Мужики при помощи курсантов уже развели огонь и навесили ведра с водой на жердине над костром. С десяток курсантов уверенно чистили картошку. Женщины раздавали детям то, что нам с собой дали жены. Мужики, которые оказались водилами ,таскали ветки. Причем обломанные с деревьев. Дыму-то! Похоже, процесс пошел. Так, а ложек то нет.
-Антон, как у вас с ложками?- Я обратился к прапору.
-А никак. Мы же не рассчитывали на длительную поездку. Даже пайки с собой не брали.- Прапор почесал в затылке.- И тарелок нет. Что делать?-
-Кашу варить будем. А ты (не против на ты?), организуй своих парней, пусть из веток что-то вроде лопаток строгают. По числу людей. А я УАЗ на разведку отправлю. Если все нормально, накормим вас и отправимся к нам в город. Там подождете, может, и утрясется все. - Я пошел к Ильшату и Вадиму, озаботить их действием. Дорога делала крутой поворот вокруг лагеря, и с внешней стороны начинался длинный пологий подъем. Пусть посмотрят, что там. Худа не будет.
Отправив УАЗ с экипажем, подошел к костру. Картошка уже сварилась, в воду бросали содержимое консервных банок и сыпали пополам гречку и рис. Пастушья каша, одним словом. Минут двадцать пять, и дойдет. А пахнет как аппетитно! Курсанты активно строгали ветки, которые им подносили ожившие дети. Горка свежеоструганных лопаток росла на глазах. Я подошел к монаху, который со мной разговаривал. Сейчас он беседовал с бабой Нюрой.
Рассказ баб Нюры.
-И вот, брат Михаил, очнулась я на носилках. Уже в грузовике по дороге в госпиталь. Рядом сумка с документами, ни сестры, ни матери. Спросила у солдата, который рядом лежал, а он ни сном не духом. Потом больно от тряски было, не до вопросов было. Потеряла сознание, пришла в себе уже в палате. Оказалось, осколок пробил шейку матки, рожать не смогу. Это мне уже после выздоровления рассказала доктор, и то, что мать с сестрой погибли, тоже. Они меня по ошибке Анной записали, я выше ее была, хоть на два года младше. А я исправлять не стала. Жутко у меня на душе было. Это я сейчас понимаю, что для четырнадцатилетней девочки это страшно - хотеть убивать людей.
Но тогда у меня не было другого желания. Выписавшись из госпиталя в Казани, начала работать на пороховом заводе и одновременно через военкомат записалась в группу обучения снайперов. Тяжело было, я все ж девчонка была. Не стрелять, я еще в школе активисткой ОСАВИАХИМа была, немного на Ворошиловского Стрелка сдать не успела, как Война началась. Тяжело было взрослой представляться. Это я сейчас старая и сухая, а тогда очень хорошенькая была. Парни проходу не давали. И нравилась, и просто потому, что скоро в военкомат и на фронт. Это сейчас девочки образованные, а тогда просто боевитые были. А я внутри перегоревшая была, ни парни, ни танцы, ничто и никто кроме винтовки и револьвера не интересовали.
Сдала зачеты к Аниному дню рождения и решила, что хватит себя двумя именами называть. В красноармейскую книжку Аннамарией записалась. И за себя, и за сестру. И попал наш взвод снайперов даже без войскового обучения и слаживания прямиком в Сталинград. Там первого врага и убила. Это румынский офицер был, красивый такой брюнет. Я ему в лицо даже стрелять не стала, выстрелила под лопатку, когда он повернулся. Потом до окружения немцев воевала в городе. Я хоть для девушки и немаленькая, но намного меньше парней все же. Ползала по канализациям, вылезу, где в подвале или колодце, стрельну и назад. Только записанных за мной сорок пять немцев, румын было. А потом под взрыв мины попала в тылу, если про Сталинград так сказать можно. Ранение и не опасное, но в правое плечо.
Выписалась из госпиталя, вернулась в часть. Меня, как уже обстрелянную и опытную, отправили с десятком таких же, на передовую. И пошла моя снайперская служба дальше. Закончила я ее под Варшавой. Опять под мину попала. Уже серьезней, проникающее ранение легкого. Выписали только после Победы, сразу демобилизовали и отправили в Асхабад, поступать на учителя географии. Комсомольскую путевку дали.
Я и поступила. Как хорошо было, весело. Я, брат Михаил, извините, с катушек слетела. На фронте всего пара романов была, а тут гулять стала. Как то завертело, занесло.
Я не пила, не курила, а вот мимо парней пройти не могла. Меня уже гулящей на весь институт ославили, и на комсомольском собрании слегка песочили, а остановиться не могла. Это сейчас я понимаю, что забеременеть хотела, а тогда просто гуляла.
А шестого октября сорок восьмого произошло землетрясение. И наш корпус развалился. Проснулась я уже вертикально. Нам очень повезло, что наши кровати подперли потолочные балки. У нас хоть немного пространства было, могли поворачиваться, даже пописать в один угол ходили. А многие погибли от синдрома сдавливания уже после того, как их вынули, почки отказали.
А когда нас вытащили, я в старшине-сверхсрочнике мою фронтовую любовь узнала. И все, пропала. Или, точнее, нашлась. Я ему сразу, как встречаться стали, все рассказала. И про то, что детей не смогу родить, и про то , как и почему гуляла в институте. А он сказал, что с войны меня ищет, но найти не может. Так и поженились. После его демобилизации дождались моего окончания обучения, приехали в Мокрые Кураши, он в колхозе механизатором, а я учительницей географии в школе работали. Хорошо жили. Правда, без детей, но у меня всегда класс был, у нас дома все паслись.
Даже развал Союза пережили несложно. У нас, хоть мы и не молодые, хорошее хозяйство было. А потом и пенсии снова давать стали, и даже к десятому году дом новый построили, на месте старого. Но Семен умер, старую школу закрыли, и стала я к смерти готовиться.
А тут это. Село наше на три четверти обрезало, люди и в селе погибли. Люди, которые выжили, потерялись. Банда из парней четверых, что хотела, то и делала. И вдруг тут эти мужики из Зареченского. Пришли, порядок навели и меня с собой зовут. Пойдем, мол, баб Нюра с нами. Будешь детей снайперскому делу учить.
Я ведь, хоть винтовку боевую в руки с Войны не брала, всегда следила за новостями оружейными. Книги, журналы какие могла, доставала и читала. Смеяться будете, тозовка и ижевская воздушка дома была. Стрелковый кружок вела в школе. Правда, кроме мужа и военкома, никто не знал про то, что я снайпер и восемьдесят девять врагов в землю уложила.
А сейчас мне как будто не семьдесят пять, а пятьдесят семь. Лет на двадцать помолодела.
Любомир, ты к нам? Извини, я, что-то заболталась.-
К нам подошел прапор. И выглядел он, можно сказать, смущенным. Дожил, смущенного прапорщика увидел.
- Любомир, мне неудобно, на самом деле. Но не поделитесь оружием? А то одни самодельные копья и топор. У вас вон даже бабушка и девушка вооружены.- На прапора смотреть жалко было. Довела человека жизнь. Он с завистью посмотрел на Сайгу-410, которой вооружилась Ильфина. Она с сестрами-блондинками и учительницами заканчивали приготовление пастушьей каши. Курсанты уже настрогали ложек-лопаток и подготовили консервные банки на роль тарелок. Но мало все равно посуды. Даже если детей только кормить. А здесь все голодные. Вон, на что монах выдержанный, и то слюну постоянно сглатывает. А детвора вообще, броуновким движением вкруг дымящих костров занимается. Но дыму то от мокрых веток, совсем немало.
-Если поедете в Заречный, малость поможем. Но вернете оружие становому приставу. Из РОВД автоматы. Пойдем.- Я повел прапора к КамАЗу. Может, безразсудство, но доверие он вызывает тем, что на своих вездеходах с курсантами детей и женщин не бросили. Хоть с копьями, но охраняли. Я передал Антону два АКМа, четыре трофейных рожка и две Сайги из Тойоты. Прапор аж расцвел, вызвал троих курсантов-старшекурсников и вручил им автомат и дробовики. А сам огладил АКМ, и начал на расстеленном кителе разбирать автомат.
-Любомир, как принимаешь? Тут как будто исторический фильм снимают. Подъезжайте, лучше, все вместе. Тут кто-то с кем-то воюют.- Ожила рация Димкиным голосом. Взволнованно так. Это что еще, нам только войны не хватало.
- Тревога! По машинам! Димка, Ильшат, никуда не лезть, сейчас будем. Заводите, скорей!- Я
побежал к вставшему монаху, прапор рванул за мной.- Брат Михаил, пожалуйста, организуйте питание. Мы на вызов. У вас прапор с курсантами на всякий случай вооруженные остануться. Антон, держи Кенвуд. Это мой запасной. Второй канал твой.- Я запрыгнул в подъехавший КамАЗ. Уселся поудобней. С удивлением увидел, как Ильфина и Баб Нюра садятся в кунг второго КамАЗа. А они куда? Ладно, потом.- Вперед. УАЗ видишь, Серег? Туда!-
Мы рванули к хорошо видимому на склоне вездеходу. Он встал метрах в трехстах от гребня. КамАЗ нещадно подбрасывало на ухабах. Родео, едрен кот! Подъехав, выскочили из машин. И рванули вверх по склону. Триста метров вверх для нетренированных мужиков - это экстрим полный! Задыхаясь, высунув языки и капая слюной из разинутых ртов, мы вползли на гребень. Шум от нашего дыхания, наверное, в Зареченском слышен был. Сзади неторопливо и поддерживая баб Нюру, неся ее винтовку, шла Ильфина. Не очень далеко мы убежали, спринтеры. Я шмякнулся, на пузо рядом с братом. Сразу от нас вниз было, как обрезано метра на три, а потом шел долгий уклон. Димка ткнул пальцем в сторону уходящей вниз грунтовки. Эх, нихрена себе!
Метрах в трехстах- четырехстах стояли человек тридцать спешенных конных лучников с тесаками на поясах, в шлемах и ярких накидках поверх кольчуг, надраенных так, что открытые части блестели на Солнце. Трое из них, самых богато одетых, вооруженных еще длинными мечами, сидели возле какой-то кибитки на раскладных деревянных, похоже, стульях. Остальные кто держал коней в поводу, кто доставал что-то, похожее на колчаны, из повозки. Еще метрах в трехстах, полтора десятка конных лучников били по укрытым высокими и широкими щитами пехотинцам. Щиты были сомкнуты, как в римской черепахе. В каждом торчало по нескольку десятков стрел. За спиной у пехотинцев стояли добротные тентовые фургоны, как в фильмах-вестернах. Запряженные в них массивные, похожие на першеронов лошади, почему-то стояли, опустив головы.
Внезапно один из сидящих встал, и, подбадриваемый одобрительными криками остальных, подошел метров на двести к обороняющимся. Поднял руку, что-то крикнул, и из скрученных хитрой фигой пальцев вырвалась и ударила в щиты молния! Точнее, в один щит, который засветился и принял в себя разряд. Но колдун явно не расстроился, повернулся и пошел к стулу, приняв по дороге кубок от молодого парня.
Десяток лучников сменился, и начал снова молотить по щитам.
А вот за фургонами , в километре где-то, начинался сосняк. Я уже обратил внимание, что сосны встречаются там, где части нашего мира были. Здешние леса явно более южные, в основном лиственные и изредка кедры. А за сосняком шла струйка очень темного, как будто кто-то резину жег, дыма. Прерывисто так, три коротких дыма, три долгих, еще три коротких. SOS, похоже. Явно кто-то из наших. Непривычно в оптический прицел наблюдать, а бинокль в суматохе, пока на себя разгрузку одевал, забыл. На спину давила Бенеля.
- И что будем делать? За леском кто-то из наших ведь. - Я обернулся к брату.- Ох, ешкин кот. К бою, парни. Быстро давайте план думать.-
В стороне нашего лагеря высоким столбом поднимался столб дыма. Если нас каким-то образом и умудрились еще конники и их командир не заметить, то исправят обязательно. Я забрал у Димки бинокль и зашарил им по склону. Метрах в восьмистах на восток обрыв кончался. Обернулся назад, к нашим машинам. А ведь на Патриоте вполне можно проехать. Так, одна позиция. Мы здесь, над обрывом, другая. Что-то стало вырисовываться в голове.
-Так, Евгений, хватай пулемет и в УАЗ. Ильшат, выезжаете через распадок к грунтовке так, чтобы отрезать конных от фургонов. Постарайтесь по пехоте не попасть, и по нам тоже. Мы флажки поднимем, когда вы огонь откроете, а то со стороны не найдете нас на склоне и влупите из РПД.- Я обернулся к Ильфине, которая подошла с баб Нюрой. Бабушка уже устраивалась по удобнее, с винтовкой под валуном. Прямо как на стрельбище.- Ильфина, на тебе единственной яркая одежда. Прошу тебя, пожертвуй на то, чтобы нас не обстреляли свои же. Димка тебе куртку отдаст. Дим, слышал, снимай джут. И пару веток срежь подлиннее, разрежешь блузку на две части и привяжи. Да покрепче.-
Я взял рацию:
-Антон, ответь Любомиру. Боевая тревога. Перекус в машинах. Оставьте легковушки и будьте готовы по первому сигналу выехать. Правда, не знаю пока куда. Как понял?- Все же расслабила нас мирная жизнь. Костры из мокрых веток жжем. А тут, в этом мире, придется как в вестерне, даже кашу варить осторожно надо, и покакать, подумав ходить.
- Есть, по машинам. А перекусывать уже нечего, все подмели. На связи.- Надо вспоминать связь. А то помню только - Дробь, не наблюдать.
Так, колдун снова встал. Снова подошел на те, же двести метров к щитам, снова долбанул молнией по ним. На этот раз щит, который принял разряд, загорелся. Пехотинец его отбросил, но несколько стрел успели влететь в незакрытый щитом проем, пока пехотинцы не сомкнули щиты. А колдун снова пошел к стулу, перезаряжаться.
-Евгений, вперед. Садись на заднее сиденье, там амбразуры, УАЗ все ж инкассаторский. Ильшат, когда остановитесь, из автомата из первой амбразуры. Бейте по лошадям, лишим их маневра, почти победили. Главное вам, отрезать от пехоты.- УАЗ отъехал от стоянки КамАЗов и отправился в объезд на восток.
Я обернулся к мужикам и дамам. Молодая дама щеголяла в длиннющей для нее джинсовой куртке. Вадим резал красную шелковую блузку пополам, Ильфина наблюдала со страдальческим лицом. Баб Нюра в оптику осматривала место предстоящего боя. Удивительные перемены произошли с ней. Стало лицо резче, жестче. И старая, военного образца старшинская форма сидела на бабушке, как влитая. Вот, это настоящий солдат, не то, что мы.
-Баб Нюра, колдуна снять сможете? Он меня больше всех беспокоит.- Я обратился к старому снайперу.
-Тут всего триста метров, смогу. А ты уверен, что этот бой нужен? Пойми правильно, я не оспариваю, просто пока эти люди нам ничего не сделали.- Баб Нюра не отрывалась от прицела.
-Они средневековые, похоже. А тут нравы простые, как яйцо. Сможешь, грабь! По моей команде, хорошо? Так, парни, слушаем. Это конные лучники. Лук бьет метров на двести-четыреста. Так что выигрыша в дальности у нас почти нет. И их больше, они хорошо слажены. Может, они нас и заметили, просто не считают нужным пока обращать внимание. С ними, похоже, колдун! Так что бьем по лошадям! Лишим их маневра, преимущество у нас. Прицел постоянный, огонь короткими очередями. Патроны не жечь лишнего! По местам, парни.- По шкуре побежали мураши. Вот, и влезли в драку, хоть и не пацаны.