А пустые строения разбирают на жилье. Найденные машины продают в Шанхае или ставят на прокатном рынке Манилы. Оставшееся делится без особой справедливости, по праву сильного и согласно табели о рангах. Так что вполне может быть так, что жителям этой деревеньки ничего, кроме срубов, не досталось.
В одной длинной избе окна светятся, вторая темная.
На пологий берег вытащены две парусные джонки — во всяком случае, я их именно так называю, они у здешних народов и племен во многом похожи друг на друга, постепенно вырабатывается наиболее оптимальный тип судна. Эти что-то великоваты будут, непривычно длинны и широки. Что действительно интересно — так это овальной формы крыша-тент, у кого в половину корпуса, а где-то и на всю длину лодки, если у хозяина есть подвесной мотор. Крыша — это хорошо: инсоляция днем на реке бешеная, без тента никак. Здесь тенты в полкорпуса, «подвесниками» местные не богаты, да и смысла в них особого нет без стабильного доступа к топливу.
Нас, очевидно, ждали.
Все жители крошечной деревни гурьбой собрались на берегу, взмахивая руками в приветствии. Камеру, что ли, достать — уж больно все экзотично. Обитатели стоят в разноцветной национальной одежде, взрослых среди них мало, и они загружены заботами, не выпускают из рук «бытовку» — кто-то недостиранную рубаху, кто недомытый горшок. Особого дружелюбия на лицах не видно, взгляды любопытствующие, но инертные.
Ветерок на реке прохладный, хорошо, что на подходе скорость маленькая. Ули подводит судно к берегу очень осторожно, постоянно сверяясь с эхолотом.
— Это цыгане, — неожиданно заявил Джай.
Мы с Ленни недоверчиво переглянулись. Какие такие цыгане? Не дожидаясь вопроса вслух, индус пояснил:
— Это деревня морских цыган, кочевой народ. Из Бангладеш. Их это лодки, точно говорю, а бывают и еще больше — можно целый дом ставить.
— Ты хочешь сказать, что всей общиной они постоянно мигрируют по реке?
— Сам не могу поверить… Похоже, здесь они осели надолго, если не навсегда. — Он удивленно покачал головой, вздохнул. — Все меняется, один Великий Ганг вечен… Обычно водные цыгане и живут на своих плавучих домах-лодках, в низкую воду стоят рядом с берегом, а в сезон муссонов всей деревней уходят в поисках новых мест. А тут осели! Да еще и рыбалкой занимаются! Только они не ловят рыбу, а пробавляются мелочной торговлей — продают украшения, сладости. Деньги выпрашивают.
Кто бы в том сомневался.
— И криминал.
— Не думаю, что в этом мире у них есть почва для таких дел.
— Конечно, нет, если выгнали.
— Ты хочешь сказать, что вся деревня в один прекрасный день может легко сняться со своего места и поплыть дальше? — Подошедшая к нам Zicke все-таки вытащила камеру и теперь прикладывалась в поисках кадра. Я смотрел на нее скептически: какие сейчас кадры — почти темень. Разве что для памяти.
— Вот именно. Власть они не терпят, потому и не прижились в Шанхае. Мы думали, что вообще никогда их больше не увидим!
— Вы их там с гуркхами не обижали? — осторожно поинтересовался я.
Индус скривился:
— Они никому не нужны. Зачем обижать? Сами ушли. Но ты прав: цыган недолюбливают, они ни с кем не смогли поладить.
— Шовинисты вы шанхайские, — тут же парадоксально заострила сильфида.
Вот зачем? Уж Шанхай обвинить в таком…
Индус не клюнул.
Действительно, в этом мире многое идет и будет идти по-другому. Фенотип народностей и племен еще не изменился, но вот «социальный» фенотип в новых реалиях меняется сплошь и рядом.
Из подсвеченной зеленым светом дисплеев ходовой рубки высунулся капитан:
— Парни, хватит там болтать, подходим. Внимание! Все делать по моей команде, быстро и точно, берег сложный!
Это хорошо понимали и встречающие.
Высокий полуголый мужик стоял неподвижно на берегу и призывно махал над головой обеими руками, показывая причальное, самое глубокое место. «Клевер» буквально полз к береговой линии. Коротким сигналом сирены Маурер традиционно поприветствовал жителей и обозначил решение причалить, к несказанному удовольствию детворы, завизжавшей немногим тише ревуна. Некоторые тут же полезли в реку, радостно поднимая фонтаны воды под яркими лучами мощного курсового прожектора.
Встревожившись, шкипер вжал кнопку покрепче — ревун заорал так, что все живое в саванне должно было сняться с места! И женщины на берегу заорали, забегали, какая-то бабка сноровисто кинула в воду палку — похоже, попала, и ребятня выскочила на берег, словно увидела стаю акул.
Так-то лучше, еще придавим какого-нибудь цыганенка…
Скажи, Спасатель, а почему нельзя было мощный судовой ревун применить в схватке, а? Этих гаруд можно было акустическим ударом сшибать.
Сколько ошибок, сколько глупостей натворили!
— Джай, ты с шестом с правого борта! Громко! Тео — на нос!
Хорошо Ули дело знает, что бы мы без него делали.
Реверс! По бокам мотобота вода поднялась мутными гейзерами.
Мотобот буквально вполз по невидимому каналу к намеченному месту и еле ощутимо ткнулся носом в берег.
— Концы!
Носовой закрепили быстро, длинный канат подхватили сразу несколько мальчишек и потащили довольно далеко — толстое бревно вбито в берег повыше: судя по отметкам на берегу, уровень реки существенно меняется.
С кормовым концом вышло не так гладко — попробуй добрось без должной практики… Но парнишка лет десяти бесстрашно сиганул в черную воду и быстро втащил канат на берег, после чего они вместе со здоровым полуголым мужиком отволокли канат в сторону. Я сначала подумал, что они хотят закрепить канат на огромной коряге, лежащей на берегу поодаль, но, как оказалось, тут все серьезно, конец начали вязать к еще одной «надолбе».
Шкипер чуть подработал брашпилем, давая натяжку, заглушился и, довольный собой и экипажем, вышел на палубу.
— Теперь не прижмет. Можно выходить.
Мы все вместе сошли по сходне на берег.
Оружие взяли с собой, Маурер с индусом при автоматах, мы же с Ленни — «коротко-вооруженные»: маузеровский карабин я оставил в рубке.
Детей у речных цыган много, хотя живут тут, как выяснилось, всего три большие семьи. Секунда — и они самой настоящей толпой окружили индуса, мгновенно завоевавшего детские сердца: вот что значит опыт. Через две минуты, за которые мы успели познакомиться со старостой или старейшиной, мне показалось, что Джай из детворы веревки может вить, — то так их построит и тут же изобразит тигра — киндеры падают на песок от хохота, то этак — и уже антилопу. Те опять в полном восторге, прямо Ильич и дети. В театре ему нужно выступать, а лучше в цирке.
Ленни Кальми-Ре фотографировала, вспышка камеры постоянно освещала берег. Таких путешественников эти люди видят тут, судя по всему, впервые и потому чуть ли не рвут на части — дети прыгают вокруг, лезут в кадр, смеются, кричат, пытаясь пристроиться ближе к фотоаппарату.
Почему не спите, карапеты? А ну марш спать!
Какая-то солидарная со мной бабка пыталась палкой же загнать разбойников по домам, но пока безуспешно.
Вождь в это дело не вмешивался.
Старосту, внешне дружелюбного и обманчиво мягкого мужчину с короткими седыми волосами и длинной седой бородой, звали Мунирудзаман, хрен такое выговоришь, поэтому местный цыганский барон в живописных татуировках тут же превратился в Муни. Он образован и немного знает английский, слава те господи… Как оказалось, мужиков сейчас в деревне всего двое — он и тот полуголый здоровяк, что таскал по берегу канат. Вся остальная орава — женщины и дети, стариков совсем мало: не доживают.
Разговорились.
Новости такие: «Лусон» недавно проходил мимо, ранним утром и в хорошую погоду, но останавливаться в деревне не стал, чем разозлил и расстроил всех членов общины, — у многих накопилась куча текущих заказов. Ну уж на обратном пути филиппинец остановится, поди. Больше светских новостей нема, тишь да гладь.
Живут тут так.
Вдоль берега реки расставлены сети, этой простой рыбалкой занимаются исключительно мальчишки на лодках — они и проверяют, и переставляют. Взрослые же уходят в особые места, заходят в протоки и притоки, работают в дельте. Кстати, и сейчас двух лодок в поселке нет, их «экипажи» вернутся лишь через несколько дней. Промышляют далеко в дельте — это практически море, «открытый Ганг». И все под парусами в цветах былого национального флага, зеленого с красным кругом посредине.
Дельта Ганга разбивается на рукава, «кисть» не очень широкая, но «пальцев» в ней много. Судовой ход идет вдоль правого, скалистого берега, слева же широкая река распадается на множество протоков, где установилась своя экосистема с уникальным животным миром. Заблудиться в тех краях — раз плюнуть, поэтому новичкам туда соваться не стоит. Мы и не собираемся.
Охотой тоже занимаются, вот только с патронами туго, а проклятый «Лусон»… ну вы уже знаете… Охотятся те самые мальчишки. Местные дети, как я сразу отметил, взрослеют раньше других, встреченных нами в прочих общинах и анклавах. Сидят в засадах с гладкими стволами и легкими луками, практика у них уже достаточна для стабильного снабжения деревни свежим мясом и дикой птицей.
Кстати, а у мистеров нет ли, часом, свободных патронов? В деревне на сегодняшний день нет ни единого.
Как, скажите, не помочь детям?
Торжище началось тут же, из сараев нам принесли уже обелованный парной товар.
Я, признаюсь, поначалу вяло сопротивлялся — типичная ревность охотника: что я, сам антилопу не добуду? Правда, сейчас ночь-полночь, а утром свалим… В таких раскладах свеженького мясца припасти не помешало бы. Хозяев лучше уважить, да и патроны им нужны лишь гладкие, нарезного оружия в общине нет, кроме двух тяжелых блестящих кольтов у старших. Поняв, что горячая тема сама собой не спадет, мы согласились.
Торговался шкипер при помощи Джая. Выглядело это примерно так:
— Сколько стоит эта антилопа?
— Сто патронов.
— What is a good price?
— Семьдесят.
— Куплю за один.
— Нет, нет, это несерьезно, это молодая импала, мистер, сорок минимум.
— Тогда мы идем спать.
— Wait, wait! Двадцать!
— Две штуки — и мы забираем зверя.
— ОК, десять, и по рукам!
— Джай, любезный, уносите патроны.
— Мистер, мистер, восемь, меньше на такую не потратишь, быстро бегает.
— Пять, ОК?
— ОК, шкипер…
На самом же деле все оставались довольны.
Для размещения личного состава нашей экспедиции капитану предложили отдельный пустой дом на отшибе. Ну не то чтобы совсем на отшибе, просто он чуть в стороне стоит. Строение это меньше основных жилых. Внутри — все тот же камин, лежанки в два яруса, большой стол, имеется один открытый шкаф и непременные циновки на полу.
Пойдет, это все лучше, чем узкие и низкие кубрики «Клевера», который к тому же уже начало разбалтывать на еще небольшой волне — на Ганге поднимается нешуточный ветер, и перспектива провести ночь под «колыбельную» бортовой качки никого из нас не прельщает. На вахту надо ставить, кто их, цыган речных, знает… Сопрут что-нибудь, потому парься.
Правда, угнать «Клевер» практически невозможно — защитной электроники нет, но своих «секреток» у Маурера хватает: умрешь, а силовую установку быстро не запустишь.
Мы установили ночной график вахт на борту и сели трапезничать.
Женщины в пестрых платках быстро сервировали стол — типичная местная кухня, к которой я лично уже привык, хотя и продолжаю ворчать по поводу постоянного нарушения доморощенными кулинарами основных правил теории готовки. Рыба, только что вытащенная из сетей пацанами, неизменный рис, который община выращивает самостоятельно, жареные овощные котлетки, вареная молодая картошка с чесноком, курица карри, свежие овощи и конечно же огромные эскалопы из молодой антилопы. Мясо еще «живое» — здесь никто не выдерживает его перед жаркой, не дает ему успокоиться, потому консистенция специфична — обычная полевая практика. А вот для ресторанов такое категорически не пойдет.
Подошел и вождь, продолжил рассказывать интересное.
Филиппинцы активно осваивают побережье к востоку от устья. У них уже есть полевой лагерь на берегу, постепенно превращающийся в нормальный поселок, хотя работают вахтами. Интерес — морепродукты, их там же обрабатывают и заготавливают.
Кроме них, никого в низовьях не встретишь, поселений по пути больше нет.
— А отшельники? Или неопознанные личности? — поинтересовался индус.
— Был один в устье, пару месяцев назад умер. Больше не замечено.
Побережье к западу от устья скалистое, горный хребет тянется настолько далеко, насколько рыбаки общины смогли разведать. Берег обрывистый, пляжей очень мало. Встречаются скалистые же бухты, там местные не высаживаются — больших резонов нет, а медведей и горных львов много. Кроме того, встречаются и стаи обезьян, но это по слухам.
Гаруды общине хорошо знакомы, хотя непосредственно деревню мегаптицы не тревожат: далековато, они предпочитают охотиться на копытных поблизости от «своей» горы. Рыбаки, если им это нужно, — редко, проходят опасное место ночью, когда птицы не летают.
— А как же «Лусон»?
— Филиппинцы тоже всегда идут с темнотой.
Вот так.
А мы поперли буром. И получили.
Ветер тем временем усиливался, по крыше простучал косой дождь и тут же прекратился, словно попробовал мишень на прочность. Балуется погода.
Мы переглянулись с Маурером — капитан значительно кивнул на окно. Я посмотрел, как аппетитно шкипер работает с яствами и напитками, накинул куртку и вышел на улицу. Пройдусь к судну, посмотрю на швартовы, может, подтянуть пора — кто знает, не превратится ли ненастье в настоящий шторм.
На улице было пусто.
Лишь большой костер догорает под ветром. Никого.
Интересно, каким способом бабки загнали взбудораженную детскую стаю? Дрыном?
По идее, киндеры должны тут болтаться — ведь для детей, не избалованных зрелищами и заезжими гостями, это грандиозное событие, целый спектакль — «День, когда в деревню пришел „Клевер“». Я уже не говорю про пароход как объект. Возле него пацаны до утра крутиться должны — где и когда еще увидеть такое чудо, сколько всего пароходов на реке.
«Клевер» хоть и качался, но стоял крепко. Тем не менее я прошел дальше по берегу, осмотрел деревянный «кнехт». Все в порядке, можно не волноваться.
Дождь, обозначившись один раз, больше себя не проявлял, судя по всему, и не проявит — тучи уносило дальше, вдалеке показалось звездное небо. Ну и хорошо, можно не волноваться. Я уже спокойно огляделся. Лежавшая метров за пятьдесят от «надолбы» огромная коряга привлекла мое внимание, и я подошел ближе. Ого, размерчик! Это же какое дерево должно быть? Может, секвойя? Не, у той корешки покрупней будут.
И тут я увидел нечто, категорически не вяжущееся с окружающей реальностью окрестностей практически первобытной деревни.
Следы на песке.
Следы волочения по берегу крупного объекта. Я только начал формировать в голове окончательную мысль, когда взгляд зацепился за еще одну отметку — характерное углубление в песке. Присев, я рукой погладил поверхность ровно и четко сформированной ямки.
Вставать я уже не торопился.
Тут на песок ставили тяжелый лодочный мотор, явно четырехтактник — в другом случае тяжесть не оправдана расходом топлива, а на местных реках это главное. Мотор таскали недавно. А следы… Объектов было два, и трудящиеся на переноске тщательно старались не наследить лишнего, чтобы издалека в глаза не бросалось: одну лодку тянули по следу другой.
Я быстро выхватил свой К-96-й, собрал маузер воедино с деревянной кобурой.
Так удобней — я ведь не пистолетчик.
И осторожно пошел наверх, где на границе песчаного пляжа начинались низкие заросли кустарника, уже зная, что я сейчас увижу.
Так и есть! Их даже не отволокли дальше: все равно с воды уже не заметишь.
Два «четырехтонника» Zodiac Heavy Duty Mark VI HD с подвесными «меркуриями». Хорошие лодки, годные. В Шанхае тоже такие имеются, но те серые, точнее, стального цвета. Эти — диверсионные, речные, в камуфлированных кевларовых чехлах, на таких через любые тесные протоки продираться можно, дикая вещь.
Здесь швейцарцы.
Клятый Отто Бахманн, «непотопимо-невыгоняемый», ты обманул всех!
И Субедара, и самого Святого, и нас, олухов, вместе взятых!
Забабахал себе топливную нычку где-то выше Шанхая, после чего, поклянчив и получив в конце концов требуемое топливо и таким образом снабдив себя горючим до уровня членства в ОПЕК, совершил длинный рейд вниз по Гангу. И засел в самом грамотющем месте — сто пудов, что мы тут остановимся: инфу по реке узнать, про птичек послушать, карты подправить. Ай да «цветок душистый прерий»! Не оценил я тебя, возгордился Федя.