Водителю, наверное, не поздоровилось, если только он не выпрыгнул на ходу, направив машину на таран. Двигатель «КамАЗа» скорее всего тоже получил фатальные повреждения, потому что грузовик так и остался в воротах, наглухо закупорив проезд.
История эта случилась много лет назад – и поверженные ворота, и их победитель изрядно проржавели.
Про академика Рябцева сложено много легенд. И одна из них гласит, что во время Прорыва случился штурм его лаборатории, в некоторых вариантах легенды отбитый, в других – завершившийся погромом и истреблением ученых…
Я печально вздохнул. Одна легенда подтвердилась, зато другая тихо скончалась… Не сидит здесь до сих пор мудрый седой академик со своими архиталантливыми учениками, не изучает аномалии Зоны в самом их эпицентре, не ищет способ вернуть все на круги своя… Сидел бы – уж позаботился бы за столько лет залатать ворота.
Никто мне здесь ничего не растолкует, не расскажет, что значит вся чертова свистопляска с двойниками, воскрешениями, трамваями… И отчего у меня сердце вдруг оказалось с правой стороны, тоже никто не объяснит.
Едва подумав так, я застыл рядом с задним колесом «КамАЗа» и стоял, теряя драгоценные секунды форы и прислушиваясь к своим ощущениям. Затем медленно, боясь ошибиться, стянул перчатку. Шрама на правой ладони не оказалось. Он обнаружился на левой… Под одежду рукой не потянулся, нащупывать сердце смысла не было – оно заколотилось так, что я прекрасно ощущал, с какой стороны у меня обосновался этот орган… Со своей законной стороны, с левой.
Что и требовалось доказать. Настоящий я – это я. А двойник – приблудившийся к нам обитатель Зазеркалья.
Окрыленный своим открытием, я бодро протиснулся мимо «КамАЗа» и шагнул на территорию Полигона.
2
В последние годы прошлого века какие-то хваткие дельцы с капиталами неясного происхождения отхватили под жилую застройку кусок территории Петровского парка, опушку леса и даже часть самого лесного массива – в нарушение всех законов, постановлений и указов, запрещавших подобные действия.
Времена стояли смутные, и захват остался безнаказанным. Общественность, разумеется, протестовала: стояли пикеты с плакатиками, активисты собирали подписи под петициями, а за высоким глухим забором уже свалили вековые деревья и загрохотала строительная техника. Чиновники принимали петиции общественности и говорили правильные слова – а техника продолжала грохотать.
В те годы деньги и знакомство с криминальными авторитетами ценились выше законов и указов, как тузы ценятся выше шестерок. А чересчур настырные общественники порой просто исчезали, выходили из дому и не возвращались. И обитателям трех вилл, выросших на захваченном участке, казалось, что так будет всегда. Однако они ошибались, как всегда ошибаются обитатели вилл, дворцов и замков: рано или поздно приходят мужики с вилами или комиссары с маузерами, и прежняя вольготная жизнь прекращается. Здесь она прекратилась десятилетие спустя, и роль мужиков с вилами выполнили немногословные сотрудники Следственного комитета. Отправился ли кто-то из домовладельцев в места не столь отдаленные, история умалчивает, но и земля, и строения перешли в собственность государства. Внешне мало что изменилось: сносить строения и вновь высаживать лес не стали, все так же окружал три виллы и прилегающие участки высокий сплошной забор, и по-прежнему не пускали за забор посторонних. А что происходило внутри, мало кто знал.
Такова предыстория Полигона.
А история началась с того, что здесь обосновался академик Рябцев. Одни считали его шарлатаном, другие – светочем и гением, опередившим свое время. Я слишком мало понимаю в науке, чтобы судить, действительно ли Общая Теория Посещения бред сивой кобылы, или же она все-таки научный прорыв, во многом интуитивный.
В любом случае научный мейнстрим считал Рябцева безобидным чудаком, ОТП – ересью, а ее последователей – маргиналами.
Все изменилось, когда число Зон стало увеличиваться – в сроки, предсказанные Рябцевым. СМИ тут же вспомнили пророчества красноярского академика, имя Рябцева прогремело на всю страну. Он стал популярной медийной персоной, завсегдатаем ток-шоу и круглых столов, посвященных увеличению количества Зон. Впрочем, и официальная наука, и доверявшее ей правительство, как и прежде, игнорировали Рябцева. Он продолжал свою работу и стал предсказывать не только сроки, но и конкретные места Прорывов…
А потом грянул Новосибирск. Предсказанный Рябцевым и по срокам, и по району расположения. Что после этого думала официальная наука, неизвестно – никто ее мнением не интересовался, все заглядывали в рот новоявленному пророку Посещения. А он заявлял, что перешел от теории к практике и ищет способы остановить превращение в Зоны все новых территорий. Власти отреагировали решительно, под началом Рябцева немедленно оказался огромный НИИ, получивший более чем щедрое финансирование и приоритетное исполнение всех запросов.
А уж когда Рябцев предсказал появление Зоны в Санкт-Петербурге, власть в науке он получил поистине диктаторскую: делай что хочешь, проси что хочешь, только останови и предотврати. Терять Питер правительство было категорически не согласно. О царившей в верхах панике и об уровне доверия к Рябцеву говорит хотя бы тот факт, что на Полигон доставили один из последних действующих «Памиров» – мобильную, на трех огромных вездеходах размещенную атомную электростанцию. В обычных условиях никто и никогда бы не пустил АЭС почти в центр многомиллионного города…
Как показала жизнь, лучше бы власти предержащие не накачивали деньгами, аппаратурой и сотрудниками структуру Рябцева, а организовали плановую и заблаговременную эвакуацию. Но… сложилась странная ситуация: Рябцеву верили и не верили одновременно. Так люди когда-то не верили в возможность ядерной войны: знали, что она может случиться, готовились, но все же не верили. Так дети не верят в смерть…
Верил ли сам Рябцев, что сможет предотвратить и остановить Прорыв? Вопрос спорный… Скорее всего верил. Иначе не возглавил бы лично Полигон на Петровском острове, не полез бы в самое пекло, где в вычисленной им точке намеревался повернуть Прорыв вспять…
На этом достоверно известная история академика Рябцева заканчивается. Дальше начинаются легенды. Действительно ли он сумел создать Триггер, способный повернуть течение событий вспять?
Крис по крайней мере верила в Триггер, дрейфующий по Зоне и ждущий, когда его приведут в действие… Она потеряла при Прорыве родителей и сестру и очень хотела повернуть все вспять. Я же испытывал на этот счет большой скептицизм, но не отказывался помогать ей в поисках. Мне тогда, по большому счету, было все равно, куда идти в Зоне, сокровища мира лежали здесь по всем направлениям…
Триггер мы нашли в результате или нет, до сих пор не знаю. Что-то нашли… И я потерял Крис. И отыскать эту проклятую штуковину стало с тех пор для меня идеей фикс.
И вот она рядом, на Полигоне, рукой подать. Мощность сигнала я не определил, но не потому, что тот был слишком слаб, – индикатор зашкалило, не хватило разрядов на шкале, чтобы отобразить нужную цифру. Ни пеленг, ни расстояние я засечь не мог: полное впечатление, что Триггер рядом, буквально у ног – открой пошире глаза и увидишь.
Триггер находился рядом. Четырехлетний путь завершался.
3
По всей видимости, я был здесь один, но фонарь не включал, пользовался прибором ночного видения. Скоро здесь могут объявиться покинутые мной коллеги, демаскировка ни к чему.
Ближайший особняк, или вилла, выглядел разгромленным, и разгромленным основательно. Все окна высажены, земля под ними усыпана битым стеклом и какими-то обломками. Погром, возможно, все-таки тут случился. Но следов пожара не видно. Я решил отложить посещение этого строения напоследок, если в других ничего не отыщется…
Дальше на моем пути оказались три приземистые громадины – блоки «Памира», от крайнего левого исходило низкое гудение – работала низкоскоростная турбина.
Последние инструкции Чеширского предписывали мне всего лишь привести в нерабочее состояние «Памир», обесточив тем самым Полигон, и быстро уходить, но я не собирался им следовать, у меня имелись другие планы.
И я прошагал мимо электростанции, ограничившись тем, что посмотрел на радиометр – все-таки столько лет не самое безопасное в мире оборудование проработало без техобслуживания, вообще без пригляда. Радиометр показал фон тридцать девять микрорентген – в два с лишним раза выше былой питерской нормы, но здесь можно жить годами, не рискуя заработать лучевую болезнь.
Не исключено, что кто-то и впрямь тут жил – в следующем здании на втором этаже я увидел слабо освещенное окошко. Хотя с той же вероятностью там могла гореть особо долговечная лампа, не погашенная в дни Прорыва… Придется разбираться.
Второй особняк выглядел нетронутым: окна целы, мусора и обломков рядом нет. Двери – массивные, металлические – оказались заперты. Окна первого этажа защищали решетки, на вид достаточно мощные, а в крохотные окошечки цокольного этажа не протиснулся бы даже ребенок. У меня имелся универсальный ключ ко всем замкам – запас пластичной взрывчатки и несколько детонаторов, – но я решил пока не шуметь и обойти дом в поисках незапертого черного хода или окна без решетки.
Лазейка обнаружилась быстро. В цокольном этаже был устроен гараж с поднимающимися и опускающимися воротами – и сейчас они застыли в положении, позволяющем протиснуться внутрь почти ползком. Но я не стал спешить: погибнуть придавленным воротами – обидное и глупое завершение карьеры.
Опустился на землю, посмотрел внутрь, прислушался – не просто так, а с помощью направленного микрофона. Внутри никого не было. А если кто-то и был, то не нуждался ни в дыхании, ни в сокращениях сердца. Я шустрой ящеркой проскользнул в гараж.
Помещение было велико, но машин в нем оказалось всего три штуки. Выглядели они неплохо, гораздо лучше, чем авторухлядь, ржавевшая в Зоне под открытым небом: казалось, достаточно накачать спущенные колеса – и можно ехать.
Еще здесь лежали на бетонном полу мертвецы. Сохранились два трупа значительно хуже, чем автомобили. Влажный воздух попадал сюда в щель под воротами, и мумификация, как на Московском вокзале, не получилась: белели кости, на них виднелись клочки иссохшей кожи и плоти, превратившейся во что-то непонятное… По одежде можно было понять, что это останки женщины и мужчины. Рядом с женщиной валялась большая дорожная сумка на колесиках, а мужчина лежал рядом с раскрытой задней дверцей «Шевроле» – словно хотел усадить туда свою подругу, и тут-то обоих накрыло… Что именно накрыло, не понять. Все детали скелетов на месте, одежда не повреждена, а большего при таком состоянии тел не выяснить без лабораторных исследований…
Судя по малому числу машин в гараже, остальным сотрудникам удалось уехать. Далеко ли – вопрос отдельный. В любом случае можно позабыть еще одну легенду: об отважных ученых, до конца, как стойкие оловянные солдатики, остававшихся на посту.
Больше ничего интересного в гараже не обнаружилось. Дверь, ведущая в глубь здания, оказалась не только не заперта, но даже распахнута, и я двинулся туда.
После короткой экскурсии по первому этажу стало ясно: этот особняк использовался как жилой корпус для сотрудников: прежние роскошные апартаменты были на скорую руку разделены перегородками и перепланированы в небольшие – одна комната и прихожая – квартирки. Лишь столовая осталась прежних размеров и выполняла прежнюю функцию. Некоторые жилища были заперты, и я не стал их вскрывать, наверняка там то же, что и за открытыми дверями: следы поспешного отъезда, распахнутые шкафы и разбросанные вещи.
Никаких намеков на научную аппаратуру. Никаких следов Триггера, хотя Пеленгатор продолжал утверждать, что тот в непосредственной близости.
На втором этаже наблюдалась та же картина: жилые помещения, в спешке брошенные. Надо было отправляться в третье здание, но я решил не оставлять позади непонятного и разобраться со светом, видимым снаружи. Прошел в то крыло – и оказался в скупо освещенной гостиной. Эта комната тоже сохранила первозданный размер. Возможно, даже обстановка уцелела от первых хозяев: роскошные диваны, бильярдный стол… Но я не интересовался деталями меблировки, сразу двинувшись к источнику света.
Оказалось, что наружу пробивалась малая часть света «вечного» фонаря – установлен он был так, чтобы освещать стену над ним. А на стене красовалась надпись, сделанная толстым черным маркером. Точно такой же маркер лежал у меня в кармане. И точно такой же фонарь я имел при себе, но пока не пускал в ход.
Надпись гласила:
ПАМИР ЗАМИНИРОВАН, НЕ ЛЕЗЬ
ЧЕШИРСКОМУ НЕ ВЕРЬ
МАЙОРА НЕ СПАСТИ, НЕ ПРОБУЙ
БЕРЕГИ ПЕЛЕНГАТОР
СУНЬ ГРАНАТУ В РУКАВ
Под пятью строчками стояла подпись: буква «L» со стилизованной завитушкой.
Моя подпись.
4
Третье здание тоже встретило трупом, лежавшим на нижних ступенях лестницы. Тенденция, однако…
Этот мертвец оказался свежим, не превратившимся ни в скелет, ни в мумию. С ним приключилось иное… Да, сомнений нет: такой плоский, расплывшийся по полу труп может получиться в единственном случае. Человека убила «костоломка», и убила недавно, считаные дни назад. Я поспешил с выводом, что порождения Зоны не способны проникать сквозь окружившую Полигон преграду. Некоторые, как выяснилось, способны. Либо находились тут изначально.
Перевернуть мертвеца удалось с трудом – был он словно полиэтиленовый пакет, переполненный жидкостью, но очень тоненький, грозящий вот-вот разорваться. Лицо, лишившись опоры на череп, расплылось уродливой маской. Сколько я ни вглядывался, никаких знакомых черт опознать не смог.
Зато одежда показалась знакомой. Видел я такую вблизи, и недавно. Не стандартная военная униформа, предпочитаемая путешествующими по Зоне, а нечто эксклюзивное, сшитое словно бы под заказ, малой партией… Точно такой же комбинезон носил человек, собравшийся изрешетить меня из «Миними».
Но у этого не было ни «Миними», ни другого стрелкового оружия, ни запасных магазинов – кто-то уже успел поживиться трофеями. У мертвеца сохранились только нож и граната. Нож я оставил, мой был лучше, а гранату забрал. И призадумался.
До сих пор я игнорировал совет, написанный на стене якобы мною и касавшийся гранаты, которую надлежит спрятать в рукав.
Игнорировал по одной простой причине: гранаты у меня закончились, все до единой. К тому же не так просто спрятать в рукав стандартную армейскую «эфку», «эргээмку» или «эргэдэшку» – слишком велики и тяжелы, будут заметны, да и движениям помешают.
Но мой трофей назывался «РГЧ-18», и он никогда в войсках широко не применялся, исключительно поступал на вооружение спецслужб. Оригинальная гранатка, разработанная для боя в тесных замкнутых пространствах, где рикошетящие тяжелые осколки других гранат только навредят, поражая и чужих, и своих. Осколочки у РГЧ тонюсенькие, легкие, сохраняют убойную силу на расстоянии всего лишь пять-шесть метров и практически не рикошетят, однако вспарывают тело, как бритва. Их, осколков, в гранате две с лишним тысячи штук, притом сама она весьма портативная – цилиндрик длиной десять сантиметров и диаметром с рублевую монетку.
Короче говоря, мне в руки попала граната, идеально подходящая для того, чтобы спрятать ее в рукав. И человек, оставивший надпись, предвидел такой поворот дел…
Вот только нет ли в этом совете ловушки? Подпись на стене подделать даже легче, чем на бумаге.
Я даже рискнул включить ненадолго фонарь, чтобы рассмотреть получше гранатку. Вывинтил детонатор, но ничего подозрительного не нашел – например, нештатного радиовзрывателя. Да и какой смысл делать такую доработку, а потом оставлять подозрительную надпись касательно рукава? В чем смысл? Гранату я все равно бы забрал, оставшись без этого вида боеприпасов. А в рукаве она у меня взорвется или в кармане, разница невелика.