Интересные тут люди катаются — сплошь бандиты. Разве станет нормальный семейный человек держать материальные излишки не в амбаре или подвале, а в лесу у черта на рогах? Значит, убитый был немногим лучше своих роковых преследователей.
Местность, изображенную на карте, я не узнал, что немудрено: я тут вообще ничего еще не знаю, уверенно узнаю лишь окрестности родной полянки и горку, на вершине которой просидел битый час. Однако приметные базовые ориентиры, ради фиксации которых хозяином документа (или иным автором) и городился весь этот топографический огород, весьма необычны, их не спутаешь. Озеро, скала… Одна эта трехглавая скала чего стоит.
Я сложил все найденное в «куликовку», а схему положил в нагрудный карман рубашки.
Тут все, подойдем к машине. От нее мало что осталось.
Судя по габаритам, обгорелым дугам и отсутствию полноразмерных дверей здесь угробили небольшой открытый джип, но не «Вранглер» или «Корандо», те помассивней будут. Не «Паджеро»-трехдверка… Что-то японское, но более легкое, из разряда «самураев» и «джимни». Угробили не специально, это был бы верх глупости. Или я излишне хорошо думаю о местных? Две пустые изодранные картонные коробки. Нет, излишне хорошо я думаю об аборигенах. Вместо того чтобы взять тару с собой, они ее порвали. Что же там такое было? Вскоре я нашел ответ в виде двух «бичпакетов», типа хорошо знакомого россиянину «доширака». Красные коробки, полностью покрытые иероглифами, без всяких там переводов. Точно, в темноте грабили. Забираем! То, что надо! Если они еще и острые, то вообще красота, специй мне катастрофически не хватает.
Поиск следов я начал своим любимым способом — движением по кругу — и, не пройдя и половины, обнаружил таковые возле кустов перед лесным мыском. Кровь крупными каплями. Раненый человек торопливо убегал в чащу. Пассажир. Его не стали искать в темноте. Я, кстати, тоже не стал бы ломиться ночью в местный лес, тут такие следы бывают… Преследователей, вероятно, интересовала именно машина, главный трофей. Убегающий в темноту человек, если он был без ценной ноши, оказался малоинтересен для дорожных разбойников. Либо не настолько интересен, чтобы гоняться за ним впотьмах, рискуя нарваться на выстрел или нож, неожиданно выставленный из-за сосны. Они не заметили, что он ранен, и ранен тяжело.
Но я это вижу, поэтому пойду по кровавым следам, дело знакомое: сколько пришлось на ранних моих охотах побродить по каплям… зверя добрать надо, это категорически, нормальные охотники подранков не бросают. Сколько же вытекло-то! Куда это зацепило парня? Хорошо одно — голову можно часто к земле не опускать. В чащобном месте, где недавно обильно пролилась кровь, долго ходить с опущенной головой крайне не рекомендуется: рискуете пополнить бурый ручеек и своей кровушкой…
Я нашел его через двести метров — дальше пассажир уйти не смог, и немудрено. С таким ранением в ногу и в отсутствие возможности сразу поставить жгут долго не проживешь.
Умерший как-то полубоком лежал на спине. Да, яркая личность… Видный мужчина, хоть и тощий. И куртка на нем яркая, желто-зеленая. Что никак не помогло возможным преследователям: ночью все кошки серы.
Что ж, опять мародерить будем, Федя. Ты уже привык? Привыкнешь.
Убегающий пассажир действительно не прихватил ничего особо ценного, с точки зрения бандитов. Куртка, точнее, пластиковая ветровка с капюшоном, без обилия карманов. Пустые, кстати. Очень грязная футболка некогда белого цвета. Цветастый, чуть ли не школьный рюкзачок… Что здесь? Еще одна грязная футболка. Противно, но, может, и взял бы себе, если бы не детский размер: пассажир худой, как швабра. Я не тощий.
Ха! Вот это удачно — в отдельном полиэтиленовом пакетике чистые запасные носки и плавки. Фляжка с водой, почти полная. На самом дне лежала вскрытая пачка патронов 12-го калибра. Красненькие «динамит нобель», пулевые, двенадцать штук. Что-то все у меня цифра «12» получается…
А ствола нет — забрали, гады.
Боги внеземные! Фонарик-«заводун»! Сбоку утапливаемая в корпус ручка — покрутишь ее, и какое-то время единственный LED-светодиод лупит довольно прилично. Уже одного этого мне хватило бы до чувства полного удовлетворения.
Но я перевернул труп. И понял, почему он так странно лежал. Он лежал на своем оружии. Фирменный двуствольный обрез, а точнее, «хаудах» — «Hudson», приобретший бешеную популярность после выхода в прокат «Бешеных Максов», где именно такой ствол таскал юный австралиец Мел Гибсон. У приятеля такой есть, в виде сувенирной модели. Откинул стволы — две стреляные гильзы. К обрезу прилагался кожаный чехол, в коем его и следовало таскать, лихо выхватывая его чуть ли не из-за головы. Как в кино. Я недоверчиво вытащил сбрую и приспособил ее за спиной — никогда не верил, что такое возможно в реале. Попробовал — получается! На предохранительном ремешке установлена точно такая же металлическая пластинка, как на открытой смитовской кобуре. Тронешь пальцем — мигом отщелкивается. А так держит как влитая.
Спасибо тебе, добрый необычный человек!
Считай, что ты после смерти выполнил, может быть, свою самую главную миссию — вооружил Спасателя. Теперь у меня есть убойный гладкий ствол, все так же малопригодный для нормальной охоты, как и уже имеющееся оружие, и целых двадцать патронов к нему. Диковинный ствол, но знаменитый. Хотя если уж исходить из требований легендарности девайса, то я бы предпочел классический двуствольный шотган «Winchester Widowmaker» из столь любимых в детстве Fallout 1–2. Я позже плагином такой и в третий «фалл» вставил…
Но и за этот спасибо!
Дальнейшие поиски ничего не дали, пусто.
Своего дарителя я уложил в яму, тщательно закидал землей и ветками — хоть какое-то захоронение. Точно так же поступил и с телом водителя — с перерывами на уже привычную прослушку и осмотр местности. Дело сделано, можно и нужно идти домой, мне еще ночные бдения предстоят. Я и пошел, привыкая к новой для себя ружейной тяжести за спиной.
Для кого плохой день, для меня — удачный. Посмотрим теперь, какая ночь будет. Тут, вижу, всякое бывает. Перед поворотом я бросил прощальный взгляд на место происшествия, и мне, уж не знаю, к месту или нет, вспомнился старый анекдот.
Тот, где деревенская бабка в финале говорит встреченному в лесочке мужику:
— Как я узнала, что ты американский шпион? Так у нас на Вологодчине негры сроду не водились!
ГЛАВА 3
О странствиях ночных, в которых главный герой оказывается на высоте
Знаете, какой самый лучший нож для выживания?
Сто раз высмеянный в байках и анекдотах «викс», а конкретно — Victorinox Work Champ. Тут, по мнению многих, я должен торопливо заерзать: типа, не, ребята, я с вами! Я только имел в виду, что сурьезный ножик — впереди всех, а уж этот впридачу!
Не буду. Ибо сейчас все обстоит ровно наоборот. Я с легкостью променяю свой поясной на «чампа», жаль, никто не предлагает.
А все дело в том, что поясной нож — охотничий, туристический или этнический — всегда есть лишь часть какой-либо системы жизнеобеспечения. А у меня ее просто нет, никакой. Первые два типа из перечисленных ножей подразумевают систему дискретно-полевую, с базированием в городе: поохотился, потуриствовал ты тройку дней — и в люлю, в тепло и комфорт ванных комнат, стерильных квартир. Там и поправишься, а до того времени — потерпишь. Последний же тип, этнический — часть системы национальной, в которой задействован целый комплекс; что не сделаешь ножом, то сделаешь другим инструментом, либо и делать ничего не нужно, вопросы по-другому решаются… Хорошо знакомую и даже привычную мне этническую северную систему я тут выстроить не могу — несоответствие среды. В город на передышку вернуться — нет вариантов.
А один поясной системы жизнеобеспечения не создает.
Дайте «викс», старшенький в линейке, Писатели! Никак без него.
Посадил ты занозу, да не одну. Как их вытаскивать? Вострым булатным лезвием руку пластать? Все пальцы в заусенцах, кожа трескается — сказывается акклиматизация, переключение на другие группы природных витаминов. А ведь я из «поля» в «поле» прыгнул! Как же несладко придется тем, что прямо из городской хаты сюда выпали. С еще белыми нежными ручками… В любимом «чампе» ножнички — отменные, заусенцы убирают успешно. Пинцетик с точеными краями, занозу цепляет уверенно.
Руки беречь надо. Про ноги часто вспоминают в иллюстрированных книжках, про руки — тишина. Писатели все такие.
Пила — зверь, я ею десятисантиметровую березку аккуратненько перепилю быстрей, чем вы любым ножиком малого или среднего размера срубите.
Вот если бы у меня избенка инструментом была укомплектована… Не укомплектована.
В «чампе» часовая отверточка есть. А у меня нет, не могу найденные часики вскрыть. Найду что-то техногенное — так ни открутить, ни отрезать: нет отверток, пилы по металлу и кусачек. Шила тоже нет, разве что гвоздь варварски вытянуть из стены гостеприимной хижины… При этом я отлично понимаю: вот сделаю «виксом» то, что мне надо, и тут же успокоюсь, пойду анекдоты про него сочинять, — так уж человек устроен.
Добытый ствол я почистил.
Гильзы спрятал в рюкзак — кто знает, что там дальше будет с припасом. Раскислять засохший застарелый нагар, кроме как любимой зольной водичкой, мне нечем. Потом маслицем протер, подумал. Надо бы проверить пушку. А как ее проверишь без расхода патронов? Последних — всего двадцать штук в погребах. Решил я потратить два пулевых: дробь сберегу. Пули Бреннеке, убойные, хоть на медведя. А я их в воздух…
Отдача приличная, руку толкает будь здоров, но терпимо, ожидал худшего. Дальше пятнадцати метров стрелять не рекомендуется. Выхватывается, после тренировки, гладко, легко. Дурь ситуации заключается в том, что мне приходится таскать все три ствола, точнее — три недоствола. Хотя жаловаться мне грех, кто его знает — может быть и так, что в этом мире огнестрел вообще в жутком дефиците, и я на фоне остальных — реально вооружен до зубов.
Семь вечера, уже темнеет.
В ночное я взял маленький рюкзачок, трофейный — модный девайс для куршевелей, серо-черного цвета с ядовито-желтой надписью «Salomon». Внутрь положил патроны, немного еды, флягу, наполненную еще горячим чаем, и основную куртку: вдруг похолодает. Остальное распихал по карманам и вышел на улицу. Дверь закрыл на засов. Нет у меня замка, поставлю примитивную «секретку»-индикатор. Двери закрываются как влитые, ни щелочки, петли не проседают, толкать-колотить не надо. Сделано образцово, как и все в этом чудном доме, — ох и нравится он мне!
Просеку прошел быстро. Вообще все расстояния мне теперь кажутся плевыми: сказывается узнавание местности. Моя теперь местность. Хорошее это ощущение, хозяйское, его и зверь, и человек почувствует, только меру, Федя, знай, не зазнавайся. Как я заметил еще днем, возвращаясь назад, на просеку все-таки есть возможность проезда. Траектория хитрая — в виде знака, похожего на цифру «5», где верхняя перекладина — грунтовая дорога. С трассы ничего не видно, въезд надежно скрыт кустами.
На дороге никого.
Никакого движения не наблюдается — похоже, не очень-то любят здешние люди вечерами дефилировать по магистрали, где ездят стреляющие машины охотников за «дошираком». Тем не менее я немного постоял на «своей» стороне, послушал. Перешнуровал ботинки, подтянул все на себе да и полез по уже знакомому маршруту.
Погода поставленной задаче наблюдения и изучения способствует, небо чистое, ветер если и есть, то на высоте, внизу — тишь. Звезды уже начинают поочередно проявляться в темнеющей синеве, голоса птиц стихают. В ясную погоду вечерние панорамы на короткое время становятся особо контрастными, но не пошло-сочными, а такими… пряными — оранжевый закатный оттенок придает местности романтический, открыточный вид. Отличное время для рекламной фотосессии. В мирное время. Здесь и сейчас для меня время не мирное, тревожное.
На этот раз я решил особо тщательно осмотреть площадку на предмет былых посещений и склоны — на предмет удобства подъема; вполне вероятно, что на вершине сидеть придется долго. Да еще в темноте, так что сюрпризы мне не нужны. Ни в виде злонамеренного лазутчика, ни в виде дикого зверя. Кто его знает, может, тут и барсы есть. Как выяснилось, доступный для восхождения склон всего один, по нему и поднимался. Очень хорошо: не придется крутить головой и в темноте вниз заглядывать по всем сторонам. Следов праздного пребывания людей я не обнаружил, никто не разжигал на вершине костра, не вытоптал тропинок или площадок отдыха. Не развит туризм в этом мире, не развит.
Но люди тут все-таки бывали, и забирались они на гору со специальным интересом.
С обратной стороны самой крайней к восточному склону сосны висела длинная медная проволока в темно-синей оболочке. Нижний конец ее был заботливо обмотан вокруг дерева, чтобы не болтался под ветром, верхний закреплен на самой вершине дерева. Не поленился кто-то, вскарабкался по почти голому стволу — непростое это занятие, скажу вам. Я смогу подняться по такому дереву, но нужен специальный ремень, да и обувку желательно бы другую, лучше с триконями. А вот в обхват, по-обезьяньи, как это делают юркие таежные мальчишки, не по силам — вес уже не тот… Смелые ребята тут работали, даже безбашенные. Сама сосна — метров пятнадцать ввысь, так она еще и над обрывом нависает. Жутковато. Но выбор мне понятен — ствол, годный для подъема.
Назначение подвешенной проволоки сомнений не вызывало — здесь кто-то проводил сеансы радиосвязи, что вполне здраво: на этой горке самое удобное для подобной задачи место в округе. Хорошая находка. От жадности я сперва захотел сдернуть столь полезный предмет, но передумал. Воспользуюсь случаем, послушаю ночью эфир. Сейчас, стоя на вершине, светиться не стоит — уж слишком буду заметен, особенно при перемещениях.
Выбрав ровное и гладкое место в самом центре поляны-вершины, я положил на землю основную куртку, вытащенную из «сала», а потом и сам рюкзачок. Сел — нормально. А если лечь? Ой, как же хорошо… рюкзачок под голову… Вот так меня ниоткуда не видно. Ну так и полежим с наслаждением, послушаем, посмотрим в небеса, вдруг все-таки пролетит надо мной долгожданный летательный аппарат. Или хотя бы НЛО захудалое.
Кстати, насчет «послушаем»!
Я вытащил радиоприемник «соньку», прикрутил к ней свою проволочку, растянул ее в сторону. Если кто не знает, для ловли ближних FM-станций с любимой музычкой найденную проволочку, если уж вы ее колхозным образом прикрутили к штатной антенне, лучше тянуть параллельно земле, а не забрасывать, подпрыгивая Тарзаном, на ветку. После чего побродить с одним концом, отыскивая сильный сигнал. Ну воткнул я «соньку», попробовал-поманеврировал — один тихий шелест в эфире, нет поблизости FM’ok. Поэтому попробуем ночью и на средних волнах. Там разные чудеса случаются.
Сигналы диапазона средних волн распространяются в дневное и ночное время поверхностной волной, ночью — еще и волной ионосферной. Эти волны, будучи отражены, возвращаются к Земле на удалении от передающей станции в 80—1600 километров. В реале дальность может превышать и несколько тысяч километров из-за многократных отражений от земли и ионосферы. На средних проявляются и нелинейные свойства ионосферы. В 1924 году, когда начала работу первая мощная радиостанция в городе Горьком, ныне Нижнем Новгороде, оказалось, что передачи этой станции прослушиваются даже тогда, когда радиоприемник настроен на рабочую частоту другой средневолновой станции, причем частота горьковской станции не попадала в полосу пропускания радиоприемника! В этом случае сигнал менее мощной средневолновой станции являлся промодулированным сигналом горьковской.
Так что ночью есть шансы, буду пробовать пробивать эфир. Сначала полюбуюсь ночными окрестностями своих владений, а потом тактично воспользуюсь столь любезно предоставленным мне «оборудованием».
Наметив такой стройный план, я успокоился, вновь прилег и незаметно уснул. Вырубился в прохладе, как в анабиоз рухнул…
Проснувшись паническим рывком, я сразу же окунулся в озноб липкого страха.
Нормальный ты конспиратор, Потапов! Замочил на боевом посту! Тебе знамя от избы доверили, паспорт дали, а ты… Сердце бешено колотилось, и даже звенящая ночная тишина не могла унять этих гулких ударов в груди. Как же это я? Вот так и просвистели чапаевскую дивизию! А если бы кто-нибудь влез, пока ты щеки мял? Понемногу успокаиваясь, я сел. Фу-ты… Вот уж действительно пронесло…