И, узнав об этом, услышав странное, никогда не виданное здесь прежде, но твердое желание, Роща Мира, в которой так любили тренироваться потомки Изиара, впервые за много тысячелетий прерывисто вздохнула, открыла глаза и… тихо заплакала. Потому что это было желание подарить, а не отнять чужую жизнь.
Желание исцелять, а не убивать.
Неистовое стремление жить в этом мире в гармонии.
Быть рядом с теми, кто дорог, чтобы хранить их от тех, кому нечего больше беречь и кто пожелал бы отнять у счастливых это бесценное сокровище. И чувство это было столь сильно, что белоснежные великаны почтительно склонили пушистые верхушки, отдавая дань первому избранному, кто рискнул идти новой для Темного мага дорогой. Роща умиротворенно вздохнула и, не обращая внимания на бушующий внутри Огонь, ласково взъерошила трепаную гриву своего непокорного сына прохладным ветерком.
Здравствуй, мой мальчик…
Тир вздрогнул и непонимающе поднял голову, невольно отрываясь от Огня, но ощущение мягкого объятия, будто ласковых рук любимой матери, никуда не исчезло. Напротив, стало даже сильнее, будто она стояла совсем рядом и с нескрываемой гордостью смотрела на возмужавшего сына своими прекрасными глазами. Мелькала серым призраком сквозь белую листву, проглядывала сквозь еще бушующее алое пламя, смотрела сквозь пространство и время. Непонятно, как и когда, но она все же была здесь и, хорошо видя воцарившийся хаос, мягко улыбалась.
– Мама? – неуверенно позвал юноша, невольно разрывая призрачное марево полусна-полуяви, непонимающе моргнул. – Мама?!
Ты молодец, малыш… ты все правильно сделал…
Он слабо улыбнулся, и… в этот момент все закончилось. Так же стремительно, как и началось: бешено ревущее пламя смирно улеглось, послушно втянувшись в его тонкие пальцы; мутная пелена перед глазами разошлась, открывая пораженному взгляду абсолютно невредимую Рощу, в которой последние сгоревшие листики спешно заменялись новыми; стремительно пробивающийся под ногами свежий травяной ковер; нетронутые ясени на границе безупречно круглой поляны. И, наконец, ошалело оглядывающегося по сторонам повелителя, у которого седая шевелюра прямо на глазах набирала правильный черный цвет, а на лицо с огромной скоростью возвращался здоровый румянец.
Тир с надеждой уставился на то место, где только что видел хрупкий силуэт, но с разочарованием убедился: показалось. Поляна была девственно пуста, если не считать, конечно, его самого и внезапно очнувшегося от летаргии правителя.
– Что ты… сделал?!! – пораженно прошептал Тирриниэль, со странным чувством ощупывая собственное, заметно посвежевшее лицо и засиявший зелеными искрами изумруд на обруче. – ТИР!! КАК ты это сотворил?!! Что это было?!!!
Юноша пожал плечами и уселся прямо на землю, ласково ероша руками послушно льнущую травку.
– Я же говорил, что в нашем Огне заложена не только ненависть. Теперь можешь сам убедиться: так оно и есть. Я не хотел тебя убивать, и он никого не тронул. Рощу тоже восстановил, а то твои Хранители меня потом насмерть бы загрызли, если бы увидели. Резерв можно три дня не восполнять, пара недель спокойной жизни у тебя есть, но потом – извини. Я все-таки не бог. Просто вернул то, что ты мне отдал, когда спасал от Единения, и малость помог на переходе. Считай, что спасибо сказал. Ответная вежливость, не больше, так что не обольщайся.
– ТИР!!!
– А? – вяло отозвался юноша, неожиданно почувствовав резко навалившуюся усталость.
Владыка эльфов, смутно подивившись собственной прыти, буквально слетел с насиженного места и порывисто обнял юного мага, только что сотворившего настоящее чудо. Сам. Без подсказок и помощи, но как-то сумел обратить свою силу на созидание, а не на разрушение, как всегда случалось. Сменил полюса, развернул на сто восемьдесят градусов эту невероятную мощь. Сдержал первый порыв. И, тем самым, только что перевернул новую страницу в жизни своего Рода, Дома и всего Темного Леса. Потому что никто, нигде и никогда прежде не делал ничего подобного. Даже не догадывался, что Огонь может не только сжигать, отнимая всякую надежду, а способен быть чем-то гораздо, гораздо большим. Способен нести с собой жизнь, быть мягким и послушным, как преданный пес возле ног сильного хозяина. Что он умеет дарить жизнь и приносить не только боль и разочарования. Что он – цельный. Живой. Почти разумный, иначе не сумел бы сделать то, что сделал сегодня: не вернул бы пострадавшую Рощу в первозданный вид и не позволил бы двум до смерти уставшим эльфам мирно сидеть друг напротив друга, одновременно гордясь и смущаясь произошедшего.
Один – сконфуженно отводил глаза, в которых гасли последние отголоски недавнего буйства; слегка побледневший и подозрительно сонный. А второй с восторгом и жадным обожанием изучал талантливого ученика, сумевшего снова поразить его в самое сердце. Как? Как это стало возможно?! Как вышло, что разрушительный Огонь сумел вернуть ему жизнь? Как не поранил, не убил? А, наоборот, выдернул из небытия, бережно восстановил истощенный резерв и вернул утраченные силы, о которых он уже начал забывать? Торк! Давно не чувствовал себя настолько хорошо! А Тир… боги, неужели он ЗНАЛ?! Каким-то чудом увидел истинную суть своего дара? Познал его так, как никто и никогда раньше?! Неужели в прошлые разы именно об этом пытался рассказать, не ведая, как донести глупому сородичу эту простую истину?!! А я, дурак, так и не понял!
Тирриниэль с несвойственной себе нежностью вспомнил случайно вырвавшееся у Тира рассерженное "дед" и ласково погладил трепаную черную макушку. Мальчик… чудесный мальчик, оказавшийся в сотни раз мудрее меня самого… долгожданный, истинный наследник, ради которого я действительно теперь готов на все. Мое спасение, моя единственная надежда. МОЙ внук, который, наконец-то, решил хоть немного довериться.
– Тир, как ты себя чувствуешь?
– Ага, чувствую, – пробормотал юный гений, вдруг опасно покачнувшись и закатив глаза. – Но как-то слабо. Ты только не говори Милле, ладно?
Тирриниэль успел вовремя подхватить безвольно осевшее тело и, испытав кратковременный приступ дикого ужаса, с запоздалым облегчением вздохнул: ничего страшного. Просто обморок.
– Темная Бездна! – почти простонал он в пустоту, с благоговейным ужасом осознавая масштабы случившегося и торопливо осматривая измученного внука, чтобы убедиться, что тот ничуть не пострадал. – Какой дар!! Какой невероятный дар!! Едва ли наполовину резерв истратил! Немного поспать, и снова сможет творить… просто поразительная стойкость! Боги, боги, боги!! Ну, почему он – не мой сын?!!..
Глава 3
Линнувиэль пришел в себя на рассвете.
Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в чистой постели, если сам ее не разбирал, и вообще – рухнул в беспамятстве где-то у противоположной стены. Как раз после того, как в окно ворвался кто-то злой и шипящий проклятия не хуже разъяренного демона Черных Земель, да еще и врезал по лбу так, что все остальные события помнятся лишь чередой каких-то смутно знакомых картин.
Он помнил высокий потолок, куда с пронзительным жужжанием взвилась потревоженная на подоконнике муха… медленно расползающуюся лужу на дощатом полу… порванную на груди рубаху, под которой чьи-то удивительно сильные пальцы ловко ощупывают рану. Затем – короткая вспышка боли и дикий жар во всем теле, от которого просто некуда убежать. Чьи-то голоса – сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное звездное небо над головой, в которой кто-то услужливо включил круглый светильник с неровными темными пятнами. Холод… сильный холод, не дающий двинуться с места. Последние слова Песни Прощания, эхом отдающиеся в вышине ночного неба. И другие слова – мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно, на землю, в темноту постоялого двора, на котором кто-то безвольно распластал его безжизненное тело… а вокруг него творилось что-то странное. Какие-то непонятные тени, чутким стражами хранящие покой этого смутно знакомого места. Рядом – жутковато изломанные силуэты обоих гаррканцев, в темноте неприятно напоминающие двух припавших на передние лапы гигантских котов. Вокруг них – едва заметные ручейки утекающей в бесконечность силы, которая быстро втягивается в их мускулистые тела. А над всем этим – чей-то тихий голос, полный мольбы и властного зова. И запах… удивительно сильный, приятный, манящий, сводящий с ума, терпкий запах эльфийского меда, ради которого он почему-то решил вернуться.
Линнувиэль вдруг вспомнил все до последнего мига и, широко распахнув глаза, подхватился с широкого ложа. В голове тут же помутилось, в ушах опасно зазвенело, зашумело и загудело, будто кто-то ударил в громадный басовитый колокол. А в левом плече вспыхнула дикая боль, заставившая его сдавленно охнуть и измученно повалиться обратно.
– Тихо, спокойнее. Тебе рано вставать, – с укором произнес чей-то мелодичный голос, и на взмокший от усилий лоб эльфа легла прохладная ладошка.
Хранитель жадно вдохнул запах тонкого запястья, оказавшегося у него перед лицом, и непонимающе замер: оно пахло солнцем, летним ветром и зеленой листвой. Нет, не то!!! Совсем не тот запах!! Он снова приподнялся, шаря по сторонам настороженным взором, недоуменно вдохнул снова и почти с разочарованием понял, что ошибся в своих предположениях.
– Доброе утро, – улыбнулась присевшая на краешек кровати Мирена и сверкнула в полутьме белозубой улыбкой. – Лежи, тебе действительно рано подниматься. Рана еще слишком свежа.
Эльфийка осторожно уложила сородича обратно, прикрыла до середины груди покрывалом и заботливо подоткнула, чтобы не спадало. Спокойная, облегченно улыбающаяся, поразительно красивая в своем алом платье, придающем ей какое-то неповторимое очарование.
– Где я? – хрипло спросил Линнувиэль, силясь разглядеть за ее плечом кого-то еще. Но не вышло: она слишком близко наклонилась, снова обдав его ароматом хвои и летнего ветра.
– В своей комнате, конечно. Корвин и Маликон перенесли тебя сюда, чтобы выздоравливал поскорее. Повязка свежая, не беспокойся. Рана почти закрылась, но тревожить ее пока нельзя, хотя Таррэн нас заверил, что рука будет действовать, как прежде.
– Сколько я…?
Мирена обернулась и внимательно посмотрела.
– Сегодня третий день. Ты что-нибудь помнишь из того, что случилось?
– Все, – устало прикрыл веки эльф, тщетно пытаясь избавиться от видения совсем других глаз, пронзающих его душу до самого дна. – Я помню абсолютно все.
– Почему ты никому не сказал, что ранен так сильно? – вдруг построжал ее голос. – Почему не воспользовался магией? Зачем тянул столько времени? Ты мог погибнуть!
– Мне нельзя пользоваться магией, миледи.
– Почему? – нахмурилась Мирена.
– Мы не должны привлекать чужого внимания, – равнодушно отвернулся он, уставившись на занимающийся рассвет за окном. Внезапно постороннее присутствие стало его сильно тяготить. Особенно такое шумное.
– Какое внимание?! С ума сошел?! Да кто тебя видит? Кто узнает?! Люди? Гномы? – вспылила эльфийка, видя его необъяснимое безразличие. – Думаешь, им есть дело до кого-то из нас?!!
– Нет, – устало отозвался Линнувиэль, снова прикрывая глаза. – Просто я слишком тесно связан с Владыкой Тирриниэлем и тем Зовом, который он отправил своему сыну. Если рядом со мной (а значит, и с ним) будет твориться наша магия, Зов станет слышным не только для нас, но и для… Светлых. А Владыка не хотел бы, чтобы о его плачевном состоянии прознали раньше времени. Темный трон должен быть занят снова. ДО того, как Светлые ощутят нашу слабость, поэтому мне запрещено пользоваться магией в пути. За исключением тех случаев, когда этого потребовала бы безопасность. Ваша и лорда Торриэля.
– Таррэн! Его зовут Таррэн! – прошипела Мирена, резко поднявшись с постели раненого. – Почему ты не сказал хотя бы ему?! Почему промолчал, когда была возможность все исправить?!
Хранитель неопределенно пожал плечами.
– Я маг, миледи, и хорошо знаю, когда попавший яд можно обезвредить, а когда не стоит даже пытаться. Та гиена не была обычной. А ее яд заведомо смертелен, поэтому и не стоил лишнего беспокойства.
– Нет, стоил! Таррэн спас тебе жизнь, и…!
– Это не он спас мне жизнь, – тихо отозвался эльф, остро жалея, что не может забыть случившееся и странную тоску, грызущую нутро не хуже иной гиены. Не может забыть Песнь Возвращения, а затем вернуться обратно, на двое суток назад, когда эти мерные слова звучали во тьме только для него одного. Единственного. Тем изумительным голосом, от звуков которого хотелось смеяться и плакать одновременно, жить и умирать, кричать и рваться навстречу, страстно надеясь на какое-то чудо. Стремительно мчаться на этот Зов жадно урчащим зверем, чтобы найти, наконец, его источник и потом блаженно улечься рядом, вбирая всем существом. Наслаждаться мягким запахом меда, от которого все сильнее кружилась бы голова. Мурлыкать от удовольствия, не желая большего, и неотрывно смотреть в два бездонных океана, на дне которых буйными вихрями свернулись две бесконечных спирали – небесно голубая и изумрудно зеленая, которые и вытащили его недавно к свету.
– Не Таррэн?! А кто же тогда, позволь спросить?!!
– Белик… – невольно сорвалось с губ.
– Дурак! – вспыхнула девушка и, стремительно развернувшись, выбежала прочь, не забыв при этом громко хлопнуть дверью.
Линнувиэль тоскливо оглядел пустую комнату, прислушался к своему измученному телу и упрямо приподнялся на локтях. В плече немедленно стрельнуло, но, впрочем, не настолько, чтобы он отказался от настойчивого желания самостоятельно встать. Эльф тихо скрипнул зубами и с усилием принял вертикальное положение. Некоторое время выжидал, пока успокоится знакомое головокружение, а в глазах перестанут метаться испуганные мушки, терпеливо восстанавливал сбившееся дыхание, но затем подтянул кем-то заботливо выстиранные и выглаженные штаны, неловко оделся и, покачиваясь, неуверенно поднялся.
На какое-то мгновение комната ощутимо поплыла, звон в ушах стал просто оглушительным, но Линнувиэль не зря считал себя выносливым и упорным – спустя всего пару минут он упрямо сжал зубы и, тряхнув головой, сделал первый шаг к заветным дверям. Не забыв, правда, вовремя ухватится за стенку. И так, некрасиво шаркая и царапая голыми пятками пол, но с каждым шагом обретая былую уверенность, понемногу добрался до спасительного выхода.
– Ты что тут делаешь?! – несказанно изумился Шранк, когда у него перед носом в коридор выбрался смертельно бледный эльф, одетый в одни лишь штаны.
– Линнувиэль?! – обеспокоенно донеслось снизу, и по лестнице торопливо загрохотали чужие сапоги. Слишком громко для его нещадно звенящей головы, о чем последняя не преминула сообщить. – Ты зачем встал?! Тебе еще рано! Немедленно вернись! Слышишь?!
– Линнувиэль!! – ахнула из-за спины подбежавшего Корвина Мирена. – Да ты совсем с ума сошел?!! Как ты сумел подняться?!!
Младший Хранитель Знаний измученно прижался лбом к косяку. Торк его знает, как и, главное, зачем! Точнее, он-то знал, но признаваться не хотелось даже себе, что делает сейчас форменную глупость лишь с одной целью – увидеть то единственное существо, кроме которого больше ни о ком думать не мог, и наглядно убедиться, что не сошел с ума. Что все это действительно БЫЛО. Что он воочию видел странные зеленые отсветы в чужих глазах и слышал чудный голос, к которому хотелось вернуться. Чувствовал легкое прикосновение и знал в тот момент, что сильно ошибался, считая наглую Гончую обычным пацаном-полукровкой, способным лишь на отменные гадости и подставы. Нет, что-то в нем было еще, и вот это "что-то" как раз не давало покоя.
– В чем дело? – раздалось возле соседней двери властное, и Хранитель, узнав молодого повелителя, поспешно потряс головой, прогоняя противную слабость. Там, где Таррэн, наверняка найдется и Белик. А значит, есть шанс прямо сейчас успокоить расшатанные нервы. Он торопливо зашарил глазами по сторонам, но, сколько он ни пытался, так и не смог найти поблизости знакомую низкорослую фигурку, и это неожиданно встревожило.
Молодой лорд хмуро оглядел шатающегося собрата.
– Линнувиэль? Ты что тут делаешь? Почему встал? Тебе еще сутки пластом лежать, пока силы не восстановятся хотя бы наполовину.
– Где… Белик? – вместо ответа прошептал Линнувиэль, почти не в силах бороться с нарастающим звоном в пустой голове. – С ним все хорошо? Мой лорд… что с ним?
Шранк и Таррэн быстро переглянулись и моментально помрачнели, хорошо понимая причину, по которой непримиримый, едва дышащий Хранитель вдруг выполз из постели и теперь настойчиво озирается, высматривая, вынюхивая и всеми силами выискивая прежнего нагловатого сорванца. Кажется, Белка задела его сильнее, чем хотела, иначе не поднялся бы этот лебедь ни свет ни заря и не поперся на ее поиски в столь невменяемом состоянии. Помер бы просто на полпути, сдулся и рухнул неподвижной колодой. А под ее магией как-то держался. С трудом конечно, едва соображая, что делает, заметно дрожа от слабости, но все еще каким-то чудом стоял на ногах (сам, что удивительно!) и даже имел наглость перебивать своего лорда. Однако Таррэн слишком хорошо помнил, как оно бывает, и не мог не узнать знакомого возбуждения, на высоте которого сам когда-то чудом выкарабкался с того света. А потому, вместо того, чтобы разозлиться, только сочувственно покачал головой.