– Сколько тебе лет? – наконец, решился он нарушить гнетущее молчание.
– Много, – равнодушно отозвалась Белка. – По крайней мере, по человеческим меркам.
– Совершеннолетия достиг?
– Давно.
– То есть, ждать, когда у тебя покраснеют глаза и посветлеет шевелюра – бесполезно, – на всякий случай уточнил Хранитель.
– Угу. Я же сказал, что не полукровка.
– Однако, если я все правильно понял, эльфийская кровь в тебе все-таки присутствует?
– Совершенно верно, только несколько в иной пропорции, чем вы привыкли видеть. Альбиносом я не был и никогда не буду, а что касается происхождения, то, если тебе интересно, моими родителями были чистокровные люди. Правда, потом кое-что случилось и… скажем так, общение с Перворожденными не прошло для меня даром.
– Тогда сколько же ты живешь?!
Белка недовольно поморщилась.
– До чего вы любите задавать неприятные вопросы! Прямо вынь да положь! Следопыты ушастые!
– Нет, я не настаиваю… – слегка растерялся эльф. – Просто ты выглядишь слишком молодо для Стража и, тем более, для Вожака. А Шранк как-то обмолвился, что давно тебя знает, вот я и не понял. Извини, можешь не отвечать, если не хочешь.
Она досадливо отмахнулась.
– А… ты все равно скоро узнаешь. Может, сам, а может, подскажет кто умный. К тому же, с вашим Владыкой мы тоже общались, и он должен прекрасно меня помнить… короче, так. Если я скажу, что вожу Гончих в рейды почти тридцать лет, ты поверишь?
– Сколько?! – ошарашено моргнул Линнувиэль. – Да тебе же больше двадцати не дашь! А если учесть, что Вожаком ты стал далеко не сразу…
– Не надо, не продолжай, – выразительно скривилась Гончая. – Ненавижу эту тему! Когда начинаю подсчитывать, прямо сам в ужас прихожу! Все время кажется, что я живу в долг, а потом все это ка-а-к припомнится, да как вылезет на физиономии. И я в один день превращусь в скрюченную, сморщенную и беззубую старуху, которой только и осталось, что лечь и спокойно помереть. Достаточно сказать, что со Шранком мы разнимся в возрасте на какие-то жалкие несколько лет.
Младший Хранитель Знаний неожиданно споткнулся на ровном месте.
– ЧТО?! – оторопело повернулся он и неверяще уставился на преступно молодое лицо шестнадцатилетнего подростка. Ни морщинки, ни складочки, ни единого следа от прожитых лет. Боги! Сколько же ему?! Сорок? Пятьдесят?! Больше?!!
– Да, – печально кивнула Белка. – Шранк меня давно знает. Очень. Еще с того времени, как нас вместе гонял прежний Вожак, и было это… м-м-м… почти сорок лет тому. Вот только он умеет стареть, как все нормальные люди, вырос, повзрослел, семьей обзавелся, бороду растить решил… а я до сих пор бегаю, как дурак. Ношусь сопливым мальцом среди умудренных опытом Стражей и все время гадаю, когда же хоть один из новичков догадается, что мне скоро… нет, не будет о грустном. В общем, только рядом с Таррэном и спасаюсь. Вам, ушастым, хорошо – тыщу лет прожил, и все равно как новенький! А я вот своих границ так и не знаю.
– Это что, магия?!
– Она, проклятая, – вздохнула Гончая.
– Но… ведь так не бывает! – неверяще ахнул Линнувиэль. – Ни один эликсир долголетия не способен остановить старение! Ни одно заклятие, даже на крови! Они только продляют молодость. Ненадолго. А потом годы все равно возьмут свое, и тот, кто двадцать лет беззаботно изображал из себя юношу, в мгновение ока станет столетним старцем, если действие магии закончится! Белик! Как это стало возможно?!
– Просто эликсиры тут не при чем, – печально отозвалась она. – Совсем, мой ушастый друг. Таррэн даже уверяет, что я до самой смерти останусь в таком безобразном виде, а наступит она еще о-о-чень нескоро. Настолько, что пару лет назад я даже с Заставы решился уйти и поселился в глубине Проклятого Леса, чтобы не видеть, не знать. И не смотреть день за днем, как стремительно меняются мои старые друзья.
– Прости, – сочувствующе покосился Хранитель. – Лорд То… вернее, Таррэн – один из сильнейших магов моего народа. И если он так сказал, то, боюсь, это сущая правда. Я не рискну оспаривать его мнение. Вот только никак не могу представить, чтобы какое-то заклятие оказалось настолько сильно…
Гончая невесело улыбнулась, а потом вдруг закатала правый рукав до локтя, обнажая белоснежную кожу с дивным узором на ней.
– Вот оно, твое заклятие, Линни. Узнаешь? Или в темноте плохо видно? Тогда лучше взглянуть днем, чтобы тебе стало полностью понятно, КАКОЙ ценой мне досталась такая жизнь. Гордись, эльф: кроме Таррэна, я больше никому из Темных этого не показывал. И никто, за исключением вас двоих и Шранка, не знает, ЧТО я за существо.
– О, боги… – Линнувиэль судорожно вздохнул, безошибочно опознав источник этой странной красноты, которая легчайшим покрывалом легла на тело простого человеческого ребенка. Узнал ту коварную субстанцию, оценил ее истинную силу и, наконец, проникся всей важностью открывшегося ему чуда. Кровь… магия крови всегда считалась непреодолимым барьером для живого существа. Кровь несла с собой важную информацию о своем владельце. Только она определяла все его свойства. Она дарила неуязвимость. Владела и хранила магическую силу. Делала кого-то слабым, а кого-то, наоборот, возвышала до уровня бога. Именно она сейчас алела на безупречно белом фоне перед неподвижным взором потрясенного Хранителя. Она хищным змеей просочилась под нежную кожу смертного и навсегда изменила его. В какие-то считанные годы придала юному телу новые свойства, ИЗМЕНИЛА в корне, подарила необычную для смертного силу и ловкость (я помню, как опасны эти тонкие с виду пальчики, умеющие сминать камни, как простую бумагу!), придала удивительную прочность хрупкому сложению. Дала многое из того, чем изначально обладали исключительно Перворожденные. Но, что самое главное, подарила удивительно долгую, почти бесконечную жизнь, которая без труда позволяла отнести Белика к Изначальным.
Простой человеческий мальчишка…
Линнувиэль в ужасе прикрыл глаза, страшась представить, сколько же боли пришлось вытерпеть Белику ради этого сомнительного преимущества. Сколько отчаяния испытать, сколько страдать ДО и, главное, ПОСЛЕ. Потому что каждая капля чужойкрови должна была отзываться такой чудовищной болью, такими адскими муками, что просто не верится, что ЭТО вообще можно вынести. А проклятый рисунок был подробный, щедрый, красивый… кто-то не пожалел своей кровушки, чтобы вытравить его на живом теле. Кто-то очень жестокий и равнодушный.
Перворожденный.
– Сколько же… в тебе… этой крови?
– Много, – спокойно ответила Гончая, оправляя одежду.
– А как же…?
– Ножом, – так же ровно отозвалась она. – Хорошим и очень качественным ножом, способным резать живые ткани с легкостью остролиста. Каждая линия, что ты видел, сделана эльфийским клинком, щедро пропитанным соком черного клевера. Медленно, постепенно, очень осторожно эти раны потом заполнялись вашей кровью, а затем так же медленно закрывались, смазанные мазью на основе железного ивняка и вытяжки из серого мха. Но, чтобы все получилось правильно и чисто, чтобы рисунок был полностью закончен и стал действительно совершенным, его нужно делать при полной неподвижности жертвы. Сам понимаешь, если рука дернется или случайно дрогнет нож, придется начинать все заново. Искать кого-то другого, потому что второго раза человеческое тело просто не выдержит. Но, что самое главное, жертва должна находиться в сознании, иначе кровь слишком быстро свернется и испортит всю красоту. Кстати, как тебе рисунок?
– Кто это сделал?! – хрипло выдавил эльф, силясь отогнать от себя одну страшноватую мысль.
Белка жестко усмехнулась.
– Темный, разумеется. Неужто не понятно? Или ты уже не Хранитель? Не помнишь истории? Ну же, Линни! Два века для эльфа – не такой уж большой срок, чтобы ты забыл! Или ваш Совет все-таки заимел немного совести и решил спрятать концы в воду?
– Нет. Все сведения об… Изменении подробно описаны в Хрониках. Но я в этом не участвовал! – в отчаянии прошептал он, страшась даже взглянуть в голубые глаза, где снова заметались хищные изумрудные искры. – В том не было моей вины! Изменение прошло почти сразу после моего рождения!
– Знаю, – предельно серьезно сказала Гончая. – И только поэтому ты еще жив. Если бы это было не так, ваш отряд не вышел бы с нашей Заставы, поверь, и моей вины в этом бы не было: Таррэн, как ты знаешь, тоже был СИЛЬНО против того эксперимента.
– Я не думал, что кто-то… что кому-то удалось уцелеть. Совет докладывал, что весь материал…
– Да. Из ТЕХ несчастных действительно не выжил никто, но разве я сказал, что стал случайной жертвой вашего Совета?
– Тогда кто же? – окончательно смешался эльф.
– А ты подумай, друг мой, – холодно улыбнулась Белка. – Может, и найдешь ответ.
– Прости…
– Не за что извиняться, Линнувиэль, – покачала головой Гончая, неожиданно успокаиваясь. – Мой палач уже мертв, и ты никак не подходишь на его место. Все долги уплачены, а моя жизнь давно не направлена на то, чтобы уничтожить ваш народ под корень, хотя было время, признаюсь, когда я считал такую цель достойной воплощения. Когда-то очень давно… но не теперь. И это – исключительно заслуга Таррэна. Он сумел вытащить меня из такой пропасти, какую тебе даже не представить. Он дал мне надежду, показал разницу, дал возможность заново поверить. Позволил быть совсем не тем чудовищем, каким меня некогда создавали (ты же понимаешь, что мне дали эту силу неспроста). И он единственный, кто помог мне выжить тогда, когда это казалось невозможным. Так что не волнуйся за свой Лес: я, повторяю, не стану мстить. Тем более, тебе. Сам понимаешь: если бы желал кого-то из вас зашибить, меня бы никто не остановил. В том числе и сейчас, когда ты растерян и ошарашен.
Темный эльф непонимающе поднял голову, но она вдруг странно хмыкнула.
– Что, сомневаешься?
– Нет, – вздохнул он. – Просто не понимаю.
– Чего именно? Зачем я тебе это рассказал? Или почему все еще не срезал твою глупую башку?
– Честно говоря… и то, и другое.
– Гм, – ненадолго задумалась Гончая. – Знаешь, я и сам не очень уверен в ответе. Было время, когда я не знал ничего, кроме ненависти. Думал, что мне незачем жить, некуда стремиться, а единственное, что я умею – это убивать. Правда, ОЧЕНЬ хорошо убивать. Причем, как руками, так и просто взглядом. Меня таким создали, не спросив, желаю ли я стать вам ровней. Хочу ли быть совершенным орудием в чужих руках. Согласен ли делать это по чьему-то слову. Ведь только представь, что было бы, если бы тот эльф заполучил меня в свою сокровищницу? Если бы вдруг появился на одном из ваших пышных приемов и провел меня вдоль роскошного зала, битком забитым разодетым народом? Мужчины, женщины, важные господа и высокомерные дамы… на каждого я бы взглянул, почти каждого сумел бы коснуться, кого-то наверняка увлек разговором, кого-то удивил, заинтересовал или вызвал бы обратную реакцию, которая все равно заставила бы приблизиться… а ты знаешь, что мне невероятно трудно возразить? Со мной почти невозможно спорить. Мне искусственно привили мощный дар убеждения и научили быть таким, чтобы на корню ломать чужую волю и всякое сопротивление. Мой голос специально сделан мягким и привлекательным, чтобы заставлять оборачиваться. А пропорции тела подобраны со вполне определенным умыслом. Ты хоть знаешь, что я нравлюсь ЛЮБОМУ существу абсолютно любой расы?! А, Линни?!
Она вопросительно глянула на окаменевшего от таких откровений эльфа.
– Ну, теперь точно знаешь. Однако дело не в этом. С вашей кровью мне перешли многие свойства Перворожденных: быстрота, ловкость, неимоверная сила. Красота, конечно. Но не слишком броская, а как раз такая, чтобы не вызывать зависти. Часть полезных навыков в том, что касается быстрых способов лишить вас жизни… да-да, не таращи глаза: я знаю их все, потому что меня создавали именно для убийства. Причем, убийства исключительно эльфов. Тайного, быстрого и незаметного. Серые Пределы лишь отточили это мастерство, немного ускорили реакцию, подучили, позволили неплохо развиться, но сама основа была заложена гораздо раньше того времени, когда я стал Гончей. Точно так же, как устойчивость к ядам и еще много такого, о чем тебе не стоит знать. Боюсь, если бы все вышло, как задумывал мой создатель, мне никто не смог бы противостоять. Но он, к счастью, немного не успел закончить.
– Ты убил его? – заметно напрягся эльф.
– Конечно. Всадил в сердце его же клинки, разбил перстень и сбежал. А что?
Линнувиэль неожиданно остановился и пристально взглянул на хрупкую фигурку, с поразительной легкостью скользящую среди молчаливых деревьев. Такая маленькая, совсем неопасная на вид, обманчиво слабая и ранимая. Приятное лицо, маленькие пальчики, скрывающие за внешней изящностью неимоверную силу, которая, судя по всему, позволяет им с легкостью крошить даже зачарованные изумруды в родовых перстнях. Обаятельная улыбка, тонкие косточки, бархатистая кожа, больше подошедшая бы изнеженному ребенку, чем наемному убийце. Невероятной чистоты глаза, от которых невозможно оторваться. Кто… ну, кто заподозрит в них какой-то подвох?!!
– Знаешь, – наконец, оборонил он. – Ты – действительно страшный противник. Настолько страшный, что я просто не думаю, что в этом мире найдется хоть кто-то, кто сможет тебя остановить. Если честно, не уверен, что смог бы сделать это сам. И сильно подозреваю, что с этим не справился бы даже Владыка.
Белка совершенно спокойно кивнула.
– Ты прав: он тоже спасовал, когда мы однажды столкнулись. Не смог ЭТО преодолеть, хоть и не понял причины. Как не понял того, насколько близко был к Песни Прощания в тот день. Поверь, я – самое совершенное оружие, которое только было изобретено Перворожденными. Сильнее магии, быстрее клинка, незаметнее яда. Красивое, безупречное и смертельно ядовитое, как невесомая пыльца на кончиках крыльев зачарованных бабочек или умело выкованный клинок в руках опытного воина. Я пройду везде, где есть хоть крохотная щелочка. Зацеплюсь за малейшую щербину. Взберусь хоть по отвесной скале. Смогу дышать под водой, плыть в кипящей лаве, глотать жидкий огонь, прыгать с самого высокого обрыва на голые камни, не боясь поцарапаться, или плясать босиком на горячих углях. Меня можно ранить, но очень нелегко убить. Меня почти невозможно обогнать. Со мной трудно тягаться в скорости и бесполезно пытаться обмануть: я чую ложь за версту. За тем редким исключением, когда говорящий не смотрит мне прямо в глаза. Я – призрак, Линни. Самый настоящий призрак, у которого нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Только собственная тень и цель вдалеке, от которой я тоже не умею отступаться. По крайней мере, так было бы, если бы ОН закончил свое дело.
– Верю, – сглотнул Линнувиэль, а потом вдруг заколебался. – Вот только…
– Что?
– Не обижайся, конечно, но…
– Да говори, не мнись, как влюбленный романтик!
– Если бы тебя создавал я, то… прости еще раз, но я бы обязательно позаботился о собственной защите. Чтобы ненароком не пораниться о твои острые грани и не отправиться на тот свет раньше времени.
– Позаботился бы он… тоже мне, умник, – насмешливо хмыкнула Гончая, видя неподдельное смятение собеседника. – Но ты снова прав: такая защита есть и довольно неплохая. Правда, для одного единственного владельца, но зато абсолютно непреодолимая. Через нее даже мне не переступить, если бы вдруг пришла в голову такая блажь. Хотя и тут есть одно "но", мой ушастый друг.
Белка сделала эффектную паузу, и эльф откровенно занервничал.
– Дело все в том, – загадочно улыбнулась Гончая, заставив его даже слегка отступить. – Что именно ее-то мой создатель… и не успел закончить! Правда, здорово?!
– Боже…
– Нет, ты скажи! Здорово же?! А? Линни? Скажи, ты за меня рад? Только честно, а то обижусь!
– Д-да, конечно, – измученно выдавил Хранитель, не зная, куда деваться от такой страшной правды и громадных, восторженно сияющих глаз, в которых от избытка чувств снова полыхнули яркие зеленые огни.
– Так и знал, что ты будешь в восторге, – негромко рассмеялась она, отлично понимая, какие мысли бродят сейчас в несчастной голове пораженного до глубины души эльфа. – Да ладно, не паникуй. Я все это не для того рассказываю, чтобы ты тут в обморок хлопнулся или, наоборот, поклоны мне начал бить, как дурные ланнийцы в своих раззолоченных храмах. Если помнишь, со мной вполне можно договориться и даже неплохо сосуществовать. Разумеется, соблюдая определенные правила и не нарываясь на рожон. Я ж не монстр, в самом-то деле! И не дикая хмера, чтобы бросаться на первого встречного, щедро пуская кровь направо и налево. Я – Страж, друг мой. В первую очередь Страж, а уж потом все остальное. И именно этому меня научили Пределы.