаете откуда? Из-за стеклянных площадей этого роскошного здания. – Кир-Кор ощупал глазами не освещенные изнутри участки фасада.
– Черный эгрегор из «Ампариума»?!
– Такое в принципе невозможно, да?
Лирий Голубь открыл было рот. Вдруг закрыл. Снова открыл. Сказал наконец:
– Если бы вы спросили меня об этом позавчера или послезавтра, я ответил бы – да, невозможно. Но сегодня я не могу так ответить…
– По причине, простите?..
– Вчера здесь начался внеочередной Коллегиальный собор эвархов философской школы Ампары. Это у нас называется – Большая Экседра. Закончится завтра.
– О-о-о, – протянул Кир-Кор, – какая изумительная для меня неожиданность! Есть шанс встретиться с головкой ордена пейсмейкеров нос к носу?
– Естественно. Большая Экседра подразумевает собрание высших авторитетов всех направлений школы Ампары.
– Выходит, сам Джугаш-Улья Каганберья здесь…
– Да. И двенадцать его статс-комиссаров.
«Маракас!.. – подумал Кир-Кор. – Вся самая ментаактивная часть пейсмейкерской рати». Пробормотал:
– Значит, Большая Экседра… Вот почему Ледогоров надел импозантную мантелету…
– Мантелету? – переспросил Лирий Голубь. – Когда учитель напутствовал меня и провожал на встречу с вами… это было перед вечерним коллегиумом первой экседры Зыбкой Безупречности Ума… мантелеты на нем не было.
– После коллегиума надел, чего уж проще. Первые посиделки, значит, уже состоялись… О, простите меня! Сорвалось с языка совершенно непроизвольно.
– Откуда вы, Кирилл Всеволодович, знаете? Насчет мантелеты? – Юноша, казалось, был удивлен и встревожен.
– Во время нашего эгрегора подсмотрел. Я ничего не выдумываю – на экзархе была иссиня-фиолетовая мантелета. Со знаком Ампары, естественно. Аметистовая фибула на плече… Это что, для вас очень важно?
– Если все так, как вы говорите, то Агафон Виталианович теперь не эк… не совсем экзарх.
– Да? Кто же он теперь?
– Фундатор.
– Что за должность? Глава всей школы Ампары?
– Школа Ампары не признает индивидуальной власти, – как-то совсем отрешенно произнес Лирий Голубь.
– Выходит – звание?
– Любые звания пустозвучны и малофункциональны.
– Юноша, вы меня интригуете.
– Фундатор – это иносказание иноимени.
– Мудрено, Проще нельзя?
– Затруднительно. Это очень емкое понятие.
– Самое емкое понятие в человеческом обществе – Совесть. Не значит ли это, что понятие «фундатор» – некое словесное воплощение понятия «Совесть»? Ну, скажем, «Совесть философской школы»?
– Любой член девидеры – Совесть нашей философской школы.
– Я полагал, это прежде всего прерогатива эвархов.
– Эвархи – Совесть планеты.
– Хорошо… А фундатор?
– Фундатор избирается Собором философов на два года и обречен на стояние в истине до конца.
Кир-Кор покосился на собеседника. Лирий Голубь по-прежнему вид имел грустный и отрешенный, и чувствовалось, что он размышляет о чем-то весьма невеселом и разговор поддерживает только из вежливости.
– Простите, юноша, здесь просматривается логическая тонкость. Можно, конечно, стоять в истине до конца, если есть гарантия, что знаешь про истину все…
– Про истину нельзя знать всего.
– Вот! И как же тогда «стоять в истине до конца», если точно не знаешь, что именно отстаиваешь?
– Отстаиваешь этимон. От рождения его и до расцвета.
– Двуязычная тавтология. Этимон в переводе с греческого – истина.
– Этимон – живой организм истины, он дышит, живет, развивается, проходит свои эволюционные стадии. Он как ребенок, с ним надо обращаться бережно. Его надо самоотверженно защищать.
– Так-так… первый проблеск. Фундатор считается опытной нянькой?
– Не обязательно. На Большой Экседре философы избирают фундатором человека, которому в принципе можно доверить истину, как доверяют малолетнего ребенка.
– В надежде на то, что фундатор приобретает опыт няньки по ходу дела?
– В надежде на то, что с самого начала он интуитивно сумеет обращаться с истиной так, чтобы не нанести ей вреда.
– О, второй проблеск!.. – Кир-Кор коснулся лба указательным пальцем. – Значит, фундатором избирается человек, в отношении которого у его коллег есть полная уверенность, что на протяжении двух лет он денно и нощно будет мудро стараться не повредить этимону? Я правильно понял вас, юный философ?
– Приблизительно – да, – с кислой миной проговорил Лирий Голубь.
Слово «приблизительно» Кир-Кора никак не устраивало, и он подождал, надеясь, что собеседник добавит что-то еще. Тот ничего не добавил. Сидел угрюмо нахохлившись, точно птенец на холодном ветру. Кир-Кор прислушался. Отдаленные звуки шагов, голоса… В отсеках шверцфайтера находились пришлые люди. Кир-Кор хорошо представлял себе, чем они там занимались. Чтобы отвлечь интротома, заговорил:
– Глядя на вас, никогда не подумаешь, будто вы очень уж рады новому амплуа своего патрона.
Лирий Голубь потер кисти прижатых к груди рук, но молчания своего не нарушил. Кир-Кор решил зайти с другой стороны:
– Может быть, новые обязанности Ледогорова не имеют престижного веса?
– Наоборот! – с неожиданной пылкостью возразил интротом. – В философской школе Ампары авторитет фундатора чрезвычайно высок. У нас даже поговорка в ходу: «Из уст фундатора». То есть – последняя инстанция, решающее слово, самое авторитетное мнение. Но не авторитарное, не путайте.
– Не буду, – сказал Кир-Кор. И подумал: «Надо было поздравить экзарха во время эгрегора. На нем была мантелета фундатора, а я по незнанию выставил себя невеждой».
И еще он подумал, что грагалы мало интересуются внутренней жизнью таких сложных земных организмов, как, например, экзархаты, вакф-медресе, суфиаты, гермополисы, эзотерические овокантрии или более популярные кантонаты. Обожают проводить отпуск на планете предков, но знают эту планету достаточно хорошо лишь в историческом и эротико-артистическом плане. Хотя культура Новастры основана на достижениях земной культуры и ею же продолжает подпитываться, для большинства грагалов-посетителей история и эротико-артистическая грань земной культуры остаются самодовлеющей ценностью. Конечно, есть знатоки на Новастре – спецы по разнообразным проявлениям динамики философской мысли в недрах земной цивилизации, но их число – единицы. Остальные слабо ориентируются в этом. Или не ориентируются вообще. Почему? Наверное, потому, что чувствуешь себя в экзархатах стесненно. Ведь именно в экзархатах проходишь обязательную денатурацию и улаживаешь уйму предписанных МАКОДом ненавистных формальностей. Но виноваты ли в этом эвархи? Разве их вина, что исторически экзархаты и вакф-медресе стали инструментом контролируемого исполнения предписаний Марсианской Конвенции Двух – как будто у эвархов и суфиев мало своих сугубо земных дел!.. Возможно, впрочем, именно потому, что они являют собой, как сказал Лирий Голубь, Совесть планеты Земля, история и уготовила им роль своеобразного буфера в отношениях между Землей и Новастрой. По крайней мере, некоторые эвархи – совершенно очевидно – глубже иных политиков осознали, что последний по времени демографический взрыв, потрясший земную цивилизацию в середине прошлого века, был бы для нее последним вообще, если бы не Новастра, не помощь грагалов в расселении землян на просторах Дигеи. Бескорыстная, кстати говоря, помощь. Грагалам по-прежнему не нужно было от Земли ничего, кроме возможности проводить на ней собственный отпуск. Даже в денатурированном состоянии. Мелькнула было надежда, что земляне догадаются отменить обязательность денатурации как абсолютный анахронизм. Не догадались. Все статьи и параграфы Конвенции Двух остались без изменений. Сохранили, так сказать, девственный вид. Ожидание прогресса в отношениях на том и закончилось. По-видимому, прогресс в отношениях земляне понимают как отсутствие спешки. А вот спровоцировать регресс в отношениях – это у них пожалуйста, в одну секунду, исполнители всегда найдутся… Интересно, как в такой ситуации Джугаш-Улья Каганберья и его статс-комиссары будут объясняться с новоиспеченным фундатором? Но еще труднее будет лидерам пейсмейкеров удовлетворить любознательность следственной комиссии…