— Но… вряд ли мы успеем… И… вообще… — замямлил Гоч.
— Тебе нужно взять за женой большое приданое? — спросил я.
— Желательно, но не обязательно… У меня сейчас и так денег больше чем я могу потратить, — чувствуется, что Гоч вообще не думал о своей будущей семейной жизни, не входит это в сферу его интересов.
— Было бы желание, — ответил я. — Все решаемо. В Гоблинце мы делаем большую остановку. Там, пока я бегаю по фабрикам, вы можете сделать брачную запись в ратуше. А саму свадьбу пышно сыграть уже в Реции. Со свадебными генералами. Кстати оставшееся время — а там мы пробудем весь световой день, я бы тебе посоветовал, потратить на обновление собственного гардероба. И невесту приодеть сообразно ее новому статусу. В Гоблинце лучшее готовое платье в империи шьют. Подгонка по фигуре быстрая на месте. Это даже моя неизбалованная жена заметила.
Поделился я опытом и Гоч задумался.
— Решай быстро, Имрич, — подтолкнул я его. — Или император все решит за тебя. Ему нужно привязать тебя к центральным землям. Легче всего это провести через женитьбу, которая тебе будет льстить.
И кинул последний шар в лузу.
— Я тебе на свадьбу свой дом в Будвице подарю, чтобы вы на заводском чердаке не бедовали. И брусчатку из Реции пришлю — улицу замостить.
Гоч машинально вынул трубку из кармана.
— А курить марш в тамбур, — рявкнул я. — Ты еще не генерал.
* * *
Генерал Молас посетил мой салон — вагон перед самым отбытием поезда из Будвица, когда мы делали короткую остановку у перрона сортировочной станции, ожидая своей очереди на рельсовую магистраль.
Уже стемнело и только раскачивающиеся на ветру фонари под жестяными отражателями давали неверный свет.
Молас вошел, огляделся, внимательно осмотрел портреты правителей, хмыкнул многозначительно, но ничего по этому поводу не сказал. Сел за стол совещаний. Раздеваться не стал, только шинель расстегнул хвалясь красной подкладкой и шапку на стол бросил. Сразу вынул трубку, набил ее и прикурил от спички.
По салону пополз сизый дым.
— Чай, кофе или сразу водка? — спросил я, невольно морщась.
— Водка, — кивнул генерал. — Все же проводы у нас.
Я отдал необходимые распоряжения. И прислуга, включая гочеву горничную, забегала как наскипидаренная.
На столе моментально появилась скатерть, ставились приборы…
— Нам пока лучше пересесть за письменный стол, — предложил я и Молас это предложение принял.
Генерал посмотрел на мой пасьянс на столе, повертел в руках пару книг.
— Не знал, что ты еще и химией занимаешься, — прокомментировал увиденную картину. — Что это будет? Новая взрывчатка?
— Никак нет, экселенц. Это будет новый фундаментальный закон мироздания, — ответил я не без гордости. Такой свидетель мне пригодится в будущем, когда после войны стану меряться приоритетами с другими учеными.
— Когда ты на все время находишь? — в голосе второго квартирмейстера фронта прозвучала завистливая нотка.
— Так я теперь не у дел, экселенц. Вашими молитвами, — не удержался я от подколки.
— Золото тебе принесли полностью? — в его голосе прозвучала нехилая озабоченность.
— Ваше превосходительство, — ответил я с улыбкой, — это же не мелкие жулики, а вполне серьезные и ответственные люди, которые мелочь по карманам не тырят. Они под вашей 'крышей' только на контрабанде коньяка большие деньги заколачивают. Отрабатывают хоть?
— Отрабатывают, — подтвердил генерал вполголоса. — Даже во вкус вошли. По некоторым дисциплинам выступают как эксперты и инструкторы. Уголовный мир для разведки целина непаханая. И прикрытие великолепное. В случае провала сроки мизерные. А под царскими лазутчиками здесь земля горит. Но сложный народец. Отца бы моего сюда он бы их быстро построил… Кстати, это ты Бьеркфорта настропалил рейд по царским тылам сделать?
— А что не надо было?
— Да нет… Вроде как вписывается. Только другого генерала планировали отбирать у царцев правый берег у Щеттинпорта.
— Если хотите знать мое мнение, экселенц, то я бы поставил на этого неугомонного удетского графа.
Молас кивнул, оглянулся. Потом спросил вполголоса.
— Эта девка вам кто?
— Вроде как невеста Гоча, — отвели я также вполголоса, чтобы она не услышала. — Горничной у него работает в заводоуправлении.
— Проверим… — пообещал генерал и вынув из внутреннего кармана шинели толстый пакет, протянул его мне. — Ознакомься на досуге. Времени в дороге у тебя много. Я в Рецию раньше весны не попаду. А вот когда приеду, тогда поговорим плотно по делам нашим скорбным.
— Что так мрачно?
— Да нет, это присказка у меня такая. От отца досталась, — улыбнулся генерал.
— Господа, все готово. Прошу к столу, — колокольчиками разнесся по салону голос горничной.
— Гоча позови, — приказал ей генерал, взяв бутылку можжевеловки и разливая водку в три рюмки. На закуски он внимания не обратил. А стоило. Такого разнообразия домашних огемских разносолов я еще не видел. Никак горничная с собой натащила.
— За ваши предприятия, господа, — сказал Молас тост, когда к нам присоединился конструктор. Дама его осталась в купе.
— За ваши светлые умы. За дорогу чтоб стелилась под колеса скатертью.
С улицы раздался колокол дежурного по перрону и, торопливо выпив, Молас заспешил к выходу, застегивая на ходу шинель.
— Удачи вам, — сказал он, обернувшись в дверях под второй колокол. — Не забудьте про мой заказ.
— Какой заказ? — спросил меня Гоч.
— В дороге расскажу, — пообещал я. — Тебе будет интересно.
Звякнула третий раз рында и поезд мягко тронулся, увозя меня к новому этапу моей жизни. Но Будвиц мне не забыть уже никогда. Этот город меня в люди вывел.
* * *
Поздно ночью, когда Гоч отмокал перед сном под душем, его горничная неожиданно принесла мне чай, вместо моего денщика.
Поставила поднос на обеденный стол, сервировала все красиво. Дождалась, пока я обращу на нее внимание и медленно поклонилась мне в пояс.
Вот так‑то…
И ушла к себе в общее с Гочем купе, так и не проронив ни слова.
* * *
Умная женщина.
Напившись чаю, я занялся пакетом Моласа до которого наконец‑то у меня дошли руки.
В пакете находилось несколько десятков листков бумаги с типографским шрифтом больше похожих на прокламации или листовки, кому как угодно называть такое творчество. На нескольких языках, как я понял не только основных наречиях воюющих сторон. Назывались они одинаково 'Штык в землю!'.
Текстовка состояла полностью из лозунгов 'долой войну, которая нужна только фабрикантам и банкирам, превращающим кровь солдат в золото', призывов к братанию воюющих солдат 'остановить войну явочным порядком'. Если солдаты откажутся разом воевать, то никакие правительства их не заставлять убивать друг друга. Заканчивался текст довольно веселым лозунгом: 'Какая может быть война, когда посевная на носу! Штык в землю!'
Подписаны все листки одинаково 'Всемирной лигой социальной справедливости'.
Интенационалка, значит. Маркс им в дышло с Энгельсом в другую дырку.
Это полный попадос!
В прокламациях не хватало только призыва обратить войну империалистическую в войну гражданскую. Но такие злые гении как Ленин не в каждом мире рождаются. Это надо совсем отмороженным сифилитиком быть, чтобы желать поражения собственной стране. Конечно, каждая война кончается миром, но легче всего остановить войну, тупо капитулировав перед врагом. Встать раком и раздвинуть половинки для удобства победителя, как это сделали французы в 1940–м. В нашем мире.
К прокламациям прилагался анонимный листок с краткой справкой о Всемирной Лиге социальной справедливости. Образована Лига на 'всемирном' учредительном съезде в столице Объединенного королевства Соленых островов (кто бы сомневался?) за пять лет до начала войны. Имеет ячейки почти во всех странах континента. Официально разрешена как политическая организация только на Соленых островах, где занимается сугубо профсоюзной деятельностью по улучшению труда и быта промышленных рабочих (Это‑то понятно — они же на войну работают…). Крестьяне для Лиги 'извечный навоз, удобряющий поля истории'. Ярко выраженного лидера нет или он очень хорошо законспирирован. Штаб квартира находится в Швице, но национальной швицкой секции Лига не имеет. (Естественно, не стоить гадить где живешь, понимают.) Источники финансирования не выявлены, однако суммы, которыми оперирует Лига, существенны. В приложении дана примерная калькуляция затрат на некоторые акции Лиги.
В империи секция Лиги находится в подполье, так как изначально занесена в реестр внутренних врагов после первых же выступлений с призывами к всеобщей стачке с требованием дарования имперского парламента, ограничивающего власть императора. Действительно, что хорошего может придти с островов?
Мда… не стоило мне такое читать на ночь…
Тут действительно ВЧК создавать придется по их же рецептам… Интернациональным. Клин клином…
Молас… Молас… не так ты прост, как хочешь казаться.
Но вот интересно мне другое… Зачем он это все отдал именно мне? Теперь я это узнаю только весной.
* * *
В Гоблинце как всегда хорошо и красиво. Чисто от снега очищенные до брусчатки улицы и все катят на колесах, санок нет. И самого снега тут падает с небес меньше, чем в Огемии. И цвет его в городе природный, а не серый от копоти металлургических заводов. Оттого и город кажется нарядней. Температура около нуля, но все кого, что не спроси, обязательно с ужасом вспоминают аномальные морозы прошедшего декабря.
Наученный прошлыми посещениями этого богоспасаемого места я взял извозчика только до центра города. Потому как нанимать 'таксиста' в центре выйдет намного дешевле, особенно если наем долгий. Привокзальные биндюжники, впрочем, как и в любом другом мире больше на лоха ориентируются и скорую прибыль. Вокзал место бойкое, а биржа извозчиков на нем спаянная. Чужаков пускают к себе только на высадку пассажиров. Или вступай в биржу, плати входной билет. А тот не дёшев. Гражданское общество в химически чистом виде — власть неправительственных организаций.
Около большого нового двухэтажного универмага уже в войну достроенного я нанял на весь день две пролетки — одну для Гоча с его пассией, другую для себя. Гочу выбрал карету пообъемней — они с покупками возвращаться будут. Выдал задаток водителям кобыл и отбыл по списку адресов составленным еще в Будвице.
Помотавшись по фабрикам, нашел почти все мне потребное прямо 'от станка', но наполнить удалось только один вагон. Хотя караван тележек влекомых неутомимыми стирхами был впечатляющий.
Оставшийся вагон забил новенькими бочонками местного изготовления толстой клёкпки. Все равно мне тару покупать для принца — лимоны ему отправлять. А тут оптом с пакгауза вышло дешевле. Так что в бочку засовывали большой бочонок, а в тот еще впихивали маленький. Воздух возить самое дурное дело для коммерсанта. Так что еще и на платформу с вертикальными машинами бочек навязали и в свободные места паровозных тендеров их напихали, даже в будки машинистов и те использовали.
Устал как собака, чего не скажешь про Имрича с Онежкой. Те от шопинга как зарядились энергией. Я уже не говорю про бедный почтовый вагон — Имрича на радостях прорвало. Чемоданы, баулы, коробки, коробочки, кульки, свертки… Правда брак им не оформили, а только помолвку, но она здесь имеет права юридического обязательства. Жениться же они могут через две недели в любом другом месте по предъявлению этой бумаги.
Проверил, как там мои переселенцы бедуют. Вроде жалоб нет. Связист, не выбиваясь из бюджета, вполне справляется с питанием такой оравы и смазкой неизбежных трений, которые возникают в любой скученной группе незнакомых людей. А может все немного проще, оттого что все они железнодорожники и быт вагонный им в привычку. Да и едут они хоть и в неизвестность зато с надеждой на лучшую жизнь.
И только после всех хлопот, когда вывели нас на магистраль и чугунные колеса под нами застучали свою железнодорожную песнь, сел отмечать помолвку друзей. Война войной, а жизнь продолжается.
Гоч был явно не в своей тарелке, зато Онежка цвела и пахла, ее счастья хватало на всех.
По такому случаю я распечатал республиканский ящик и выставил на стол двадцатилетний коньяк. Для такого напитка как раз хороший повод.
Оружейный барон империи женится.
По любви…
Завидуйте все.
Только я не завидую, я скучаю… По жене и сыну, которым богатые подарки не заменят вечного отсутствия дома отца и мужа.
* * *
Второй разъезд меня встретил стройкой и образовавшимся, откуда ни возьмись вторым лагерем для военнопленных и группой геодезистов, которые нагло поселились в бараке, который построили пленные из моего дерева для моих же переселенцев. Пришлось применять силу и выкидывать наглецов на улицу.
Супротив рецких егерей эти имперские замухрышки даже не сопротивлялись. К тому же у них никаких разрешительных бумаг с собой не было.
Главного геодезиста сразу поставили на правеж: кто, что, куда, кто приказал?
Узнав, что стоит 'ровно голенький' перед самим Кровавым Кобчиком мужичонка сдулся как шарик и всех сдал как на духу. Я наивный думал, что рейдеры это изобретение двадцать первого века. Ан, нет… Эти перцы тут для каких‑то левых имперских аристократов земельку перспективную подбирали на отжим, пока официально она не является еще землей поселения. С целью перепродать задорого.
Наложил на них епитимью — сделать мне полный геодезический план всей территории возможного города. По оба берега реки.
И никаких копий. В одном экземпляре.
Работать будут геодезисты по специальности, но под конвоем, на своих харчах. Жить в лагере для пленных. Ибо накосячили. Не то есть для них отличная возможность поменять нивелир на кайло в рецких рудниках… лет на десять. Земля тут герцога, а его никто не спрашивал, можно ли тут слегка порезвиться за его счет. И нанявшие их земельные барышники ничем не помогут,… отступятся. Знать, мол, не знаем таких красивых геодезистов, и ведать, не ведаем.
Начальник лагеря царских саперов, получив от меня втык, типа 'куда глядел?', от всего открещивался.
— У меня свой лагерь, своя ответственность и что вокруг него происходит, меня не интересует. Побегов не было. Нарушений дисциплины тоже. Работы ведутся по графику.
— А кто тогда разворовал эшелон бревен?
Молчит, рассматривая носки сапог.
— Будешь молчать пойдешь под суд, — пригрозил я. — И как минимум окажешься на фронте. И не капитаном, а рядовым штрафной роты. На восточном фронте тыловых воров я просто ставил к стенке под салют из дюжины ружей.
— Да стреляйте, я за других не ответчик, — огрызнулся капитан.
— Пока свободен. И учти, что покрывая воров и расхитителей, ты уже совершаешь преступление, потому как бревна украдены с военного объекта — завода моторов на которых воюют бронепоезда. Так что как минимум — соучастие в виде недоносительства.
— Донос противен чести офицера, — гордо задрал он нос.
— Офицеры на фронте воюют, а не с пленными в глубоком тылу дефицитные бревна воруют, — налился я яростью.
— Да как вы смеете, лейтенант! — капитан явно был оскорблен в лучших чувствах.
— Гвардии лейтенант, — поправил его я, намекая, что мы с ним в равном ранге. — И я смею. Три моих ранения и контузия смеют. Рыцарский крест мой смеет бросать вам в лицо такое обвинение. Не можете перенести позора? Идите и застрелитесь. Вам на это пять минут. Свободны.
Когда капитан вышел из салон — вагона, я приказал начальнику своей охраны.
— Через пять минут, если он будет еще жив, арестуйте его. И тащите ко мне второго начальника… Развелось, понимаешь начальников лагерей как тараканов, а на фронте ротных не хватает.
В салон из купе вошел Гоч с нравоучением.
— Савва, а не слишком ли ты круто берешь? Не по чину, — и сбавив голос до шепота добавил. — Онежку напугал ты до смерти.
— Да я… — завелся было и осекся на полуслове. Я больше не комиссар ЧК. И здесь совсем другая страна. — Пошли, Имрич, на телеграф. Прогуляемся по свежему воздуху.
Отбил телеграмму на филиал 'Гочкиза', чтобы выслали нам сюда железнодорожную летучку — маневровый паровозик с парой вагонов.
Вторую — герцогу о том, что вскрылись хищения в крупных размерах, веду дознание, прошу выслать на второй разъезд следователя прокуратуры.
Третью — Вальду, выслать ко мне на разъезд взвод штурмовиков для поддержки следственных действий.