Но даже в бредовых грезах майор Ветте не был счастлив. Виной тому одно загадочное обстоятельство – он не видел лиц своих подчиненных. Лица, само собой, у них были, но почему-то каждый раз выходило так, что унтер-офицер, или рядовой, или даже целый строй вставали таким образом, что как ни крутись, лиц разобрать было невозможно. Днем и ночью по дому разносился крик: «Лейтенант! Я не вижу вашего лица! Немедленно повернитесь ко мне лицом!» Но все знали, что и в этот раз у дядюшки Вольфа ничего не получится.
На календаре менялись числа и картинки. Выросли и разъехались дети, приходили и уходили времена и правительства, а майор Ветте по-прежнему вел свою, одному ему видимую войну. Дважды его отправляли на лечение, дважды привозили обратно, и тетушка Амалия, помнившая брата румяным кадетом, катавшим ее на карусели, говорила в разных вариантах примерно следующее:
– Вот не станет меня – делайте с ним, что хотите. А пока что это его дом, и в нем он и останется.
Впрочем, все эти невзгоды до такой степени отравили жизнь майору, что с сердцем у него творились серьезные неполадки, и врачи в один голос признавали тот факт, что у дяди Вольфа все шансы в ближайшее время предстать перед Самым Верховным Главнокомандующим.
Но в любом случае это дело туманного будущего, а сию минуту этот бешеный Штайнер – Железный Крест не ровен час, объявит атаку, и меня тактично отправят восвояси, и конец надеждам на послеобеденную беседу с Клеопатрой. А ведь у нее даже телефона не взял! Что же, каждый раз беседовать с тетушкой Амалией? А, семь бед – один ответ. Я откашлялся и сделал серьезное лицо.
– Майор Ветте! Как вы себя ведете, черт возьми! Я полковник Бруно фон Штейнглиц из штаба бригады. Что вы себе позволяете? Сядьте немедленно!
Старый Карл сделал глазами круговое движение, видимо означающее «Нет, есть предел всему!», набрал побольше воздуха и было заревел: «Ты что, совсем с ума спятил?!..», но Амалия спешно сжала его руку с ложкой. Дело в том, что майор посмотрел на меня неожиданно осмысленным взглядом и сел. А дальше произошло чудо. Совершенно нормальным голосом дедушка Вольф сказал:
– Прошу прощения, герр оберст, я вас не сразу заметил.
Все семейство оцепенело. Руди со звоном уронил ложку в тарелку, забрызгав брюки и скатерть. В этом доме давно забыли, когда последний раз Вольфганг Ветте разговаривал с реально существующими людьми.
Что касается меня, то я смотрел на Брюн, которая, в свою очередь, смотрела на меня, подняв брови с изумлением и восторгом. Впрочем, чувство юмора ее тоже не покидало. Господи, до чего же хороша девка, подумал я с сердечным томлением.
Майор тоже уставился на меня с такой безумной радостью, что становилось неловко. Ему было все равно, что этот неведомо откуда свалившийся полковник ругается и готов устроить разнос по всей форме. Главное, что впервые за долгие годы перед ним живой офицер с человеческим лицом, и в полупризрачном существовании наконец-то появилась почва под ногами! Я даже испугался, не хватил бы старика удар от волнения.
– Майор, я очень недоволен. Вы заняли эту высоту еще утром. Но до сих пор – посмотрите-ка на ваши часы – в штабе от вас ни строчки донесения. Это одно. Второе. В ваше расположение была выслана саперная рота. Куда она провалилась? Что у вас происходит со связью? Наконец. У нас до сих пор нет полного списка батальона. А сегодня уже четверг. Это армия или бардак? Майор. Я вас очень попрошу. Заканчивайте ваш обед, и немедленно принимайтесь за дело. Я жду от вас подробного письменного доклада.
– Господин полковник, разрешите приступить немедленно? – с жаром спросил дедушка Вольф.
Я величественно поморщился, входя в роль и ощущая в глазу незримый монокль.
– Доешьте уж, что вам тут приготовили. На фронте, знаете ли, мы можем себе кое-что позволить. Я противник излишних строгостей. Но, майор. Вы старый солдат и понимаете, какая складывается обстановка. Удара противника можно ждать в любой момент.
– Разумеется, господин полковник, согласен с вами.
Что говорить дальше, я не знал, но ничего и не потребовалось. Майор съел две ложки супа, встал, лихо откозырял и быстрым шагом покинул гостиную – отправился составлять список батальона. Еще минуту семейство Ветте просидело в полной тишине, глядя на меня, как и положено смотреть на чудотворца. Наконец, Руди прорвало:
– Бруно, ты был великолепен!
Но Старый Карл свирепо хлопнул ладонью по столу, так что посуда подпрыгнула.
– Бруно, – произнес он самым зловещим сиплым тоном, – Я очень надеюсь, – на меня нацелился огромный дубово-узловатый палец, – и это, кстати, в твоих интересах – что все обойдется.
– Прекрати, Хельмут, – вмешалась Амалия. – Мы должны возблагодарить Господа. И нечего пугать мальчика.
– Его напугаешь, пожалуй, – прохрипел Старый Карл и вытер рот салфеткой. – У меня тоже пропал аппетит. Я опаздываю.
И ушел. Брунгильда состроила мне гримасу.
Приехав домой, в свою бело-бетонную берлогу, перечеркнутую сосновыми балками и железными лестницами, куда я в былые годы врывался из лифта на мотоцикле, да еще на заднем колесе, и сквозь толпу гостей мчался к дивану, я, в чем был и каком-то разброде чувств, завалился на тот самый диван. Видимо, потрясения этого дня не прошли для меня бесследно, потому что, вопреки собственным же запретам, я призадумался над собственной жизнью. Смех смехом, а картина выходит очень невеселая. Прав Старый Карл, считающий меня бессмысленным разгильдяем. Есть такое выражение – паршивая овца. Это я и есть. Позор славного рода Штейнглицев. Героические предки смотрят с тоской и горечью с фотографий в ратуше и портретов в фамильной галерее. Не сегодня-завтра тридцать, и что? Ничего. Полный ноль. Пять образований – и ни одного законченного. Бизнес – успешные начала и еще более успешные концы. Много везения и мало толка. Даже в армии успел послужить – первое место на внутридивизионных танковых соревнованиях механиков-водителей. Да уж, полетал у меня этот дурацкий «Леопард». А потом высказал одному обалдую с целой галактикой на погонах, что о нем думаю. Правда, еще такой же обалдуй за меня вступился – звездные войны, эпизод первый и последний, но армия на этом для меня закончилась.
Спасибо покойным дядюшкам и тетушкам бесчисленной родни Штейнглицев – никто не забыл упомянуть в последней воле очаровательного вундеркинда. Жить есть чем. Жить да утешаться славой первого шалопая Дюссельдорфа. Да-с, вхож во все лучшие дома – еще бы, сначала дитем играл на коленях нынешних столпов общества, затем, в пять лет, как Моцарт, потрясал публику концертами на великосветских утренниках. Чем кончилось? Ничем.
Нет, отдамся Старому Карлу. Да и Брунгильда. Брюн, может быть, именно тебе и суждено сделать из меня человека?
Разбудил телефонный звонок. Недаром сырный суп так подозрительно бултыхался у меня в животе. Вечер, мрак, горит подсветка электроники, зловещий голос Амалии в трубке:
– Бруно, тебе лучше приехать, машина уже внизу. Он в страшном возбуждении – не может найти список. Попробуй с ним поговорить. Мы все тебя ждем.
Амалия всегда выражается в манере капитана на мостике фрегата – просто слышу вой ветра в снастях, крик чаек и рокот штормовой волны, утекающей в шпигаты. Странно, в роду Ветте никогда не было моряков. Чудовищно зевая, я потер физиономию, силясь сообразить, что к чему.
– Тетя Амалия… Скажите вашей машине, пусть подождет… Я сейчас сделаю этот список и привезу. Да, и поцелуйте от меня Брюн… если можно.
Спотыкаясь о собственные ботинки, я упал за компьютер, не совсем точно попав в кресло нужным местом. Вот черт, загадали загадку – где же я им найду такой список? Минимум человек двести мужиков с чинами-званиями? Да, а ведь еще нужны фотографии, чует мое сердце, без этого нашего Гудериана не проймешь… Как же быть?
Я порыскал по военно-историческим сайтам – бестолку, прошелся по анналам Министерства Обороны – того меньше, надо взламывать базы – сам я этому искусству не обучен, а обращаться к дружеской помощи нет времени. Господи, сейчас я увижу Брунгильду.
Так, а это что такое? Сборная Германии по футболу… С пятьдесят шестого года – состав тот, состав этот, тренеры, запасные… и все с портретами! Что ж, сойдет и это. Придется вам, парни, побыть некоторое время солдатами.
– Братья, – прошептал я, стуча по клавишам. – Отечество в опасности. К оружию!
Я прогнал свое воинство через фотошоп, перекрасив все спортивное снаряжение в камуфляж, уже в полном беспорядке раскидал звания и специальности, и спешно отбыл к театру военных действий.
Встретила меня медсестра Марта – их в доме двое, вторую зовут Лотти, и с Мартой они похожи, как близнецы – парочка юных, но могучих созданий спортивного типа с дзюдоистскими плечами и, увы, такой же походкой – девичью легкость и грацию они оставили на татами. В специальной комнате, сменяя друг друга по графику, они корпят за учебниками и конспектами у поделенного на четыре части монитора, круглосуточно демонстрирующего дядю Вольфа в разных видах и положениях. Под рукой у них всегда телефон и кейс со шприцами и ампулами для инъекций. Как раз такой шприц с красным колпачком Марта и держала в руке, а кроме того, на плече у нее висел моток резинового шнура, что придавало ей несколько альпинистский вид. В глазах неугасимым огнем горела клятва Гиппократа.
– Бруно, – заявила она грозно, – У тебя ровно пять минут.
Майор Ветте носился по комнате на скорости, трудно представимой для его почтенного возраста, выписывая сложные вензеля и на бегу отдавая какие-то невнятные указания, сопровождаемые решительными жестами – зрелище, надо заметить, не для впечатлительных натур. Черт, а где же Брунгильда? Ладно, все по порядку.
– Майор, добрый день еще раз, это Штейнглиц. Вообразите, где нашелся список вашего батальона – в штабе бригады! Вот она, канцелярская неразбериха! Давайте присядем, где тут у вас можно устроиться…
Вольф Ветте упал на стул, вцепившись в мое скороспелое произведение, как грешник – в спасение души, явно еще не до конца веря собственному счастью. Во-первых, он избежал расплаты или, по меньшей мере, скандала за должностное преступление, во-вторых – наконец-то видел лица своих солдат. Надо дать старику отдышаться. Я пододвинул кресло и сел рядом.
– Можете ничего не докладывать, я только что сам все видел. Позиция обустроена образцово, личный состав накормлен, вы заслуживаете самых высоких похвал… к сожалению, не везде у нас такой порядок.
Тут выяснилось, что судьба, по своему милому обыкновению, вновь отвела мне роль актера в балагане: у нас с майором появились зрители – семейство Ветте пожаловало взглянуть на представление. Вся компания выстроилась в классической манере групповой фотографии девятнадцатого века: впереди на стуле восседала Амалия, слева и сзади, положив ей традиционным жестом руку на плечо, стоял Старый Карл, по бокам – Брунгильда и Руди (бьюсь об заклад, держит, стервец, диктофон наготове), чуть дальше – почтенная супруга магната, раскрасавица Магдалена – глаза ее излучали скромность, смирение и почти святость такой концентрации, что хоть топор вешай, с какой-то радости бывшей диве стрельнуло поломать комедию; вплотную к композиции, разинув рот от удивления – Марта со шприцом наизготовку.
Брюн была одета вполне по-домашнему, и все же некоторые детали подсказывали, что она меня ждала. Я сразу воспрянул духом, ощутил прилив вдохновения и вернулся к роли примы императорской сцены.
– Кстати, по этим спискам есть пара вопросов, – мне уже без усилий давался тон «слуга кайзеру, отец солдатам». – Вот тут у вас есть штабсгауптман… ммм… да, Беккенбауэр. Судя по всему, превосходный солдат, был представлен к награде, но документы, как это бывает, где-то затерялись. Напишите рапорт от любого числа, я лично его завизирую. И еще оберлейтенант… да, Биркхофф. Что там за история с солдатской книжкой? Эти бумажки хоть кого в могилу загонят. Разберитесь.
Майор с пылом кивнул. Брунгильда тоже смотрела с откровенным удовольствием. Успех у публики – что еще нужно артисту?
– Ну, майор, как вы уже поняли, наступление пока что обошло нас стороной. Штаб перевел нас в резерв.
– Штабные крысы ни черта не смыслят, – гневно зарычал дедушка Вольф. – Простите, полковник, но подобные решения – опасная глупость, это ясно любому зеленому юнцу здесь, в этих окопах. Мы занимаем удаленный выступ, на переднем крае «сушки» по головам ходят, рано или поздно последует удар с фланга, и что тогда? Каким местом они там думают в этих штабах?
Я крепко поскреб в проклюнувшейся щетине. Это что еще за новости? Не хватало мне еще командовать генеральным сражением! Как бы это поделикатнее узнать, на какой же войне мы находимся?
– Простите, майор, а какая у вас карта? Насколько мне известно, в дивизии вы ни разу не запрашивали топографа, ни карт. Любопытно, чем же руководствуетесь?
Дедушка Вольф с гордым видом поднялся с места.
– Прошу следовать за мной, господин полковник, я вам все покажу.
Мы вышли в боковой коридор, свернули налево и возле самой лестницы майор остановился, щелкнул выключателем и толкнул кессонированную дверь из красного дуба.
Да-с. Вот этого, надо признаться, я ожидал меньше всего. Перед нами открылось помещение, куда не то что майоры, но и фельдмаршалы ходят пешком – обширных размеров уборная, на возвышении – фаянсовый трон – чудо сантехнической мысли Виллеруа и Боша с клеймом фирменной голубой подковы, рядом – почтенного возраста биде, правее – контрфорс вентиляционной шахты и дальше – дверь в ванную.
– Проходите, господин полковник, – любезно предложил удивительный дедушка. – Присаживайтесь, сейчас я дам все необходимые пояснения.
Вот куда любовь заводит человека. Охохонюшки. Что ж, делать нечего, на войне как на войне. Я захлопнул крышку унитаза и сел. Дверь отделила нас от публики, но недреманное электронное око под потолком возвещало, что уж Марта, по крайней мере, оставалась в курсе происходящего.
– Смотрите, – продолжал майор, указывая мне под ноги. – Вот наши позиции. Отсюда я получаю самую точную информацию.
Я уставился на пол. Плитка, искусственный мрамор, красные и бледно-лимонные квадраты в шахматном порядке. Ни черта не понимаю. Что за сортирная стратегия?
Майор присел, белесо-бороздчатый, аккуратно спиленный ноготь заскользил вдоль плиточных стыков.
– Это выступ, который мы занимаем. А это уже вражеские позиции. Видите? Уже готовый клин! Вот о чем я говорю!
Я присмотрелся. Мрамор, конечно, штампованный, но высшего качества – всякие там микротрещинки, цветовые переходы, впадинки и прочая естественная текстура воспроизведена с максимальной точностью в подражание природному рельефу. Ах ты господи. Рельеф местности. Вот оно что. Примыкающий к ступеньке унитаза пестро-малиновый выступ врезался в желтое поле, а над ним с двух сторон грозно нависали такие же тупые рельефные зубцы. Ну и ну.
Я тоже наклонился и, оказавшись с майором голова к голове, постучал пальцем по соседней плитке слева.
– Что ж, все правильно. Наступление пройдет вот отсюда, восточнее, и дальше на север, правый фланг не прикрыт…
– Конечно, господин полковник, в том-то и опасность! Позиция просто напрашивается на контрудар!
Я перевел дух и попробовал поудобнее устроиться на белоснежном основании своего авторитета.
– Признаюсь, майор, я потрясен. В вашем распоряжении строго засекреченная спутниковая интерактивная карта Генерального штаба. Такой нет даже в бригаде. Не представляю себе, откуда она у вас, спрашивать не буду и знать не желаю. Но как начальник не имею права не воспользоваться этим обстоятельством.
Я сделал многозначительную паузу. Дедушка Вольф смотрел на меня с безумной надеждой ветерана умереть в бою с оружием в руках. Еще бы, столько лет каждый день видеть поле битвы с высоты птичьего полета и ждать приказа… Постойте. Эта его мраморная карта – настоящий аэрофотоснимок. Авиация. Еще бы, он же десантник!
– Прежде чем продолжить, еще один вопрос, майор. Правильно ли я понял, что у вас налажена и связь с люфтваффе?