Боковым зрением он видел, как улыбается Эрлиак, и улыбка ему не нравилась. Арге не по душе было повторять доводы, которые он сотни раз слышал от простых священников и от самого Эрлиака. Этим доводам сравнялось уже несколько веков. Но их ждали зрители, их требовал церемониал. «Хитёр ты, Фрага, — мысленно сказал Арга, — уступил мне право разводить болтовню».
Лесстириан беззвучно вздохнул. Другие послы, казалось, не дышали вовсе.
— Законы Цветения, — сказал маг, — созданы для весенних, и только у весенних есть силы их соблюдать. Согласно Правде Лаги преступлениями, достойными казни, станут обычаи, по которым Цания живёт много веков.
«Наконец–то, — подумал Арга. — Достаточно повторять пройденное». Пускай с этого мига разговор стал сложнее, но он хотя бы вёлся о настоящих делах. Арга медленно кивнул.
— Инн Лесстириан, — проговорил он, — прошу тебя, скажи прямо: что преграждает жителям Цании путь к Цветению? Что вынуждает вас отвергать доброту Фадарай?
В лице мага что–то дрогнуло. Но когда он ответил, голос его прозвучал с прежним спокойствием:
— Вы требуете невозможного.
— Невозможного? — переспросил Арга. — Что возможно для десятков городов и сёл, но невозможно для Цании?
Лесстириан развёл окованными руками.
— Законы Цветения суровы, — сказал он, — но весенние известны как разумные господа, и имя Даяна Фраги почитается во всём мире. Мы признаём, что под властью Аттай улучшаются нравы. И мы готовы были бы признать вашу власть, если бы ваши законы говорили только о нравах. Но они посягают и на имущество. Цания — это купеческие гильдии. Цветение запрещает женить детей по сговору родителей и осуждает брак по расчёту. Оно даёт женщинам право владеть богатствами и приказывает выделять дочерям ту же долю наследства, что сыновьям. Если Цания примет эти законы, потоки богатства придут в беспорядок, подобно тому как свинец вносит беспорядок в потоки магии.
Арга покосился на толстого гильдейца. Тот явно мечтал провалиться сквозь землю.
— Что же получается? — вдруг звонко проговорил Эрлиак. — Так упрямо и стойко Цания сражается вовсе не с нами? На самом деле мужчины Цании сражаются со своими жёнами и дочерьми?
Шепотки зрителей превратились в говор. Многие засмеялись, в иных голосах звучали изумление и возмущение. «Проклятый святоша!» — подумал Арга. Те же самые слова вертелись на языке у него самого, но их нельзя было произносить перед людьми! С точки зрения Эрлиака Цания богохульствовала. Он желал, чтобы так думали все. Весенние не станут терпеть богохульство.
Лесстириан молча ждал, пока шум утихнет. Лицо его окаменело.
— Жители города поручили мне предложить соглашение, — ровно произнёс он. — Цания согласна признать главенство Аттай и платить налоги, которые установит столица. Но Аттай должна признать право Цании жить по собственным законам.
Гнев, захлестнувший соплеменников при этих словах, Арга ощутил так, словно был магом и внимал бурлящим потокам магии. Шум поднялся снова. Теперь он походил на гул гнезда разъярённых ос. В задних рядах даже не пытались понизить голос. Словно эхо медвежьего рыка, ветер доносил обрывки ругательств, божбу, угрозы, грубые шутки.
Кожу Арги покалывало. Волосы на руках приподнялись.
«Мрак! — думал он. — Безумцы! Ведь могло закончиться именно этим. Именно это предлагал Скедак. Но теперь… Безнадёжно. На что они надеялись? Мальчишка не мог сам составить эту речь, её продиктовали магистры. Вся Коллегия лишилась разума? Они могли бы просить отсрочки или поблажек. А теперь не только святоши, теперь каждый будет требовать штурма».
Оставалось одно.
Арга помолчал.
— Святейшая Каудрай, нынешняя глава Цветения, — тяжело сказал он, — известна своей беспримерной добротой. Многие считают её мягкость чрезмерной. Но все мы повинуемся её милосердным решениям. Мэнайта Каудрай издала повеление о единственной уступке, которую Цветение готово сделать.
Он обвёл взглядом цанийцев. Щёки торговца мелко тряслись. Святоша–адвокат смотрел вороном. Лесстириан побледнел как полотно, но оставался спокоен.
— Согласно законам Цветения, — продолжил Арга, — те, кто покупает супруг и наложниц, а также те, кто женит детей против их воли, должны быть казнены как насильники. Если этот закон вступит в силу, Цания опустеет. Святейшая Каудрай приняла во внимание ваши обычаи. По её слову священники смогут проводить обряд примирения преступника с жертвой. Разумеется, если пострадавшие испросят о таком обряде.
Тяжёлый вздох вырвался из груди Лесстириана.
— Это решение далось Святейшей дорогой ценой, — прибавил Арга. — Слишком велико отвращение, которое весенние испытывают при мысли о насилии. Были те, кто назвал это богохульством.
Шум позади не стихал. Казалось, он давит на стены шатра, вминая их внутрь.
— Мы лишь посланники, — бесцветно сказал Лесстириан. — Мы не можем принимать решения. Это право остаётся за отцами города и Коллегией.
— Так передай им слово Людей Весны. Пусть задумаются о том, что ждёт Цанию, если её возьмут силой оружия.
Лесстириан стиснул пальцы так, что металл колец глубоко впился в плоть.
— Это бесчеловечно. Перед Джандилаком Судией вы неправы.
— Ты слышал.
Маг поднял руку и прижал перстни к виску.
— Мои родители прожили жизнь в согласии, — проговорил он с болью. — Их поженили в детстве… Почему, инн Арга? Какую выгоду получат весенние, навязав миру свои законы?
— Законы Цветения.
Глаза Лесстириана беспокойно заметались. Арга позволил себе оглянуться. Лицо Фраги оставалось непроницаемым. Лакенай помрачнела. Сарита выглядела довольной. Луяны жаждали битвы. Кто–то молился, кто–то смотрел с насмешкой…
Эрлиак встал.
— Это не вопрос выгоды, посол, — сказал он так, чтобы слышали все. — Боги не думают о выгоде и не делают уступок. Нас ведут вера и долг, ибо Фадарай одарила нас так щедро. Мы сражаемся во имя весны.
Шум начал раздражать Аргу.
«Эрлиак добился своего, — понял он. — Перед нами был просто ещё один город на пути к Элевирсе. Теперь перед нами гнездо богохульников. Им нельзя оказывать милости».
Лесстириан закрыл глаза. Плечи его опустились.
Эрлиак улыбался.
Арге бросилось вдруг в глаза, насколько безмятежно–мирный вид был у прелата в полном убранстве. Венок из свежих цветов, гирлянда на обнажённой груди, разноцветные войлочные косички до самых бёдер… Человек в белых одеждах требовал крови. «Чего он хочет? — подумал вдруг Арга. — Чего он хочет
— Ты и про Воспринятых это говорил. Что случилось?
— Мрак их разберёт, сырой воды напились, что ли. Пол–отряда не вылезает из отхожего места. Запашок стоит… О чём только думают эти люди? Они ведь знают о своих слабостях.
— Людям не нравится думать о своих слабостях. Тем более — рядом с теми, у кого этих слабостей нет. Они пытаются держаться вровень с нами.
— Поэтому я и считаю, что они не нужны. Здесь.
Помолчав, Лакенай обняла его за шею. Арга склонился к ней и коснулся щекой её виска.
— Премудрая, Золотая Лакенай, — вздохнул он.
— На самом деле ты думаешь совсем не об этом, — сказала она, — и злишься из–за другого.
— От тебя ничего не скрыть.
— Даже не пытайся.
Арга скорчил гримасу. С минуту Лакенай ждала, потом отпустила его и заглянула ему в глаза.
— Арга, — сказала она с тревогой, — я думала, ты поведёшь штурмовой отряд. Стену для упражнений уже построили.
— Знаю.
— Люди уже спорят, кому достанется честь первого удара.
— Догадываюсь.
— А ты сидишь здесь. Для этого должна быть серьёзная причина.
Арга потянулся вперёд, зачерпнул воды и плеснул себе в лицо.
— Прежде чем что–то делать, — ответил он, — нужно понимать, зачем ты это делаешь.
— Разве сейчас подходящее время для таких мыслей?
— Такие мысли всегда приходят непрошеными.
— Иногда кажется, что ты сын Фраги по крови, — заметила Лакенай. — Знаешь, чем он занят? Сидит на холме и о чём–то думает. Я даже подходила к Риммнай. Она сказала — нужно оставить его в покое.
Арга невесело хохотнул.
— Одна ты беспокоишься обо всех, — сказал он и поцеловал Лакенай в щёку. — Развеивать сомнения — дело священников. Вот Эрлиак, тот не знает сомнений…
— Ты думаешь об Эрлиаке? — угадала Лакенай.
Арга глянул на неё пристально. Лакенай хмурилась. В глазах её были внимание и печаль.
Поколебавшись, Арга сказал:
— Все благороднейшие животные — драконы, коневолки и боевые псы, — живут как будто по законам Цветения. Цветение соответствует их природе. Или наоборот, природа животных соответствует Цветению Великой весны… Животные не тяготятся его законами. Кто это только придумал — что Цветение создано для весенних?
Лакенай поразмыслила.
— Есть люди, которые становятся Воспринятыми, — ответила она. — Есть люди, которые стараются держаться вровень с нами. Мы почитаем их, потому что их дух твёрже нашего, на их долю выпадает больше тягот. Есть люди, которые не хотят испытаний. Это естественно. Но их сердца часто бывают неспокойны. Не все могут смиренно принять свою слабость. Многие ищут оправданий.
— Тебе нужно было стать священницей.
— О нет, — Лакенай улыбнулась. — Это испытание, которого я никогда не хотела.
Арга помолчал. Уставился в бледнеющее ясное небо.
— Священники Цветения бывают весьма неприятными людьми, — сказал он. — Но когда видишь людей, отвергающих Цветение, понимаешь, что они во многом правы. И всё–таки… Чего хочет Эрлиак? К чему стремится? Я не верю, что он жаждет видеть истребление цанийцев. Это не путь весны. Святой Лага учил другому.
Лакенай опустила голову.
Арга посмотрел на неё. В задумчивости Лакенай принялась чертить пальцем по песку.
— Путь весны начался с того, что Лага убил двух разбойников, которые собирались совершить преступление, — ответила она наконец. — Потом он учил, что нельзя нести добро на остриях мечей. Но в самом начале он сделал именно это. Одни священники полагают, что важнее его слова. Другие — что его деяния.
Арга перевёл взгляд. Лакенай нарисовала на песке цветок, символ богини.
— Думаешь, Эрлиак хочет добра?
— Думаю, да. Он хочет, чтобы дары Фадарай принадлежали всем.
Арга хмыкнул.
Коневолки в реке бросили ловить рыбу и теперь гонялись друг за другом, поднимая тучи брызг. Тия смотрела на них с берега, подёргивая ушами. Солнце искрилось на речных волнах. Золотой пух возле лба и висков Лакенай как будто светился. Арга попытался подобрать слова и понял, что не сумеет этого сделать. Тогда он решил промолчать.
Сердце Лакенай было исполнено добра, и оттого она видела добро даже там, где его не было. Воля Лакенай была тверда, и потому добро возникало там, где его не было…
Иногда.
Иногда — нет.
— Я поеду к Фраге, — сказал Арга и оглушительно свистнул, подзывая коневолков. — Узнаю, что он надумал. Потом отправлюсь готовиться к штурму.
Лакенай кивнула.
— Сарита прогнала меня, — сказала она с улыбкой.
— Что?
— Маги заряжают мортиры, — она развела руками. — С самого утра. Я выжата досуха, наверно, даже спичку не смогу зажечь. Останусь здесь, может, искупаюсь, может, вздремну.
Арга склонился и нежно поцеловал её в губы, потом — в лоб.
Сатри и Ладри уже стояли за его спиной, переглядываясь и фыркая друг на друга. Сёдел и уздечек на них не было, но не было и нужды в них. Пожав пальцы Лакенай, Арга взобрался на Сатри и направил его к холмам.
Фрагу оказалось нелегко найти. К востоку от Цании гряды холмов сменяли одна другую. Вначале Арга решил, что отец, как сам он недавно, уехал повыше, чтобы смотреть на город и реку. Арга знал два места, удобных для этого. Оба холма, выжженные солнцем, были каменистыми и лысыми как коленки, человека на одном из них было бы видно издалека. Но вершины пустовали. Фрага отправился куда–то ещё. Потеряв в поисках немало времени, Арга развернул коневолка и поскакал в низину, где готовился штурм. Кто–нибудь там мог знать, где скрылся Фрага, а если нет, то для Арги всё равно были дела.
Чем ближе он подъезжал, тем больше людей встречал по пути. Воловьи упряжки тащили заряженные мортиры. Вокруг пушек плясали искры. Некоторые светились так, что это было видно даже под солнцем. Потом Аргу обогнал отряд из дома Ноэян, девять воинов на коневолках в полной броне. Вела их Эльтай, дочь Акраны. Навстречу им ехали армейские маги, уставшие настолько, что едва держались в сёдлах. Лошади под ними испугались коневолков и шарахнулись в стороны. «Осторожно!» — крикнул Арга и опоздал: двое всё–таки свалились в траву. Ноэяны бросились помогать и извиняться. Их встретили добродушным смехом.
Арга подтолкнул Сатри пятками.
«Не только Эрлиак не знает сомнений, — подумал он. — Люди рады, что будет бой. Священники воодушевляли их, но на самом деле все просто устали ждать… Фрага возьмёт Цанию. Иначе и быть не может».
С этой мыслью его охватило смутное беспокойство.
Наконец впереди показалось подобие стены из деревянных щитов и связок прутьев. Остановив коня, Арга обвёл взглядом низину. Это место не просматривалось с башен Цании, а выслать из–за щита лазутчиков осаждённые не могли. «Не полагайся на силу одной руки», — писал Крадон. Арге подумалось, что Железная Дева сорок лет назад допустила ту же ошибку. Переоценив мощь своего колдовства, она проиграла Фраге.
Сариту было видно издалека. Она стояла среди инженеров и артиллеристов, окутанная стремительным тёмным вихрем, и навершие её посоха вспыхивало и угасало. Мастера спорили о чём–то, то и дело указывая в сторону стены. Присмотревшись, Арга увидел бледные в дневном свете огненные линии. Ручьи магического пламени очерчивали перед стеной контур, подобный контуру громадного ивового листа. Сарита отмечала размер пролома, в который пушкарям предстояло отправить ядра.
— Наша Сарита не теряет времени, — вслух подумал Арга.
Поодаль, в лощине меж двух холмов толпились воины и коневолки. Собралось несколько десятков человек, может быть, сотня, почти все — в полной боевой броне. Похоже, шёл яростный спор. Арга различил Луянов, всех трёх. Ниффрай гарцевала на своём белом Накайме и что–то орала. Судя по тому, как размахивал руками Кегта, он собирался кого–то бить. Ладри коротко заржал, привлекая внимание Арги, указал мордой на спорщиков и неодобрительно фыркнул. Арга тоже фыркнул и ответил:
— Едем.
Обычно приближение Арги замечали быстро, но не в этот раз. Арга успел послушать гневные вопли и понять, с чего началась склока. Он ухмыльнулся. Совсем недавно Фрага заявил близнецам, что не позволит им разбить лбы о цанийские стены, а теперь Кегта и Ирса слово в слово повторяли это другим.