– Сколько вам потребуется времени?
– От трех дней до недели. Придется убрать самых горластых, а остальным пообещать участие в прибыли. Пообещать и дать. – Она подняла руку. – Нет, господин ван Хонк, придется уступить. На общих показателях это не отразится, а выгода прямая – до сих пор они работали и на Фитингоффа, и на Сигевару, и на вас. Теперь же будут смотреть вам в рот в ожидании приказаний. Поверьте, уличные банды лучше иметь в союзниках.
Ван Хонк поднял голову и задумался. Если слики и глюкеры перейдут на его сторону, к его владениям прибавятся несколько жилых кварталов, а это потенциальные клиенты. Причем кварталы не из бедных. Конечно, по меркам Нижнего города.
– Хорошо, Викки, – по просьбе ван Хонка мисс Салливан согласилась отзываться на сокращенное имя, – так и поступим. Это, собственно, все, что я хотел у вас узнать. А нет, еще вот что: когда «богомол» выходит на пик жизненного цикла?
– К началу следующей недели. Я вычту из зарплаты системщика, чтобы не забывал вносить изменения в базу. Думаю, этого будет достаточно на первый раз. Еще что-нибудь?
– Ничего, кроме нижайшей просьбы пообедать со мной, – сказал ван Хонк, поднимаясь.
– С удовольствием, Герберт.
– А позавтракать?
– Только после того, как вы меня уволите. – Виктория мягко улыбнулась. – Вы же знаете, не в моих правилах путать работу и личные отношения.
– К сожалению, да, однако не оставляю надежду, что когда-нибудь вы измените своему правилу, – сказал ван Хонк, открывая перед ней дверь.
Фаршированные угри были великолепны, а запеченные в перьях зовросские ласточки – вообще произведение искусства. Когда подали десерт, ван Хонк попытался направить разговор на прошлое Виктории – он все еще не оставлял надежду узнать когда-нибудь, откуда на Хлайб свалилась эта женщина.
У нее был исключительно прагматичный взгляд на вещи: если надо было убрать конкурентов, она не колебалась ни минуты, но в то же время операции, ею разработанные, отличались истинно женским изяществом. Именно это ставило в тупик противоборствующие ей стороны, а там работали профессионалы высокого класса, прошедшие школу контрразведок серьезных держав, таких, как тот же Ниппон и Содружество Американской Конституции. Конечно, с точки зрения своих бывших хозяев, это были ренегаты, но их профессионализм от этого не страдал. В начале совместной работы ван Хонк попытался установить наблюдение за Викторией. Через несколько дней под окном его особняка, в парке, повешенным на дереве был обнаружен труп человека, которому он приказал разузнать все о мисс Салливан. Она ни словом не обмолвилась об инциденте, а ван Хонк просто предпочел забыть о нем.
Отпив кофе, Виктория улыбнулась краешком губ.
– Герберт, не обижайтесь, но если бы вы знали, насколько детскими выглядят ваши попытки расколоть меня хоть на откровения, а хоть и на постель, вы бы их оставили навсегда.
– Капля камень точит, – попытался отшутиться ван Хонк, хотя и был раздосадован. – Викки, вы меня уже который раз тыкаете мордой в дерьмо. В конце концов, я ваш босс. Это даже неприлично.
– Я же не виновата, что вы меня вынуждаете. Сообщить что-либо о себе я смогу только в том случае, если уберусь с этой милой планеты, а о том, чтобы стать вашей любовницей, я даже и не думала. У вас слишком опасный бизнес.
– Но сейчас-то вы работаете на мой клан и, значит, тоже подвержены тем же опасностям, что преследуют меня.
– Я мирюсь с этим. Издержки профессии. Вы же понимаете, как только вы меня возьмете, вам захочется главенствовать везде – что в любви, что в работе, а этого я допустить не могу. Как профессионал.
Ван Хонк разочарованно откинулся в кресле и утешил себя глотком настоящего «Remi Martin Louis XIII» по полторы тысячи фунтов за бутылку. Как и обычно, из любой дружеской беседы с Викторией, даже если она принимала вид пикировки, он выбирал крохи информации. Сегодня удалось лишь подтвердить подозрения, что у нее была профессиональная подготовка разведчика или контрразведчика. Впрочем, это было видно и по ее работе, так что ничего нового он не узнал. Ему стало даже обидно: неужели женщина может настолько его превзойти в деле, которым его семья кормится вот уже почти столетие?
Хотя один прокол в ее рассуждениях все-таки удалось найти: неужели она всерьез думает, что после того, как она узнала всю подноготную клана, все то, что ван Хонк прячет даже от командиров боевых групп, не говоря уже о рядовых исполнителях, она сможет спокойно уволиться, будто работает в каком-нибудь турагентстве? Менеджер по продаже поездок к солнечным берегам… То, что клан Сигевару практически исчез с карты Нижнего города, это ведь ее заслуга. Все, что она узнала о клане, было использовано весьма эффективно, и ван Хонк будет полным идиотом, если решится выпустить ее с Хлайба. За информацию, которой она сейчас владеет, любой соперник заплатит не торгуясь. Впрочем, для радикальных мер пока время не настало. Тем более что у него были некие методы, способные в определенный момент удивить эту опасную женщину. Вот и сейчас она пребывала в полной уверенности, что провела свой отпуск совершенно одна и без всякого присмотра…
Пусть идет как идет, а там будет видно.
Хозяин ресторана, стоявший поодаль, пока важные гости не отобедают, подошел узнать, понравилась ли им еда. Ван Хонк благосклонно кивнул, Вероника тоже удостоила хозяина похвалой, хотя и заметила, что ласточки были чуть-чуть пересушены, а если бы в соус положили на два цветка зеленой орхидеи больше, то он бы от этого только выиграл. Уж как готовить ласточку, она знает получше иных шеф-поваров. Хозяин, рассыпаясь в извинениях, заверил, что такого больше не повторится, а то, что в соусе не хватает орхидей, так он просит покорно простить, но доставка капризных растений налажена из рук вон плохо. Разумеется, если госпожа пожелает сделать предварительный заказ, то подобного недоразумения удастся легко избежать.
К столу приблизился охранник и, почтительно склонившись, прошептал ван Хонку несколько слов. Поморщившись, тот допил коньяк.
– Терпеть не могу, когда отрывают от обеда. Викки, я прошу меня простить, но вам придется заканчивать с десертом без меня – как раз сегодня мне необходимо пройти еженедельные обследования. В моем возрасте, – ван Хонк вздохнул, – приходится чаще слушать докторов, чем прекрасных женщин.
Виктория поднялась, протягивая ему руку. Он склонился, сделав вид, что касается губами тыльной стороны ее ладони. Не хватало еще целовать руку своей служащей! Она смахнула с его лацкана несуществующую пылинку и поблагодарила за доставленное удовольствие. Расстались они тепло, как добрые друзья. Усаживаясь в машину, ван Хонк поманил телохранителя, замершего возле двери.
– Задание для Сеймура Уэйнстейна: пусть узнает, откуда на Хлайб доставляют зеленую орхидею. И вообще, пусть выяснит ареал распространения этого растения.
«Все-таки она допустила еще одну ошибку», – удовлетворенно подумал он.
Вернувшись в особняк, он прошел в подвал, где у него была оборудована специальная комната, экранированная всем, чем можно, от постороннего электронного вмешательства. Навстречу ему поднялся невысокий толстяк с обширной лысиной. Ван Хонк сделал ему знак и, пока электроника проверяла комнату, прошел к бару и налил себе и собеседнику вина из собственных подвалов.
– Итак, слушаю вас, господин посол, – сказал он, передавая Яну Уолшу бокал и присаживаясь на кушетку.
Глава 9
След
Схваченный кожаными ремнями, он лежал на жертвеннике голый, как в день Страшного Суда. Барабаны разносили весть о поимке шпиона по всем окрестным селениям, и к вечеру соберутся вожди, воины и просто любопытствующие, чтобы присутствовать на его казни. А пока главный шаман, согласно древнему ритуалу, бил его по голове с двух сторон мягкими костяными молоточками, обернутыми травой бри-брен. Это делалось специально, чтобы сломить его волю – когда старейшины начнут задавать ему вопросы, он должен будет выложить все, что знает, а что не знает – придумать, лишь бы прекратить невыносимую пытку. Потом его подвесят за ноги, вскроют грудную клетку и вырвут сердце. Он еще успеет увидеть, как оно будет биться на золотом блюде и главный шаман начнет разделывать его на куски, по числу присутствующих вождей. Он уже видел этот ритуал, правда, издали, в сильную оптику. Тогда зрелище показалось ему завораживающим, видимо потому, что не он был основным действующим лицом.
Он попытался вырваться из пут, напрягая руки, но сутки, проведенные под палящим солнцем, не прошли даром – сил не было, а было только ощущение жажды, боль в голове и тошнота, подкатывающая к горлу.
Шаман куда-то ушел, и он испугался, что его вырвет и он захлебнется собственной блевотиной, поскольку шевельнуть ни рукой, ни ногой был не в состоянии. Широко открывая рот, он попытался издать хоть какой-то звук, чтобы привлечь к себе внимание, но из пересохшей глотки вырвались лишь комариный писк и жалкое сипение. От отчаяния он был готов заплакать. Да, видно, не вся влага испарилась из измученного тела – он ощутил, как слезы потекли по лицу, и всхлипнул от жалости к себе. Шаман внезапно оказался поблизости и, положив пухлую ладонь ему на лоб, сказал, злорадно ухмыляясь:
– Дик, милый, почему ты плачешь? Все хорошо, все в порядке, с кем не бывает.
Сандерс разлепил веки. Над ним с заботливой материнской улыбкой склонилась Флоранс Вердье.
– Я здесь, с тобой, – добавила она, глядя, как Сандерс пытается выпутаться из простыней.
«Может, поэтому я и плачу, что здесь ты, а не Вера или Карен?» – подумал Сандерс.
– У тебя нет чего-нибудь попить? – просипел он, с трудом присаживаясь на раскуроченной постели.
– Конечно, есть, милый, – прощебетала Флоранс, вставая и направляясь на кухню. – Тебе пиво, виски или шампанского?
Сандерс обнаружил, что он совершенно голый, как и Флоранс. Господи, как меня угораздило? Полные, слегка обвисшие ягодицы мисс Вердье призывно колыхались в такт шагам.
– Только не шампанского. Пива, пожалуйста.
Она вернулась, неся в руке открытую банку пива. Как отметил Сандерс, груди ее тоже подверглись губительному воздействию силы тяжести.
Она прилегла в изысканной позе, опираясь на локоть и преданно глядя на него. Дик припал к банке и не оторвался, пока не осушил ее до дна.
– Который час, дорогая? – Голос вернулся, и вообще ему заметно полегчало.
– Уже вечер, милый. Ты был такой… э-э… усталый, что, к сожалению…
Сандерс почувствовал, что краснеет. Надо же, первый прокол. И ведь никто, кроме него самого, не виноват, что так получилось. Хотя Флоранс тоже виновата. Судя по ее виду, никаких похмельных мучений она не испытывала, так почему же ему так плохо? Он вспомнил, что пил в баре, и понял, что удивляться нечему – он не употребил разве что дифенилтрихлорметан, да и то, похоже, только потому, что его попросту в баре не нашлось. Но какова Флоранс! Он уже с уважением взглянул на нее и тут же пожалел – она приняла его взгляд за любовный призыв и с готовностью откликнулась, придвинувшись поближе. Тяжелые груди угрожающе заколыхались.
– М-м… дорогая, видишь ли, я сейчас немного не в форме, и поскольку это не последняя наша встреча, а я верю, что не последняя, то, может быть, мы отложим… э-э… слияние наших душ на некоторое время?
Разочарованно вздохнув, Флоранс откинулась на спину. Если бы не лишние килограммы, Сандерс не остался бы равнодушным к ее прелестям. Если бы еще пару стаканчиков виски… Но о выпивке и думать не хотелось, а значит, и о Флоранс следовало забыть.
Он присел на постели, переждал головокружение и взялся за брюки.
– Ты не знаешь, мистер Уолш в конторе?
– Ты что, Дик? Да если бы он был в Башне, разве бы я поддалась на твои уговоры?
«Ну, наверное, не очень-то ты и сопротивлялась».
– И когда вернется?
– Обещал к вечеру.
– У-у… тогда мне пора. Нам еще работать и работать на Хлайбе. Не хотелось бы испортить с ним отношения.
– Кажется, ему все равно, – грустно сказала Флоранс, и Сандерсу даже стало ее жалко. Ну в самом деле, завезли черт знает куда и посадили в золоченую клетку. – Но ты прав. Не стоит испытывать его терпение. Я лишь надеюсь, что наша встреча не последняя.
– Я уверен в этом, – твердо заявил Сандерс, чмокнул ее в щеку и решительным шагом вышел из комнаты.
Он вспомнил ночь с Верой. Что-то часто ему стали сниться кошмары в чужой постели после выпивки. Надо выбирать одно из двух: либо пьянка, либо женщины. К тому же сегодня он, судя по реакции Флоранс, не оправдал ее ожиданий. Какого черта он пил этот виски с сахаром?
Полубой сидел в гостиной в трусах и полосатой майке и смотрел местные новости. Сандерс начал подозревать, что из нижнего белья мичман предпочитает майки именно подобной расцветки. Сам он, озолоти его с ног до головы, ни за что не надел бы аналогичную.
– Привет, – буркнул Сандерс, проходя в свою спальню, – Уолш не объявлялся?
– Нет.
Раздевшись, Дик прошествовал в душ – надо было хотя бы к ночи привести себя в относительный порядок.
– А как вы прокатились? – спросил он на ходу.
– Нормально.
«Скоро он вообще разучится говорить», – подумал Сандерс, переступая через бортик ванны. Она была полна до краев, и, неожиданно наступив на что-то колючее, Сандерс, крякнув от неожиданности, отскочил назад. Из-под воды на него таращились риталусы. Чешуя на их боках стояла дыбом, хвосты виляли, создавая крохотные водовороты.
– Касьян, что за черт? Меня чуть удар не хватил! – рявкнул Сандерс, врываясь в гостиную.
– А в чем дело?
– Ваши зверюги! Вы их что, утопили?
– Им необходимо изредка проводить время в воде, иначе чешуя закостенеет и превратится в панцирь. – Полубой пошевелился в кресле.
Сандерс услышал цоканье по кафелю, и риталусы гуськом прошествовали мимо него, направляясь в спальню мичмана. За ними по паркетному полу пролегла мокрая дорожка.
– Могли бы и предупредить, раз уж приходится жить в одном номере, – раздраженно сказал Дик.
– Не знал, что вы такой пугливый, – парировал Полубой.
Сандерс подавил досаду. В конце концов, сам виноват. Мог бы и под ноги посмотреть.
После душа он ощутил, что жизнь почти вернулась в измученное алкоголем тело. Вытирая голову, он плюхнулся в соседнее с Полубоем кресло.
– Ну, что нового на Хлайбе?
– Убийство мэра Восточной башни.
Сандерс взглянул на экран, и тошнота снова дала о себе знать.
– Ого! Кто же это его так?
– Неизвестно. Месяц назад ему было передано чье-то пожелание свернуть взрывные работы в Нижнем городе. Работы велись на порядочной глубине, практически на границе с Каналами, и никому не мешали. Мэр проигнорировал пожелание и выступил с резкой отповедью, намекая, что он – один из столпов местного общества. Сегодня его нашли разделанным, как индейку перед Рождеством.
– А что полиция?
– Шеф полиции клянется, что отыщет злодеев. – Полубой поднялся. – Извините, Дик, я хочу спать. Завтра вы тоже не пожелаете составить мне компанию?
– Нет уж, благодарю. Я лучше подожду, может, Уолш сообщит что-то новое.
Скептически усмехнувшись, Полубой удалился в спальню…
На следующее утро мичман проснулся рано. Наскоро перекусив, он на мгновение задержался у двери спальни напарника, но раздававшееся оттуда мирное посапывание (на грани храпа) явственно показывало, что планы Сандерса со вчерашнего вечера не сильно изменились. И судя по тому, что он завалился спать, не потревожив Полубоя, Уолшу пока тоже нечем было их порадовать. Или Сандерс его не дождался…
Мигель поджидал его, слоняясь возле лифта. Обменявшись рукопожатием, они вошли в лифт. Мигель покосился на охранника – вот, мол, гости посла со мной за руку здороваются. Пол провалился под ногами, Полубой качнулся, как дуб под порывом ветра. Мигель приподнялся на цыпочки и рассмеялся.
– Мистер Уолш сто раз просил сделать спуск более плавным, но ему возражают, что тогда, если после завтрака надумаешь съехать в Нижний город, доберешься только к обеду. – Он был немного взвинчен и постоянно переминался с ноги на ногу.
Полубой взглянул на него сверху вниз. Парнишка покраснел под его взглядом.
– Мистер Полубой, мне сегодня утром позвонили и попросили организовать с вами встречу, – сказал он с виноватым видом. – Клянусь, я никому ничего не говорил. Только перед официантками похвастался, что вот по просьбе мистера Уолша помогаю археологам.