«Тантаэ, у вас большие планы на вечер? Я хотела поговорить…»
Внешне князь оставался спокойным, по-прежнему слушая болтовню своей спутницы. Но в его мысленном голосе отчётливо проскальзывали иронические нотки.
«Не такие уж большие. Трапеза, развлечение… Думаю, через час я буду абсолютно свободен и готов поступить в ваше полное распоряжение».
«Спасибо. Я вас здесь подожду».
«Как вам будет угодно».
В своей мысленной речи я очень ясно обрисовала предмет будущего разговора. Согласие Тантаэ было искренним и чуточку обречённым. Я невольно почувствовала себя в роли инквизитора. Фу, гадость какая. Пришлось срочно заедать горе бутербродом.
Тем временем очарование блондинки шло полным ходом. Князь загадочно улыбался, а его обычно ровный, лишённый всяких интонаций голос стал глубоким и обволакивающим. Когда слышишь такой голос, на смысл слов уже внимания не обращаешь. А если собеседник при этом ещё и невесомо гладит запястье кончиками пальцев…
Ради интереса я перешла на другой уровень зрения. Аура князя выпустила хищные нити, оплетающие разум блондинки. Вибрация тонких, невесомых паутинок запускала цепочку необходимых изменений. Когда дело будет сделано, Тантаэ останется только слегка коснуться её разума, включая заложенную программу. И бедная девушка останется наедине со смутными воспоминаниями о необычном сне, не более того.
Впервые наблюдая шакаи-ар на охоте, я неожиданно пришла к выводу, что стать жертвой одного из них – не так уж неприятно. Стоит только вспомнить то невероятное чувство, которое охватывало меня в присутствии Максимилиана. Может, небольшое количество крови и жизненной силы – не столь уж страшная плата за возможность испытать те ощущения, которые и не светят другим людям?
Тем временем Тантаэ со своей спутницей закончили пить кофе и проследовали к выходу. Когда они проходили мимо, на меня накатила волна приторно-сладкого запаха – блондинка не пожалела духов. Я вздохнула, уставившись в чашку.
Пепельный князь был здесь совсем другим, словно надел какую-то дурацкую маску, настолько не вязавшуюся с его обычным обликом, что это пугало. Неужели только для того, чтобы ввести в заблуждение парочку туристов? Соответствовать представлениям о себе – пожалуй, вполне во вкусе Тантаэ. Впрочем, что я знаю о загадочной шакарской душе…
– Не такой уж я загадочный, как вам кажется, Найта. А соответствовать ожиданиям – один из самых убийственных приёмов, – прозвучало вкрадчиво над ухом.
Я вздрогнула всем телом.
– Вам надо смертью на полставки подрабатывать, Тантаэ… Инфаркт от неожиданности вы обеспечить умеете, – от испуга ляпнула я и смутилась. – А что, вы уже закончили ваши… дела с этой блондинкой?
– Можно и так сказать, – улыбнулся он. – Очень милая женщина, между прочим. Пусть и не блещет умом. А вот в супруги ей достался отменный мерзавец, совсем не ценит бедняжку. Надо будет на досуге поработать с его психикой, нельзя так относиться к собственной жене, да ещё и к такой красавице.
Я невольно засмеялась, представив себе эту «работу». Небось попросит в столовой соль передать, заглянет в глаза, эдак проникновенно, а бедный парень будет всю жизнь мучиться догадками, как он раньше не разглядел эту замечательную женщину – свою жену…
– Примерно так, – невозмутимо подтвердил Тантаэ. – Но вы ведь не об этом хотели поговорить?
– Что, прямо здесь? – Я несколько растерялась.
– А что вас не устраивает? – Тантаэ явно забавлялся. – Тихое, спокойное место, на свежем воздухе. Или вы боитесь, что кто-то подслушает нашу занимательную беседу? Увольте. Любая из действительно заинтересованных персон достаточно могущественна, чтобы получить эти сведения даже непосредственно у Северного князя. А этим милым людям вокруг совершенно на нас наплевать.
– Наверно, вы правы, – согласилась я. – Просто я не ожидала, что вы вообще согласитесь…
Тантаэ пожал плечами и сделал глоток из моей чашки. Надо же, не побрезговал. Наверно, кофе в ней какой-то особенный, не иначе.
– И всё же я согласился. О чём именно вы хотели бы узнать?
Губы на мгновение онемели, а когда я вновь обрела дар речи, то спросила совсем не то, что собиралась узнать вначале:
– Расскажите мне то, что он сам бы не рассказал… но что кажется важным именно вам.
Пепельный князь неожиданно рассмеялся, слегка откинув голову. Взгляд его ощутимо потеплел.
– Хороший вопрос, действительно. Проблема в том, что когда речь идёт о Максимилиане, то важным мне видится абсолютно всё…
Они действительно были очень близки – Тай и Ксиль, одни из последних князей старого Севера. Не потому, что рядом взрослели и помнили друг друга едва ли не с рождения; и уж точно не из-за сходства характеров. Ещё в те далёкие времена Максимилиан только и делал, что ввязывался в сумасшедшие авантюры, а Тантаэ методично восстанавливал по крупицам величие некогда обширного клана, избегая по возможности любых рисков.
Возможно, дорожки этих двоих разбежались бы очень скоро, если бы не война… и не долг.
С самого начала Тантаэ был слишком слаб, чтобы выжить. В ту эпоху даже подобные ему кланники не успевали и первую сотню разменять, что уж говорить об одиночках? Мать и отец его были ар-шакаи, обращёнными; обычно дети у таких пар рождаются чистокровными шакаи-ар, а взрослеть начинают даже раньше других.
Но Тай оказался слишком похож на обычного человека.
Все ждали, что кровавое безумие наступит в пятнадцать, но оно не наступило ни тогда, ни позже – ни в двадцать, ни в предельные двадцать пять лет, ни в тридцать, когда надежду на благополучный исход сохраняли только родители. Охота не интересовала Тантаэ; он не был подвержен внезапным приступам агрессии, напротив, даже в самой напряжённой ситуации не терял самообладания. Регены накапливались в крови пугающе медленно. Регенерация и сила лишь ненамного больше человеческой – вот и всё, что отличало его от простых смертных. И ещё – внешность, но это, скорее, было проблемой, потому что красноглазого и синеволосого чужака люди встречали враждебно.
Пожалуй, если бы не влияние родителей и не любопытство тогдашнего Пепельного князя, Тантаэ уже давно сожрал бы кто-нибудь из своих же. Впрочем, к тридцати трём годам он полностью смирился с ролью забавной зверушки в клане…
Но тут привычный мир рухнул. Пепел Времени вступил в войну; было это осенью, с первыми жёлтыми листьями, а исчез с лица земли он прежде, чем по утрам в бочагах на болоте стал появляться первый тонкий ледок. Из нескольких тысяч шакаи-ар выжил один Тантаэ, и то лишь потому, что равейны посчитали ниже своего достоинства избавляться от беспомощного почти-человека. Ему повезло; однако вряд ли он выжил бы в последующие годы, если бы не рискнул отправиться на поклон к князю соседних земель.
К тому, кто до сих пор мог оставаться выше этой войны.
Нейаран, великий Северный князь. Шакаи-ар – но только третий от основания рода, сын Аллейн Северной, дочери Древних.
«Скорее Древний, чем один из нас», – говорили о нём кланники, и были правы.
Его боялись даже больше, чем эстаминиэль; но Тантаэ рискнул.
Терять ему было нечего.
Нейаран принял его благосклонно и позволил ему остаться в своём «замке» – в испещрённой множеством туннелей и пещер скале, которой магия придала отдалённое сходство с аллийскими дворцами.
«Будешь играть с моим сыном», – небрежно приказал Северный князь и улыбнулся. Тантаэ тогда испугался больше, чем когда попал в плен к равейнам, потому что и не представлял, чего ждать от четвёртого в роду, от того, чей отец был «слишком Древним». Игры шакаи-ар в большинстве случаев означали охоту, для которой нужна жертва, достаточно быстрая и ловкая, чтобы не погибнуть в первый же день.
…Но Нейаран, как выяснилось, имел в виду именно игры.
А его сын, тот самый пугающий «четвёртый в роду», оказался пятилетним мальчишкой – по-человечески любопытным, живым, смешливым, скорее похожим на свою обращённую мать из Ромы – черноволосую и статную красавицу южанку. На отца Максимилиан был похож только абсолютно нечеловеческим оттенком кожи – молочно-белым, без намёка на румянец. А цвет глаз, как гордо говорил Нейаран, достался ему от самой Аллейн Северной, дочери Древнего и аллийки – безупречный синий, каким иногда бывает небо вечером.
– Мой! – радостно объявил Ксиль, как только увидел Тантаэ, и тут же цапнул его зубами за руку. Не слишком сильно, но до крови. – Это чтоб все знали, что мой, – пояснил он серьёзно.
Лукреция и Нейаран, улыбаясь, пожелали Тантаэ удачи и сбежали на охоту, оставив его наедине с Ксилем. Последний из Пепельного клана сперва недоумевал, как можно быть такими беспечными и доверить единственного сына чужаку, но потом осознал – да этот малыш куда сильнее его.
Это оказалось слегка обидно, но только слегка. Ксиль был маленьким совершенством; а когда тебя обожает совершенство, пусть даже маленькое, злиться невозможно по определению.
Любовь и обожание у Ксиля проявлялись очень по-шакарски: он постоянно кусался. Не больно, но чувствительно, почти всегда до крови и всегда – в самый неожиданный момент. Регенерация у Тантаэ не справлялась, и он постоянно ходил в синяках и царапинах. Нейаран снисходительно посматривал на него, а потом, спустя почти полгода, внезапно предложил Таю свою кровь.
«У тебя очень интересный случай, – обмолвился он. – Регены есть, но они наполовину спят. Мне интересно, что может их пробудить».
Даже если бы Тантаэ захотел отказаться, то не смог бы, потому что уже через секунду оказался на коленях, с запрокинутой головой, а к глубокой царапине над ключицей было плотно прижато чужое запястье, окровавленное, горячее до того, что почти обжигало.
Однако довести эксперимент до конца Нейарану не позволил собственный сын. Ворвался в комнату, наотмашь ударил отца когтями по руке, вцепился в Тантаэ – и потащил за собой, как мешок с игрушками. Приволок в своё убежище, усадил на постель и обнял так крепко, что едва кости не переломал, и по привычке цапнул зубами за плечо – на сей раз сильно, глубоко.
«Я же сказал, что мой».
Ксиль не произнёс это вслух, только подумал. Но от свежего привкуса крови Нейарана во рту и от шока у Тантаэ сорвало крышу. Почти не осознавая, что происходит, он впервые укусил мальчишку в ответ – тоже сильно, до крови. И чьи регены стали катализатором – Ксиля, Нейарана ли? – неважно, но Тай вдруг почувствовал, что температура у него подскочила градусов на десять.
А потом пришёл голод.
Собственные регены наконец-то пробудились.
Нейаран почему-то был очень доволен и называл теперь Тантаэ «младшим». И относился теперь к нему не как к кланнику… а как к приёмному сыну?
Правда, появились новые трудности.
«Кровавое безумие» хотя и проходило у Тантаэ легче, чем у многих шакаи-ар, но всё же порядком отравляло жизнь. Хвалёный самоконтроль остался только в воспоминаниях. А привычка жить по-человечески оказалась воистину губительной. Тантаэ всеми силами пытался избежать убийств, предпочитая найти две, три, четыре жертвы, но не выпить до смерти единственную. Лукреция, сама обращённая очень поздно, кажется, понимала его и сочувствовала, и, если находила возможность – поила Тая силой напрямую, без крови, из губ – в губы, как могут лишь княгини и князья. Но даже её помощи было недостаточно.
Из десяти дней Тантаэ отсутствовал в замке девять.
Это его и спасло.
Нейаран хотел вечно оставаться над войной, но она пришла в его дом. Равейны слишком боялись оставлять у себя за спиной настолько опасное существо и отправили за Северным князем пятерых – четырёх эстиль из звезды четырёх стихий и Дэй-а-Натье в полной силе. Кто сорвался во время переговоров, он сам ли, Лукреция, так и осталось неизвестным, но живой из замка ушла только Дэй-а-Натье. Троих эстиль убил Нейаран прежде, чем захлебнулся солнечным ядом, а четвёртая…
Четвёртая бросилась в погоню за Лукрецией и нашла её – вместе с сыном. С обращённой, ар-шакаи, справилась легко, даже слишком, но ребёнка пожалела и попыталась забрать его с собой. В этом и была её ошибка – Ксиль оказался настоящим потомком Древних. Он расплакался, позволил взять себя на руки, успокоить, обнять… а как только эстиль потеряла бдительность – разорвал горло зубами, и никакие заклинания не помогли.
К счастью, Дэй-а-Натье была слишком тяжело ранена, чтобы разыскивать последнего из Северного клана. Её сил едва хватило на то, чтобы предать тела подруг огню.
В одиночестве Ксиль провёл три дня. Он стащил тела родителей в большой зал у самого входа, где было больше всего солнца, лёг между ними и попытался уснуть.
Шестилетние человеческие дети редко знают, что такое смерть; дети шакаи-ар знают это слишком хорошо.
И когда Тантаэ вернулся в замок, то Ксиль уже почти перешагнул тот самый порог.
Труднее всего было тогда не сойти с ума сразу.
Тай снова остался без защиты и без надежды выжить. Но сейчас он нёс ответственность не только за себя.
Максимилиан ушёл далеко в сон и просыпаться отказывался. Это было не детской истерикой, а осознанным решением.
«Если возвращаться некуда, то зачем?»
Тантаэ пытался дозваться до него – и словами, и телепатией. Отпаивал по капле своей кровью, вздрагивая от каждого звука – в конце концов, равейны могли вернуться в любое время. И в какой-то момент он почувствовал, что сам угасает, потому что силы просто закончились, и не осталось ни второго, ни третьего дыхания, ни даже чуда.
Ксиль распахнул глаза – впервые за несколько недель – и вцепился ему в руку.
«Не уходи», – попросил он.
И ещё:
«Только не уходи никогда».
И ещё:
«Мой».
Маленькое чудо всё-таки произошло.
Они выжили.
– Иногда находятся люди, Найта, которые осмеливаются спросить у меня, почему я терплю Максимилиана, – с ангельской улыбкой произнёс Тантаэ. Глаза у него сейчас были не тёмно-вишнёвыми, а насыщенно-алыми, как будто светились изнутри от неимоверного жара. – Он жесток, эгоистичен, иногда капризен и всегда – непредсказуем. Он часто подставляет меня под удар, а ещё чаще – себя, и это всё равно бьёт по мне. Он следует исключительно своим желаниям и интуиции, самонадеянно считая, что только он знает, в чём может состоять его благо – и благо близких ему людей. Он идёт к цели, не считаясь с ценой, если считает, что цель этого достойна, и с равной лёгкостью приносит ей в жертву и себя, и других… Всё это так, – мягко сказал Тантаэ. – Но я помню, с чего он начинал… и начинался. У него не было никакой иной опоры, кроме себя, и никакого иного советчика, кроме собственных желаний и предчувствий.
– И он до сих пор следует только им.
– Да, – всё с той же улыбкой согласился Пепельный князь. – В его возрасте немного поздно менять привычки. Особенно детские.
Мне стало неловко, словно я с головой влезла во что-то настолько личное, к чему и прикасаться неудобно.
Глупо было надеяться стать частью этого.
– Простите…
– Это не глупо, – ответил Тантаэ, по шакарскому обычаю не на слова – на мысли. – Всё имеет начало. Каждый из нас приходит к другому странником, чужаком. А уйдёт или останется – личный выбор каждого.
– Только одного?
– Всегда двоих.
Тантаэ должен был бы сказать это с иронией, но слова прозвучали серьёзно.
– Я уже выбрала, – выдавила я из себя еле слышное.
– Он тоже, – уверенно произнёс Тантаэ. – Даже если и отказывается признавать это. Семь лет назад, Найта, мне показалось, что история повторяется. Когда Ксиль осознал, что заражён солнечным ядом, и шансы на выживание стремятся к нулю – вопрос только в сроках, то он снова как с ума сошёл. Но если ребёнком Ксиль прятался от ужаса во сне, медленно переходящем в смерть, то теперь он попытался спрятаться в деятельности. В самопожертвовании. Благо клана и благо расы – вот всё, что его интересовало. Он чудовищно рисковал, играя с Инквизицией. Мои предостережения отметал с ходу, и ответы звучали страшно. Признаюсь, когда он отмахнулся от советов со словами: «Меня уже следует рассматривать только как ресурс, которым нужно распорядиться с максимальной пользой», я сорвался. И остановился лишь тогда, когда понял, что в теперешнем своём состоянии он не будет по-настоящему защищаться и просто позволит себя убить.