– Знаю, в школе учила.
– Прекрасно. Продолжим. Если твой противник обучался единоборству, он сумеет защититься. Если твой противник просто дрался, хм, в школе, то же самое. В уличной драке в первую очередь норовят треснуть именно по яйцам. Наконец, противник может применить захват, из которого ты не сможешь нанести свой коронный удар. Зато сможешь провести множество других, не менее болезненных. Итак, твое поведение. Ты должна держаться уверенно. Но не агрессивно. Используй то преимущество, что нападающий не ожидает от красивой (Наташа улыбнулась) девушки, что она будет драться, как мужчина. В полную силу. Напавший ожидает испуга, бегства, крика и против этого готов принять меры. Максимум – пресловутого удара в пах. Напавший полагает себя сильным, сильнее, чем ты, всегда имей это в виду. Если заставишь его усомниться в этом – до начала агрессии,– полдела сделано. Он отправится искать другую жертву. Оставим пока варианты: закричать и убежать. Они очень хороши, но убежать не всегда возможно, а кричать – даже «пожар»,– как правило, бесполезно. Будем исходить из того, что ты будешь драться. Нападающий помешает тебе убежать, но не будет препятствовать твоему проникновению в зону его защиты. Он ведь сам хочет подобраться к тебе поближе. Сыграй на этом. Шаг вперед и удар в глаза, попробуй.
Наташа выбросила вперед растопыренные «вилкой» пальцы.
Андрей уклонился и покачал головой:
– Не так. У человека инстинктивная реакция на «вилку» и даже просто на растопыренные пальцы. Ты же хочешь не испугать его, а поразить. Поэтому ты начинаешь удар просто как неловкую пощечину, вот так.– Он показал.– Инстинктивной реакции нет, противник не уклоняется, он может даже сам подставить лицо, чтобы доказать собственную крутизну и твою беспомощность. И тут в последней фазе твоя расслабленная ладонь делает так.– Андрей поджал три пальца, а указательный и средний, полусогнутые, выбросил вперед, подкрепив «клюющим» движением кисти.
– А я так глаза ему не выбью? – спросила Наташа.
– К сожалению, нет. Твоим пальцам не хватит жесткости. Кстати, никогда не жалей напавшего. И не думай о том, что он сделает с тобой, если вдруг окажется сильней.
Если жертва вдруг оказывается агрессивнее агрессора, это защищает ее лучше газовых баллончиков и сирен. Итак, удар в глаза, которые ты, к сожалению, не выбьешь и не проткнешь. Сам по себе он достаточно болезненный, а если тебе вдобавок удастся разодрать веки ногтями – эффективность его возрастает вдвое, потому что кровь ослепляет, склеивает ресницы… В любом случае после такого удара глаза сильно слезятся, и ты можешь спокойно бить в пах и идти своей дорогой. Вопросы?
– Как-то это все… зверски,– проговорила Наташа.– Боюсь, что я не смогу.
– Сможешь,– возразил Ласковин.– Отнесись к этому механически. Насильник умеет говорить, у него две руки и, может быть, приличная одежда. Но это не человек. Человеком он станет, когда из него выбьют зверя. Когда на тебя прыгает бешеная собака, не обязательно ее ненавидеть. Но нужно обезвредить. Если твои пальцы попали в машинные шестеренки, выключить машину – не значит поступить с ней жестоко. Делай то, чему тебя учили. И старайся выполнять движения грамотно и четко. С концентрацией, без лишних эмоций. Вопросы?
– А если их будет двое?
– Бей первого, затем – второго. А затем того, кому досталось больше. Пока противник не упал – он опасен. Если присутствует третий – постарайся свалить двух первых, а третьего просто напугать. Принять стойку и сказать что-нибудь подобающее. Как правило, если пара наиболее активных в отрубе, их приятель драться не пожелает. Струсит. Бить старайся в лицо, в нос или в глаз. С твоим весом и постановкой удара тебе не удастся нокаутировать ударом в подбородок, а тем более пробить пресс. Хороша атака локтем. Это мы отработаем отдельно. Локтем – в кадык, в печень, в солнечное сплетение. Не давай схватить себя за руки, а если схватили – немедленно бей ногой, коленом. А теперь давай займемся практикой. Захват сзади – твой ответ?
Наташа ударила локтем назад.
– Бей! – рявкнул Андрей ей прямо в ухо.– Бей в полную силу, мой пресс тебе и дубиной не пробить. И не в бок бей, а в живот, свой локоть – плотнее к туловищу. Чем плотнее – тем больше силы! Делай!
И соединил пальцы на ее шее.
Наташа стиснула зубы и ударила изо всех сил.
– Хор-рошо! А теперь – пяткой в пах!
– Я тебя не покалечу?
– Я уклонюсь. Бей резко снизу, локтем – в живот, ногой в пах! Отлично! – похвалил Ласковин, когда Наташа выполнила оба движения.– Теперь еще раз, ты должна довести до автоматизма: захват – два контрудара. Делай!
В этот день они отработали еще две связки от нападения сзади: с ударом головой назад и с опорой на руки напавшего – ногой против второго противника. Результаты были обнадеживающие. Полгода занятий – и Наташа вполне сможет постоять за себя.
Глава одиннадцатая
Утром следующего дня Ласковин сделал еще одну безуспешную попытку дозвониться до отца Егория.
«Все,– твердо решил он.– Вечером обязательно заеду!»
Вечером. День обещал быть длинным. Следующий звонок – Вадиму. Как идет расследование?
– Вяло,– ответил боец невидимого, или как там его, фронта.– Послезавтра, может, откопают что-нибудь новое.
– Почему послезавтра? – спросил Ласковин.
– Отчет,– лаконично объяснил Вадим.
К двенадцати Андрей приехал в Славин зал. На занятия. И неплохо поработал. Ласковин был доволен. Зимородинский – тоже. Впрочем, Вячеслав Михайлович меньшего и не ожидал. Закончили они без пятнадцати три. В три у Зимородинского – плановая группа.
Андрей обещал Наташе вернуться до четырех. Но вдруг обнаружил, что у него кончились деньги. Обнаружил с искренним удивлением: вот уже два года с ним не приключалось подобных казусов, и Ласковин успел забыть, что такое бывает.
Занять? Но взять взаймы крупную сумму, не ожидая никаких приходов, Андрею не позволяла совесть.
Варианты были. Например, принять одно из доходных предложений. Проблема в том, что ни Корвет, ни Конь, ни даже друг-приятель Шиляй не одобрят работника, заваривающего неприятности с непринужденностью утреннего чая. И еще одно: не хотелось идти ни в «холопы», ни в «опричники». Встраиваться в систему, от которой тошнит, и укреплять ее собственными мускулами? Нет уж! Лучше группу набрать. Как Гусь. Только это дело долгое. А деньги нужны сразу. Потому что продукты купить надо, за тир заплатить, чтобы пропуск не отобрали, бензин опять-таки.
В общем, к четырем Ласковин не вернулся. Покалымил полтора часа: подобрал на Московском трех «черных» и мотался с ними по Питеру, куда тем желалось. «Черные», как водится, пообещали заплатить «хорошо-ё!», но в итоге попытались отделаться тридцаткой деревянных.
– Нэт русски дэнэг, савсэм нэт, понымаэш, э?
И с легким наездом.
Ласковин сделал вид, что струхнул, дал двоим выйти из машины, а потом заблокировал двери и – двумя пальцами – нос третьего джигита. Покрутив горбатое украшение вправо-влево так, что гордый джигит прослезился, Ласковин напомнил о законе гор: «Не уверен – не выступай!»
Был, конечно, определенный риск. Два приятеля снаружи могли оказаться заправскими бандитами от джихада и попытаться пристрелить гяура-уруса. Но не попытались. Решали свои дела, задержки земляка-приятеля не заметили. Выудив из-за пазухи джигита бумажник, Ласковин действительно обнаружил дефицит рублей. Но зато избыток долларов. Пачечку стошек, полтинник и три пятерки. Ласковин взял полтинник, хотя вдруг расщедрившийся джигит гундосил: «Сто, сто бэри, нэ жалка!»
– Нэ жалка так нэ жалка,– согласился Ласковин и забрал пятерки. Стольники, надо полагать, были изготовлены несколько восточнее США.
Отпущенный на волю джигит, выбравшись из машины, вдруг воспылал гневом, загоготал и даже пнул машину Ласковина в бок. Андрей не стал тратить время на обиженное дитя гор (или пустынь, хрен их разберешь!), вырулил на трассу и поехал домой. Вспомнились ему вдруг сокурсники-туркмены, брат с сестрой. Славные ребята, добрые, умные, картошкой его кормили, когда наезжал в общагу оттянуться, конспектами ссужали на сессии. Сестра ему Хайяма на фарси читала: нравился ей Андрей. Ласковин же вел себя сдержанно: славная девушка, но уж очень некрасивая. Зато когда стали обижать туркмен другие азиаты – узбеки, которых в той же общаге обосновалось целое землячество, Ласковин, возмущенный до крайности, на пару с Митяем посетил последовательно три комнаты узкоглазых «земляков». Митяй, незаменимый в таких делах, прикалываясь от души, изображал «большого русского брата-миротворца». «Что на Востоке – тонко, то у нас на Руси – толсто. Очень толсто!» – разъяснял он каждому персонально, демонстрируя массивный кулак.
На торчезубых мелких узбеков речь его производила серьезное впечатление, особенно когда от «дружбы-фройнчапа» Митяй без малейшей логики переходил к «еще раз услышу, что ручонки распускаешь, вырву и в жопу запихну! Будет тебе русский секс, понял?» и гоготал идиотски, украдкой подмигивая Ласковину.
Веселое было время. Интересно, где теперь брат с сестрой? Уцелели в кровавой оргии распада?
«В эпоху бурь первыми убивают лучших». (Кто это сказал?) Например, тех, кто читает Хайяма на фарси.
Машина запрыгала на колдобинах – пришлось снизить скорость. Андрей свернул налево. Потом – в тоннель и еще раз налево – к Загородному проспекту. Посмотрел на часы: 16.48. Если не будет пробок – к пяти будет дома.
Перед тем как войти в подъезд, Наташа посмотрела на часы: без десяти пять.
«Андрей, наверное, уже пришел»,– подумала она с теплотой.
Перешагнув через лужу, скопившуюся во вмятине на полу за порогом, Наташа поднялась по лестнице, на ходу доставая ключи. Когда девушка открывала дверь, то услышала, как кто-то осторожно спускается сверху. Наташа с беспокойством оглянулась, но это оказалась всего лишь женщина средних лет.
«От этого каратэ у меня крыша едет,– подумала девушка.– Так и мерещатся… противники!»
Отперев второй замок, Наташа перехватила сумку в руку и потянула дверь на себя. Но войти не успела.
– Ну все, сука! – тихо и злобно сказала поравнявшаяся с Наташей женщина и взмахнула рукой.
Защищаясь, Наташа вскинула сумку. Она не знала этой женщины, не понимала, что той от нее надо. Она вообще ничего не понимала… Но действовала верно.
Порция газа из баллончика угодила в капроновый бок сумки. Наташе досталось чуть: запершило в носу, и глаза наполнились слезами. Примерно столько же попало и на нападавшую.
Наташа попятилась.
– Андрей! – крикнула она, оглянувшись.
В это время женщина ударила ее.
Наташа услышала треск рвущегося плаща. Боли в порезанной руке в этот момент девушка не почувствовала.
Наташа отпрянула назад, прижалась спиной к закрывшейся двери, выставив перед собой сумку.
– Что вам нужно? – сдавленным голосом проговорила она.
Женщина ответила потоком ругательств. Наташу удивило то, что, хотя голос напавшей на нее дрожал от злобы, говорила женщина очень тихо.
Короткое лезвие тускло блеснуло в полумраке подъезда. Нож в правой руке женщины. Нож, направленный в живот Наташи.
«Андрей! – подумала девушка. И еще: – Если она ударит меня, я не смогу танцевать».
Женщина сделала выпад – Наташа успела защититься сумкой. Лезвие вспороло ее почти во всю длину. Содержимое посыпалось на грязный пол.
«Она хочет меня убить»,– мелькнула мысль.
Нападавшая еще раз махнула ножом, целя в лицо. Девушка успела уклониться.
«Защищайся! – приказала она себе.– Защищайся!»
Наташа швырнула в нападавшую сумку.
Женщина захихикала. Лицо ее сейчас напоминало шакалью морду, зажатый в руке нож прыгал, выписывая в воздухе петли, а сама она приплясывала, как ненормальная.
Наташа чувствовала себя как бы в полубреду. Шизнувшаяся баба, пытающаяся зарезать тебя ни за что ни про что…
«Защищайся!»
Наташа махнула ногой.
Удар получился вялый, «размазанный», как говорил Андрей. Просто толкнула подъемом голову женщины, даже шапки не сбила. Вреда нападавшей удар не причинил. Жабой-раскорякой та отпрыгнула назад и быстро-быстро замахала перед собой ножом.
– Трепыхаешься, сучка! – зашипела она.– Ну…
«Еще раз! – приказала себе Наташа.– Еще раз, или она тебя убьет!»
В точности как на тренировке, она ударила высокий масаши-гери и, не доведя, бросила ногу вниз, с доворотом, под колено женщины.
И та, не устояв, плюхнулась на задницу.
А Наташа застыла в полной растерянности, не зная, как поступить дальше.
Секунда. Но женщина воспользовалась ею, вскочила на ноги. Глаза ее стали узенькими, как щели в паркете.
– Попишу на хрен! – взвизгнула женщина.
Изо рта ее летели брызги слюны.
«Коротенькая какая»,– почему-то подумала Наташа.
И тут дверь подъезда открылась и внизу басовито взлаяла собака.
«Ненормальная» подпрыгнула на месте, кинулась было вверх, потом, опомнившись, вниз, по ступенькам, на улицу.
Наташа, все еще как бы «плывя», присела на корточки и начала собирать в сумку рассыпавшиеся вещи. Но те снова выпадали через разрез.
Взбежавший на площадку рыжий пес колли сунул длинную лисью морду: не съестное ли?
– Помочь, тетя Наташа? – спросил его хозяин, восьмилетний парнишка с третьего этажа.
«Что же я делаю?» – подумала девушка.
– Нет, спасибо, Сеня, я сама! – машинально ответила она.
«Еще какое спасибо!»
Кое-как Наташа собрала вещи и вошла в квартиру. Заперла дверь. Андрея, конечно, не было.
«Господи! – подумала Наташа, опускаясь на ящик для обуви.– Почему? За что?»
– Дешево отделалась,– без всякого, впрочем, удовольствия произнес Ласковин, помогая Наташе раздеться.
Он мысленно изругал себя, что не приехал вовремя, как обещал. Не веря ни в случайности, ни в «сумасшедших баб с ножами», Андрей с большим удовольствием вытряс бы из мерзавки правду.
Тонкий неглубокий разрез пониже локтя. Царапина, в сущности.
– Плащ, свитер и блузка,– сказала Наташа.– Им досталось в первую очередь.
– Наплюй,– посоветовал Ласковин.– Я тебе новые куплю.
– Зачем? Просто же починить. А на плащ я замшевую заплатку положу. Колечком на оба рукава. Будет очень даже неплохо! Принеси мне, пожалуйста, аптечку.
– Зачем я только тебя учу,– пробормотал Ласковин, помогая девушке забинтовать руку.– Чтобы какая-то пьянь тебя калечила?
– Я растерялась,– проговорила Наташа.– Не ругай меня, пожалуйста.
– Я себя ругаю,– раздраженно сказал Андрей.
– Почему люди друг на друга набрасываются? – спросила Наташа, прижимаясь носом к рукаву его рубашки.– Почему?
– Крысы! – Ласковин погладил девушку по голой спине.– Тебе не холодно?
– Нет. Ты говори.
– Когда крыс становится слишком много, они начинают жрать друг друга, потому что им тесно. А до этого – умные твари и дружные. Как люди,– он усмехнулся.
– И что же делать? – забираясь головой ему под мышку, спросила Наташа.
– Стать очень большой крысой,– с иронией произнес Андрей, обнимая ее свободной рукой.– Или лаской. Как я.
Надо было сказать ей о Коляне. Стала бы поосторожнее. Но теперь – поздно.
– Что-то я проголодался,– проговорил он.
– Сейчас! – встрепенулась Наташа.– Я тебя покормлю.
– Нет, это я тебя покормлю! – возразил Андрей.– А ты будешь лежать на кровати и смотреть телевизор. В качестве наказания.
Вечер они провели вместе.
И Андрей начисто забыл, что собирался съездить узнать, как там дела у отца Егория.
Ночью, лежа в постели рядом с Наташей (девушка уже уснула), Ласковин думал о том, что вынужденное воздержание дается ему намного легче, чем ожидалось. С чего бы это? Возраст?
Этим вечером Наташа написала стихотворение. Странное стихотворение, такое, что не споешь.
Надломиться тростинкой —
Площадным кивком
Отмахнешься.
Окликнуть? Отстать?
Мотылек под ботинком,
А к свету, ползком,
Так… чтоб после ночей не считать.
Подбородком в чугунный
Литой переплет:
«Не томи, сторожок, отвори!
Отпусти! Убегу – ведь никто не умрет!» —
«Ты умрешь. Прогоришь изнутри».
Красноглазой бессонницей
Пестовать впрок
Петушиное злое словцо.
Из монашек – в разбойницы,
Через порог на руках…
И огонь им в лицо!
Распояской-распатланкой. Плечи в золе,
По зеленой соленой воде.
«Почему они спят?» —
«Мы одни на земле».
Быть беде.