– Прекрасно. Тогда на раз-два…
Перворожденные резко заторопились.
Глава 2
– Вал? – тихонько позвала Мелисса, склоняясь над бледным лицом опекуна. – Вал, ты меня слышишь?
Страж неслышно вздохнул, но не пошевелился. Только ресницы слегка дрогнули на знакомый голос, да чуть громче стукнуло сердце, показывая, что какая-то часть души все-таки услышала и откликнулась на настойчивый зов. Он по-прежнему был очень бледен, казался худым, ослабленным и каким-то беспомощным, однако глубокой раны на груди уже не было. Теперь там красовался лишь белесый рубец, вокруг которого исчезала некрасивая припухлость. Правая рука постепенно подживала, покрываясь вместо жутковатой черной массы сгоревшей плоти нежной розовой кожей, следы страшного ожога медленно сходили на нет. Лицо перестало быть застывшей восковой маской, похожей на посмертный слепок, черты его смягчились, утратили неестественную остроту и позволяли надеяться, что могучая Гончая вскоре оправится от предательского удара. Однако, не смотря на все старания Хранителей, в себя Вал так и не пришел.
Мелисса тяжело вздохнула и поднялась с колен.
– Когда он очнется?
– Не могу сказать, – покачал головой Аттарис, быстро проведя изящной ладонью над головой смертного. – Он выживет, это уже не вызывает сомнений: аура чиста и не требует постоянного наблюдения. Раны закроются полностью, его разум тоже не пострадал, но момент пробуждения все еще скрыт от меня. Боюсь, магический удар оказался для твоего друга слишком силен, чтобы надеяться на скорое выздоровление, однако опасности для жизни нет.
– Сколько еще ждать?
– Не знаю. День, неделю, месяц… может быть, больше. Будь он одним из нас, я мог бы сказать точнее, но со смертными мы обычно дела не имеем. Магия Темного Леса не предназначена для людей, она может ранить не хуже меча или погрузить сознание в долгий сон, поэтому трудно предположить, как на нем отразятся наши заклятия. Но, как только ваш друг очнется, мы сразу почувствуем.
– Спасибо, – шепнула Мелисса, пряча повлажневшие глаза. – Можно, я еще приду?
– Конечно, дитя, – тепло улыбнулся немолодой Хранитель. – Ему больше нет нужды пребывать в Роще Мира, а в Чертогах для тебя нет опасности. Приходи, когда пожелаешь.
– Спасибо, – ее личико немного посветлело, а на губах мелькнула слабая тень ответной улыбки. После чего Милле снова вздохнула и торопливо вышла из комнаты.
Аттарис проводил ее долгим взглядом и мысленно покачал головой. Поразительная девочка. Удивительно много знает для простой смертной – о Лесе, о наших травах, о магии Темных и даже о ранах. Перевязала сегодня руку смертному так ловко и умело, будто каждый день своей недолгой жизни только и делала, что помогала раненым бойцам неизвестной армии. Знала о целебных корешках, многие из которых вообще нигде, кроме Священной Рощи, не росли. Умела отличить одну травку от другой, была прекрасно осведомлена о том, что, когда и в какую очередь следует собирать, как заваривать, вымачивать и истирать в сложные порошки, а что нельзя сочетать друг с другом ни в коем случае. Даже спорила, если он вдруг не соглашался, и, как ни странно, пока ни разу не ошиблась. Такого просто не бывает! Однако она не только откуда-то это знала (чувствовала, что ли?), но и грамотно использовала свои знания. Причем так, что семисотлетний Хранитель просто диву давался. Более того: наблюдая за ней уже который день, все чаще ловил себя на мысли, что хотел бы ее увидеть снова. Радоваться ее мимолетным улыбкам, лелеять установившееся между ними робкое доверие, как настоящую драгоценность, и найти какой-нибудь способ заглянуть ей прямо в глаза, будто именно в них был скрыт готовый ответ на бесконечное множество его вопросов.
– До завтра, Аттарис, – прозвенел снаружи чистый голосок девушки, и Хранитель против воли улыбнулся.
– До завтра, Милле.
Он немного помедлил, качаясь между сумбурным порывом догнать ее, чтобы самолично проводить до выхода из Чертогов, и желанием убедиться еще в одной своей догадке. Секунду поколебался, попеременно косясь на дверь и на своего упрямого подопечного, что упорно не желал приходить в себя, но затем все-таки отказался от первой мысли. Незачем делать двойную работу – подругу молодого лорда найдется, кому проводить: большинство офицеров дворцовой стражи и так каждый раз отчаянно спорят, кто следующим заступит в караул. Причем, с каждым днем эти перебранки становятся все яростнее. Они никому не уступят этой чести, даже Хранителю из Равных: маленькая Милле уже прочно обосновалась в их мыслях, но мало найдется тех, кто согласится открыто в этом признаться. Да и незачем питать пустые надежды: юный лорд давно и красноречиво дал понять, что случится с неразумными сородичами, которые посмеют коснуться его избранницы. Как все потомки Изиара, он был горяч, несомненно ревнив и смертельно опасен. А заступать дорогу наследнику трона будет плохим решением. Особенно тогда, когда Владыка Тирриниэль стал стремительно терять свою силу.
Аттарис неслышно вздохнул, окончательно стряхивая с себя неуместные романтические порывы, и снова повернулся к широкому ложу.
– Что с тобой не так? – пробормотал он, склоняясь над неподвижным телом Стража. – В чем дело? Почему у меня не получается?
Рыжеволосый ланниец угрюмо промолчал. Но за прикрытыми веками, будто услышав задумчивый голос Перворожденного, тревожно дернулись глазные яблоки. Так, словно Вал понимал его колебания, но упорно не желал поддаваться сложной магии исцеления.
Эльф оказался внимательным: заметил, а потому неуловимо нахмурился и склонился еще ниже, одновременно проводя ладонью над лицом и грудью смертного. Странно, сканирующее заклятие снова не выявило признаков возвращения сознания, не сумело коснуться уснувшего разума человека даже краем, хотя кое-какие отличия в ауре все же нашло – сегодня у смертного она чуть ярче горела алым в области сердца. Точно так же, как случилось вчера и позавчера. Однако сегодняшним утром, до прихода красивой девушки Тира, этого еще не было. Затем вдруг появилось, как намек на легкую радость от встречи, помноженную на искреннее облегчение от того, что с ней все в порядке, а теперь снова медленно истаивало, уступая место прежнему ровному серому цвету подозрительности и недоверия. Что это такое? Как расценивать эти изменения? Как понимать?
Торк! Этот смертный реагировал на вмешательство извне, будто сам был магом! Сперва стремительно шел на поправку, набираясь и напитываясь чужой силой, почти открыл глаза, но потом как отрезало – стал холоден и безответен, остановив всякое продвижение. Складывается впечатление, что даже сопротивляться начал чужим усилиям, будто не желал этого! От опасной грани отошел, вернулся с ТОЙ стороны, а теперь осознанно отдвигался от настойчиво предлагаемой помощи! Оставался во мраке, когда его упорно старались вернуть! Только изредка, рядом с Милле, немного оттаивал и слегка поддавался ее нежным рукам, тянулся навстречу, заращивал раны и неохотно исцелялся. Каждый день по капельке, совсем по чуть-чуть, но все же шел за ней к свету. Однако стоило ей уйти, как он снова холодел и впадал в небытие, покрываясь почти ощутимой броней безразличия и отторжения.
– Кто же ты такой? – непонимающе отодвинулся Хранитель, внимательно всматриваясь в суровое лицо человека. – Маг? Воин? Ведьмак? Аура обычная, амулетов совсем нет, никакой силы от тебя не исходит, а ты все равно как-то сопротивляешься. Не понимаю…
Вал, как и прежде, промолчал.
– Сдвигов нет? – тихо спросил от дверей знакомый вкрадчивый голос, и Аттарис, вздрогнув от неожиданности, почтительно склонил голову.
– Иттираэль…
Старший Хранитель, неслышно зайдя внутрь, небрежно кивнул.
– Так что там со смертным? Живой?
– Без изменений.
– Все еще сопротивляется?
– Да. Но в себя не приходил ни разу.
– Плохо. А девчонка?
Аттарис внутренне напрягся, почувствовав холодный интерес собрата к своей необычной посетительнице и заметно встревожившись. Не нравилось ему это. Очень не нравилось: Иттираэль крайне редко проявлял интерес к смертным, а о Милле за последнюю неделю спросил уже трижды. И все время – таким же делано-отстраненным тоном, который появлялся у Старшего, когда он задумывал нечто неприятное. Но вставать у него на пути – смертельно опасное занятие. Перечить вслух – еще опаснее, а противостоять в открытую мог только полный безумец, потому что Старший Хранитель лишь немногим уступал в силе Темному Владыке. А нрав имел такой, что даже непосвященным становилось понятно: Изиар мог по праву гордиться таким потомком.
– Приходила сегодня, – осторожно ответил лекарь, чувствуя, что ступает по тонкому льду недомолвок.
Иттираэль, обернувшись, внимательно посмотрел на собрата, будто что-то подозревал, и тот напрягся еще больше: тяжелый взгляд почти тысячелетнего мага пронзал насквозь не хуже иного меча. Мог сломать волю, парализовать и выпотрошить, как травяной мешок – быстро, умело и абсолютно безжалостно.
– Ты заметил разницу? Аура изменились? Он хоть как-то отреагировал?
Аттарис склонил голову в жесте уважения, старательно пряча за длинной челкой яростный блеск глаз.
– Взгляни сам.
– Я спрашиваю у тебя, Равный! Что с ранами? Ты добрался до его разума?
– На данный момент я не вижу разницы, – бесстрастно ответил Аттарис, с неподдельным удовольствием подметив нешуточное раздражение в глазах опасного собеседника. Небольшая месть за это презрительное " Равный" – вполне осуществимая задача для немолодого, но неглупого целителя, которому никогда не подняться выше достигнутого сто лет назад потолка. О нет, никакой лжи – одна только сущая правда, ведь на ДАННЫЙ момент отличий в ауре действительно не было. Она стала такой же серой и размытой, как вчера, позавчера и много-много дней до этого. Выглядела слабой, нетронутой и безжизненной. Никаких всплесков нет и в помине, хотя парой минут раньше… но Старший ведь не спрашивал конкретно. А значит, у меня есть полное право не распространяться об этом незначительном отклонении.
Пусть-ка поломает голову, ллер высокородный сноб!
Иттираэль поджал губы и, на пару мгновений склонившись над смертным, знакомым жестом провел рукой по воздуху, стремительно считывая чужую ауру и то, что скрыто под ней. Быстро убедился в том, что она ничуть не изменилась за последние дни. После чего выпрямился, ожег смиренно сложившего руки собрата огненным взором и быстро вышел.
Аттарис незаметно перевел дух.
Опасно играть в эти игры, не имея на руках достаточного количества козырей: Иттираэль сомнет и не заметит, если только почует малейшее неповиновение. Для него имеет значение лишь одно – безоговорочное подчинение Роду Изиара, к которому вели его собственные корни, и Великому Дракону, осеняющему этот мир широкими черными крыльями, а на все остальное он мог просто наплевать. Даже на жизнь сородича. Потому-то и носил за глаза меткое прозвище Нетопыря. И он, как все остальные, ОЧЕНЬ сильно жаждал узнать, откуда на этом свете взялся столь непредвиденный фактор, как юный Тир, сумевший всего в долю мгновения смешать мудрые умы Совета Старейшин и перечеркнуть далеко идущие планы Владыки Тирриниэля. Как своим неожиданным появлением в Лесу, так и необычными спутниками, из которых только на смертного не распространялась защита эльфийского правителя.
Хранитель покосился на ровно дышащего человека и неожиданно порадовался тому, что высокомерный сородич пока сумел не до него добраться – глубокий сон надежно ограждал человеческий разум от чужих посягательств. Подобно мощной броне оберегал уязвимое для магии эльфов сознание. А значит, это странное упорство только к лучшему: чем глубже незнакомый воин погружен в беспамятство, тем дольше молодой наследник может быть спокоен за смертного друга. А маленькая Милле может быть уверена: ему не грозит неожиданная кончина до тех пор, пока Иттираэль не найдет способ вытянуть из него необходимые сведения.
– Не советую тебе воскресать, – неожиданно посоветовал Аттарис раненому, пристально всматриваясь в спокойное мерцание серой ауры. – По крайней мере, пока Тир не войдет в полную силу. Впрочем, если ты не дурак, сам постараешься этого избежать. А если я в тебе все же ошибся, то будь уверен: Иттираэль не даст тебе ни единого шанса, кем бы ты ни был.
Хранитель остро взглянул на недрогнувшее лицо Стража и, убедившись, что тот по-прежнему находится в глубоком сне, с досадой поджал губы. Он бы не хотел огорчать будущего повелителя и его прекрасную избранницу известием о непредвиденной гибели их смертного друга. А то, что Иттираэль не отступится, пока не выяснит правду, было очевидным: Старший Хранитель очень не любил недоговоренностей. И, значит, едва появится такая возможность, сумеет побеседовать с хрупким человеческим разумом так, чтобы никто не узнал и не понял. А исход подобной беседы нетрудно предугадать: смертные слишком слабы, чтобы долго сопротивляться ломающей волю магии Темных. Но спрятать человека в Лесу невозможно, оградить от внимания искусного мага – тем более. Остается только поддерживать в нем подобие жизни и надеяться, что он сумеет уцелеть в этом переплетении чужих планов, намерений и хитроумных интриг.
Аттарис снова поймал себя на мысли, что делает это только ради Милле, и резко отвернулся, не желая признавать, что в кои-то веки не устоял против женских чар. Он быстро вышел, дав двум стражам у дверей четкое указание извещать его о любых посетителях этой комнаты, после чего запахнулся в белоснежный плащ и исчез среди бесконечных зеленых коридоров Чертогов. А потому не увидел, как невзрачная сероватая аура Стража дрогнула, заметно уплотнилась и подтянула края, будто почуяла угрозу, затем ненадолго расширилась, осторожно пробуя воздух на вкус, и, наконец, холодно мигнула.
– Почему вы называете своих Хранителей Равными? – спросил Тир, устало прислонившись к замшелому валуну и смахнув со лба выступивший пот.
Владыка Л'аэртэ развеял скопившийся в воздухе запах гари и присел рядом.
– Потому что они не относятся к прямым потомкам Изиара. Это второстепенная ветвь, представители которой не утратили силы, но всегда будут слабее, чем прямые наследники. Их традиционно немного: всего пять замкнутых и преданных моему Роду семей, из которых и делается выбор в пользу Хранителей. Нынешних Равныхты уже видел – Аттарис, Брегарис, Барронис, Тарринис и Лавванис. Окончание "ис", как ты понимаешь, не случайно, и указывает на близость к правящему Дому. Они – законные наследники своих семей и единственные среди них, кто владеет Огнем Жизни. В меньшей мере, чем мы с тобой, разумеется, но все же достаточно, чтобы иметь неплохой в этом мире вес. Остальные – так, мелкие фокусники, не представляющие для Леса большой ценности.
– Почему все так сложно?
– Трудно сказать, – отряхнул ладони правитель. – Наверное, потому, что заклятие Изиара позволяет проявиться силе только в одном (максимум, в двух) наследниках Дома. И это касается всех уцелевших ветвей Рода. Без исключения.
– Хочешь сказать, что только по этой причине среди Л'аэртэ принято иметь лишь двух наследников мужского пола? – заинтересовался Тир.
– В том числе.
– А Иттираэль?
– Гм, – задумался Тирриниэль. – Должность Старшего Хранителя была утверждена еще во времена Изиара, и ее всегда занимали наиболее опытные, сильные и сведущие в Искусстве маги, хорошо умеющие владеть Огнем Жизни. Да, не удивляйся, что он так силен: в свое время Изиар оставил после себя несколько сыновей, от которых и пошли потом разные ветви Рода. По этой же причине окончание имени Старшего совпадает с моим, а Огонь лишь немногим уступает твоему.
– Сравнил! – неприязненно буркнул юноша, сверкнув неуловимо покрасневшими глазами.
– Вижу, Иттираэль тебе не очень нравится, – усмехнулся Владыка, и Тир насупился еще больше, подтверждая очевидное. – А зря. Именно его усилиями мне удалось отправить Зов и помочь вам найти сюда дорогу. С его же помощью поддерживается защита вокруг всего Леса и моих Чертогов, а также порядок в Роще Мира.
– Вот как? Тогда он опаснее, чем я думал, – в голосе Тира проскользнула странная задумчивость. – А почему Хранителей всегда семеро? Почему именно так: пятеро Равных, Младший и Старший? Я думал, ваше священное число – девять, а не семь.
– Гм, верно. Но ты забыл посчитать меня и моего сына.
– У тебя два сына, – хмуро поправил юноша, и Владыка немедленно помрачнел.
– Да. Их всегда двое… было. Но продолжает Род только один, как в любой ветви. В том числе и в той, к которой принадлежит Иттираэль. Кстати, его младший брат наверняка понравился бы тебе больше. Даже жаль, что всего две луны назад я отправил его в Серые Пределы.