Ее голос менялся в такт с покачиваниями головы.
– На мой взгляд, есть одна проблема, которая стоит особняком и маячит, словно сигнальный фонарь, – жестко произнес Шутт. – Фактически, единственная, в разрешении которой я не совсем уверен.
– И что же это такое, сэр?
– Ты.
Бренди откинула голову и нахмурилась.
– Я, сэр?
– Вот именно. Только не пойми меня превратно. Ты в полном порядке Бренди… голова, плечи и талия самые лучшие из всех, что достались мне в этом унаследованном персонале. Из твоего личного дела и из моих собственных наблюдений за последнюю неделю следует, что ты прекрасный лидер, почти такой же, а может быть даже и лучший, чем я сам.
Тут командир слегка покачал головой.
– Проблема в том, что ты циник. Если бы в тот момент, когда братья Райт создали свой первый самолет, ты оказалась рядом, все, что ты изрекла бы по поводу их стараний, звучало бы примерно так: "Он никогда не полетит". Затем, когда он пронесся над головами собравшихся зрителей, твоим единственным комментарием было бы: "Они никогда не посадят его на землю!"
Едва заметная, призрачная улыбка тронула лицо старшего сержанта.
– Уж такая я есть, капитан, – призналась она.
Улыбка была ей возвращена.
– Вот это и есть тот самый вопрос, который я не могу оставить в этой роте нерешенным. Я собираюсь попытаться повернуть ее на другой путь и хочу начать с того, чтобы каждый легионер, он или она, находящийся под моим командованием, сформировал о себе самом гораздо лучшее мнение, чем это есть сейчас. Я не смогу сделать это, если главный лидер личного состава, состоящего из добровольцев, позволяет им сжиться с мыслью, что все они дерьмо и не может быть и речи ни о каких попытках изменить это. При этом я принимаю во внимание и возможность войны на два фронта: со штаб-квартирой и самими легионерами. Но я не в состоянии открывать и третий фронт, сражаясь еще и с тобой.
Старший сержант совершенно спокойно продолжала смотреть на него.
– Речь идет о моей отправке отсюда, сэр?
Шутт поморщился.
– Должен признать, что такая возможность промелькнула у меня в голове… и ты действительно единственная во всей роте, в отношении кого я совершенно серьезно подумывал об этом. Хотя лично мне это не нравится. Это слишком просто – уйти без всякой попытки сделать что-то. Я восхищен, Бренди, твоими способностями и энергий прирожденного лидера. Я все-таки надеюсь, что мы сможем работать вместе. Именно работать друг с другом бок о бок, а не быть в оппозиции. Это единственный путь, который я вижу, хотя он и требует больших перемен, в основном – с твоей стороны.
Прежде чем ответить, Бренди задумчиво помолчала, прикусив губу.
– Чтобы быть до конца честной с вами, сэр, должна сказать, что я не уверена, что смогу измениться, даже если бы и захотела этого. Старые привычки очень трудно ломать, а я слишком долго им потворствовала.
– Сейчас мне не требуются гарантии, – торопливо и искренне продолжил командир. – Пока что вполне достаточно просто желания попытаться исправиться. Я не люблю играть роль психолога-любителя, но… хорошо, сущность большинства циников, с которыми мне приходилось иметь дело в прошлом, можно выразить одной лишь фразой: "Кого это волнует?" Но на самом-то деле кое-что, хоть и немногое, все-таки волновало их. Возможно, когда-то они были кем-то сильно обижены, так сильно, что больше не могли позволить себе даже попытки избавиться от страха перед возможностью нового унижения. Я не знаю, относится ли это к твоему случаю, да на самом деле это и не важно. Все, о чем я прошу, это сделать попытку, прежде чем поставить на этом крест, другими словами, дать шанс. Дать шанс легионерам… дать шанс мне.
Некоторое время в комнате висела тишина, пока двое находившихся там людей продолжали чувствовать неловкость после неожиданно откровенного разговора. Первым попытался рассеять напряжение Шутт.
– Ну, хорошо, обдумайте это, старший сержант. Если же, в конце концов, окажется, что это дело не стоит даже и попытки, дайте мне знать, и я позабочусь о твоем переводе.
– Благодарю вас, сэр, – сказала Бренди, поднимаясь и отдавая честь. – Я подумаю об этом.
– И еще, Бренди…
– Да, сэр?
– Подумай о том, чтобы дать шанс и самой себе тоже.
– Сэр?
Шутт разлепил веки, чтобы глянуть на дворецкого, стоявшего в дверях его кабинета.
– Да, Бикер?
– Извините меня за вторжение, сэр, но… я по поводу намеченной на завтра передислокации… Ну, я просто подумал, сэр, что вам следовало бы попытаться хоть несколько часов поспать.
Командир встал, зевая, потягиваясь и расправляя затекшие конечности.
– Как всегда, верно, Бикер. Что бы я без тебя делал?
– Не могу даже вообразить, сэр. Встреча прошла хорошо?
Шутт пожал плечами.
– Не так хорошо, как я надеялся… но лучше, чем опасался. Хотя было несколько моментов… Эта Бренди, старший сержант, даже отдала мне честь, прежде чем уйти.
– Это само по себе можно посчитать за достижение, сэр, – заметил Бикер, осторожно наблюдая из дверного проема.
– И Рембрант, лейтенант, которая хочет стать художником, после моего разговора с ней и с Армстронгом, уходя, спросила, не хочу ли я позировать ей. Я подумал, что речь идет о портрете… но потом был буквально поражен, когда понял, что она хотела поработать с обнаженной натурой.
– Я понимаю. Вы допускаете возможность этого?
– Я сказал ей, что подумаю. Как-никак, а это льстит, если учесть количество объектов, из которых она могла делать выбор. Между прочим, это может оказаться широким жестом – помочь ей в ее карьере…
Я и на самом деле не думал, что мое положение обязывает меня в данном случае проинформировать моего шефа… Хотя, скорее, у меня не было мужества сказать ему, поэтому я и оставил это до тех пор, пока он сам все не узнает. Дело в том, что я уже имел возможность ознакомиться с работами лейтенанта Рембрант: две законченные картины и находящиеся в работе наброски. Вне всяких сомнений, она посвятила себя пейзажам – во всяком случае, пока.
Глава 4
Переселение роты с целью перестройки ее старых казарм было сложнейшим предприятием. Для самих легионеров такой переезд трудностей не представлял, поскольку их личный багаж был невелик. Однако упаковка и консервирование снаряжения, принадлежащего роте в целом, особенно такого, как кухня, оказалось долгим делом, несмотря на то, что в этом участвовал почти весь личный состав. Поэтому получилось так, что реально мы смогли двинуться не раньше девяти.
Желая произвести впечатление как на роту, так и на колонию, мой шеф отказался от того, чтобы, как обычно, перевозить легионеров на грузовиках, на каких перевозят скот (хотя после того, как мне довелось понаблюдать за их обедом, я был склонен к несколько иной оценке этой сложившейся практики), и нанял для этой цели небольшую флотилию лимузинов, которые плыли по воздуху, словно парящие птицы. Прежде, чем читатель воспримет этот факт как чересчур экстравагантный жест, я поспешу отметить, что мой шеф не был особо скупым по натуре, особенно когда следовало произвести впечатление.
Во время всего путешествия казалось, что легионеры пребывали в необычайно приподнятом настроении, развлекаясь, словно школьники на загородной прогулке, и разыгрывая друг друга с помощью только что обретенных средств индивидуальной связи. Те, что ехали рядом со мной, однако, воспользовались возможностью проверить заявление, которое сделал мой шеф прошлым вечером – относительно того, что они могут говорить со мной совершенно откровенно.
Дневник, запись № 019
– Прошу прощения, мистер Бикер…
Дворецкий оторвался от экрана компьютера, чтобы взглянуть на обратившегося к нему легионера, в глазах которого не было заметно ни теплоты, ни враждебности.
– Просто Бик, этого вполне достаточно, сэр. Какой-либо титул просто неуместен.
– Да, конечно же… Я только хотел узнать… Не могли бы вы рассказать нам что-нибудь о нашем новом командире? Как мы слышали, вы уже довольно долго с ним.
– Ни в коем случае не буду это отрицать, сэр, – ответил Бикер, складывая экран и убирая компьютер в карман. – Разумеется, вы должны понимать, что все мои отношения с шефом носят сугубо конфиденциальный характер, и потому все, что я волен рассказывать в подобных случаях, не более чем просто мое собственное мнение.
– Рассказать что?
– Он говорит, – включилась в разговор Бренди, сидевшая на другой стороне лимузина, вслед за которой и остальные, подстегиваемые интересом, перестали смотреть в окно и начали прислушиваться, – что не собирается разбалтывать какие-либо секреты или подробности, а расскажет только, что сам обо всем этом думает.
– Ну, хорошо.
– Но, тем не менее, с вашего позволения, должен отметить, что вы можете быть абсолютно уверены, что к любому разговору между нами, который будет иметь место сейчас или в будущем, я буду относиться в равной мере конфиденциально.
Тут легионеры повернулись к Бренди, ожидая от нее толкования.
– Он имеет в виду, что не будет болтать о том, что вы ему расскажете.
– Хорошо. Тогда… мистер… Все, что мне хотелось бы знать, Бикер, действительно ли он деловой парень. Я имею в виду, что говорит он очень хорошо, но сколько в его словах просто выпущенного пара? И как-нибудь по-простому… я хочу, чтобы ты попробовал рассказать об этом доступными для нас словами, без необходимости перевода.
– Понимаю, – ответил Бикер, задумчиво постукивая пальцем по колену. – Если я понимаю правильно, вы интересуетесь, можно ли доверять моему хозяину… вашему командиру. Насколько мне известно, он всегда был предельно добросовестным, извините, я поправлюсь, ДО БОЛЕЗНЕННОГО ЧЕСТНЫМ, во всех своих предприятиях, как деловых, так и личных. А что касается его надежности… ну, я не думаю, что нарушу какую-нибудь тайну, если скажу коротко то, что может заметить даже самый случайный наблюдатель: он до опасного неуравновешен.
Казалось, все присутствующие легионеры на какой-то момент были шокированы этим заявлением дворецкого, так что возникла пауза, заполненная тишиной. Первым, кто обрел дар речи, была старший сержант.
– Что значит это "неуравновешен", Бикер? Ты хочешь сказать, что капитан немного помешан?
– О, как раз нет. Я не имел в виду, что он опасно безумен или что-нибудь в этом роде, – поспешно поправил себя дворецкий. – Возможно, что в своих попытках упростить объяснение я выбрал не совсем удачное слово. Мой шеф неуравновешен лишь в том смысле, в каком считаются неуравновешенными большинство деловых мужчин и женщин, а именно, в том, что имеет склонность к навязчивым идеям. Эта его черта никак не позволяет судить о том, насколько его работа подходит к его жизни. Его работа это и есть его жизнь, и он рассматривает все окружающее нас в этой вселенной именно с такой точки зрения. Вот эта рота легионеров сейчас его самое любимое детище, и вся его энергия и все возможности концентрируются на развитии и продвижении ее вперед. Говоря откровенно, я убежден, что вам всем просто повезло, что вы оказались в нужный момент в сфере его сегодняшних интересов. Мой же опыт подсказывает мне, что он очень редко, если это вообще случается, терпит неудачи, если начинает серьезно заниматься каким-нибудь делом.
– Извините меня, Бикер, – растягивая слова, вновь заговорила Бренди, – но я не могу удержаться, чтобы не заметить, что вы намеренно употребили выражение "его сегодняшних интересов". А что же случится с нами, если он окажется увлечен какой-нибудь новой блестящей игрушкой?
– О, я очень сомневаюсь, что это произойдет. Он проявляет удивительное упорство в приложении своих усилий. Если, конечно, не…
Бикер оборвал фразу на полуслове.
– Если что не?..
– Ну, хорошо… ваш командир обладает почти неограниченной энергией и способностью идти вперед, увлекая за собой даже в том случае, если вы предпочтете быть абсолютно пассивными к его планам и начинаниям. Отбить у него охоту, а я думаю, что это единственная причина, по которой он может отказаться от этого начинания, могло бы лишь активное крупномасштабное сопротивление переменам внутри самой роты. Именно вы, легионеры, можете стать несокрушимой преградой в его попытках изменить ваш теперешний облик, как всех вместе, так и каждого в отдельности.
– Я не могу с этим согласиться.
– Он считает, что мы должны дойти в своих попытках до максимального обострения отношений, прежде чем командир будет вынужден отказаться от нас. Разве это не так, Бренди?
– Гм-ммм? Да, верно. Не нужно волноваться об этом, Бикер. Сейчас мы, возможно, несколько обескураживаем его, но мы собираемся по крайней мере попытаться поддержать намерение твоего парня… и каждый, кто не станет этого делать, будет иметь дело лично со мной.
В оживленной беседе, которая последовала вслед за этим, никто так и не заметил, что дворецкий, хоть и тихо, но все же посмеивался.
Хотя отелю "Плаза" приходилось мириться с высокомерием своих новых, более современных собратьев, он видал и лучшие дни, а внутри него все еще поддерживалась атмосфера одинокого достоинства и чопорной элегантности. Фонтан, располагающийся в небольшом парке перед отелем, украшали, как и большинство других общественных мест, многочисленные надписи, оставленные бесконечной чередой юных террористов, а сам парк уже долгое время почти никем не посещался, за исключением уличных мальчишек, использующих дорожки и скамейки исключительно для того, чтобы днем носиться по ним с головокружительной скоростью на планирующих досках, а ночью заниматься урегулированием территориальных споров, но при этом создавалось впечатление, что отель совершенно игнорировал все происходящее вокруг, словно отчаявшаяся мать семерых детей в период летних каникул.
Однако это шаткое равновесие было нарушено, как только первый парящий лимузин приземлился прямо перед отелем на отведенной для этих целей стоянке и начал освобождаться от своего груза, который составляли легионеры и их багаж. Шутт находился в головной машине. Он предоставил своим подопечным самим разбираться с их снаряжением и направился прямо к столу дежурного.
– Чем могу быть вам полезен, сэр? – спросил клерк, нервно поглядывая на входную дверь, за которой была видна собиравшаяся толпа.
– Меня зовут Уиллард Шутт. Я уверен, что у вас заготовлены заказанные мною места… сто номеров и пентхауз.
После длительных колебаний клерк двинулся к своему компьютерному терминалу, возможно, по случайному совпадению стараясь держаться от Шутта на некотором отдалении.
– Да, сэр. У нас есть ваш заказ. Уиллард Шутт… пентхауз.
– И сто номеров.
– Я… я весьма сожалею, сэр, но в моих записях указан только пентхауз.
Улыбка на лице командира стала слегка напряженной, но со стороны его раздражение можно было и не заметить.
– Не могли бы вы проверить еще раз? Я сделал этот заказ почти неделю назад.
– Да, я помню, что к нам поступал подобный заказ. Но, кажется, он был отменен.
– Отменен? – В голосе Шутта послышалась твердость. – Кем?
– Вам нужно поговорить об этом с нашим управляющим, сэр. Если вы подождете, то через минуту я разыщу его.
Не дожидаясь ответа, дежурный клерк нырнул в расположенную позади его стола дверь, оставив Шутта пребывать в беспокойстве, возраставшем по мере того, как пространство за его спиной заполнялось легионерами.
Лоуренс (и уж ни в коем случае не Ларри) Песивец, вполне вероятно, был значительно моложе большинства людей, занимавших подобное положение, но уже в самом начале его карьеры стало ясно, что он был рожден именно для такой должности. Он правил отелем "Плаза" железной рукой, и хотя подчиненные чувствовали себя весьма неуютно под его тиранией, они, тем не менее, были благодарны ему за ту непоколебимую уверенность, которую он проявлял всякий раз, когда возникал очередной кризис, что бывает не редко в такого рода бизнесе, и за то, что вот так же, как сейчас, могли спрятаться от всех неприятностей за его спину. Не раз волны изнервничавшихся и разгневанных посетителей разбивались об эту скалу, ни в малейшей степени не сотрясая ее, и он всегда приносил с собой уверенность ветерана, стоило ему выйти из своего кабинета и с первого взгляда оценить ситуацию.