Через полтора часа на горизонте показалась полоска земли. К стрелке на карте приближался остров Оаху. И Лебедев вскоре увидал под самолетом Гонолулу, знаменитый перекресток тихоокеанских путей сообщения, порт, от которого во все стороны расходятся десять пароходных линий, узел, связывающий пароходами Австралию с Канадой, Японию с Центральной Америкой, Индию с Соединенными штатами. Лебедев увидал правильно, будто ножницами, четко вырезанную бухту. Она была набита пароходами всех стран. По берегу бухты теснились склады и доки. Лебедев вспомнил справку энциклопедического словаря, что Гонолулу вывозит табак, кофе, сахар и шерсть. Усмехнулся: «Ну какой тропический порт не вывозит табаку и кофе?..»
В привычной позе Лебедев склонился над рычагами управления. Мотор мягко гудел. Кругом была пустота. Гонолулу остался позади. Теперь воздух, небо и вода сливались в одно необъятное пространство. Показалось Лебедеву, что нет ничего во вселенной, а есть только громадная необъятность, пустота, и в ней не летит, а висит неподвижно гудящий самолет с двумя людьми.
Но что это? Впереди «Красной звезды» в воздухе показалась белая точка. Лебедев тревожно спросил:
— Штурман… Видишь?
— Самолет нашим курсом, — спокойно ответил Гуров.
Через две минуты Лебедев получил записку:
«Привет Лебедеву, моему попутчику…»
— В чем дело? — непонимающе спросил Лебедев.
— Только что принял такую радиограмму. Это только начало. Конца ее не разберу: у меня шалит радио.
Машина «Урожай»
На небольшом участке опытного поля агроакадемии ранним утром собрались Бутягин и Груздев со своими ассистентами и представители специальной комиссии.
Ясное утро обещало, что за ним последует жаркий весенний день.
— Все готово, — отрапортовал Голованов Бутягину. — Признаться, у меня даже дух захватывает, как подумаю про машину.
Бутягин с Груздевым сделали последний осмотр поля. Для опыта бралась неширокая площадь в 2 тысячи квадратных метров, заранее удобренная лучшим суперфосфатом марки «Р-1». По расчетам, большая модель машины «Урожай» должна была двигаться со скоростью пяти метров в минуту.
Бутягин поправил пенсне и задумчиво посмотрел на небо, где одиноко таяло розовое облачко:
— Жаль, что Антоши нет с нами! Он нашел бы слова ободрения и радости. Волнуюсь я, Владимир Федорович.
— Давайте начинать, — дернул сзади за рукав Бутягина Голованов, сгоравший от нетерпения.
— «Начнем, пожалуй…» — шутливо пропел Груздев.
Потом лицо его сделалось необычно серьезным. Он почувствовал неизъяснимое волнение, которого раньше никогда не ощущал.
— Пойдемте к машине, — едва слышно произнес он.
У большого здания склада, примыкавшего к лабораторному корпусу, дежурила охрана. Это была предосторожность, которую, по совету Лебедева, осуществлял Бутягин.
— Ах, Антоша!.. — опять вспомнил о своем друге Бутягин.
Члены комиссии осмотрели печати на дверях. Бутягин протянул Груздеву ключ:
— Отпирайте.
Двери медленно, со скрипом открылись.
— Ну, выкатывайте, товарищи!
Рабочие осторожно вывели машину. «Урожай» представлял собой небольшую кабину, посаженную на гусеничный ход. Впереди помещалось управление, как на тракторе. Вверху, на невысоких разборных мачтах машины, помещалась тройная приемная энергоантенна.
Бутягин, протирая пенсне, давал присутствовавшим членам комиссии краткие пояснения действия машины:
— С помощью переменного электротока очень высокой частоты в специальных стержнях возбуждаются продольные «ультразвуковые» колебания. С ними раньше много работал Вуд. Для того чтобы стержни не разлетелись под влиянием этих колебаний, нам с товарищем Груздевым пришлось много времени потратить на подыскание соответствующего материала. Я уже упоминал, что в лабораторных условиях первые опыты мы производили с алмазными стержнями. Впоследствии для большой модели мы изготовили стержни, вернее — концы стержней, из кристаллического карбида бора, не уступающего по твердости алмазу.
«В машине установлены две гребенки, состоящие из большого числа пар стержней, расположенных один против другого. Так как электрический источник колебаний для обеих гребенок один и тот же, то стержни одновременно посылают и одинаковые встречные волны огромной силы, сталкивающиеся в узком промежутке между остриями стержней. Вы видите здесь предохранитель. Назначение его — избежать короткого замыкания.
«Сила столкновения волн между остриями такова, что частицы воздуха, находящиеся в этот момент между концами стержней, разбиваются на отдельные атомы, а выйдя из сферы действия «ультразвуковых» колебаний, сочетаются уже в новые комбинации. Для этого полученный между стержнями «раздробленный газ» мы пропускаем через электрическое поле высокого напряжения. Регулируя поле, мы получаем нужные нам сложные частицы. Из атомов азота воздуха, водяных паров, углекислоты мы получаем питательные азотистые соединения, необходимые для растений, которые и вводим в почву.
— А фосфор? — полюбопытствовал один из членов комиссии.
Бутягин заволновался:
— Фосфор нами дается при предварительной обработке поля, в виде ли фосфорной муки, гиперфосфатов или других минеральных удобрений, — безразлично. Предварительная обработка поля необходима, так как фосфор, как известно, в отличие от азота, не имеет в растениях законченного цикла, и его надо подбавлять в почву взамен снятого с предыдущим урожаем… В то же самое время колебания высокой частоты, передаваясь через воздух в несколько ослабленном виде, служат возбудителями жизненных клеточных процессов в посеянном зерне. Все вместе взятое представляет собой сложную стимуляцию и ведет к быстрому прорастанию только что высеянных семян и ускорению самого роста растений.
Бутягин шумно вздохнул, протер пенсне и закончил:
— Если будут какие-нибудь вопросы, то разъяснения даст товарищ Груздев.
Председатель комиссии задал вопрос:
— А силовая установка?
Груздев ответил:
— Первоначально мы предполагали передавать энергию по кабелю. Неудобства этого способа очевидны. Однако последние работы академика Рукавишникова и основанного им Института телеэнергетики толкнули меня на совершенно новый путь. Продолжая опыты Рукавишникова, я попробовал применить в нашей машине передачу энергии на расстояние через ионизированный воздух, использовав предложенный им принцип направленной ведущей электромагнитной волны. Труднее всего оказалась проблема приема энергии без проводов. Передать энергию, иными словами, излучить ее, — сравнительно легко. Гораздо труднее выхватить ее из пространства. Энергия излучателя распространяется не строго параллельно заданному направлению. Часть ее рассеивается, причем при первых опытах у нас терялось до девяноста пяти процентов излучения. Однако опыты с перпендикулярными направляющими сетками показали, что выбран правильный путь эксперимента. Больше того: я думаю, что в пространстве — достаточное количество рассеянной энергии, которую мы до сего времени теряем, так как не умеем извлечь ее из пространства. Вспомните хотя бы о космических лучах.
«Когда мы перешли в следующую стадию опытов, то мне встретились новые трудности, пока еще непреодолимые. Поэтому представленная модель машины может забирать энергию, излучаемую из генератора, находящегося на расстоянии порядка всего лишь двадцати-тридцати метров, что, конечно, недостаточно. Если мы начнем увеличивать расстояние, то придется непомерно увеличивать размеры приемника. По предварительным расчетам, для расстояния в десять километров понадобится приемник линейных размеров порядка восьмидесяти-девяноста метров. Иными словами, наша машина может работать только при специальной подводке энергии. Понятно, что я считаю это лишь первым этапом работы.
Солнце ласково освещало машину и людей, двигавших ее по дороге к полю. Рабочие несли мешки с отборным зерном для опыта. Эти зерна через несколько часов должны были превратиться в колосья.
Вот машину привезли к опытному полю, и она грузно осела на рыхлой почве.
Бутягин посмотрел на машину таким взглядом, как будто никогда раньше не видал ее. А ведь он знает в ней каждый винтик и каждый рычаг. Его волнение усилилось. Лоб покрылся влажной испариной. Он вынул носовой платок и долго вытирал им лицо.
— Не надо так волноваться, — сказала подошедшая Шэн: — это вредно.
А Груздев ходил вокруг машины, осматривал, все ли в порядке, и приговаривал тихонько:
— Тяжеловата вышла ты, матушка. Да на первый раз уж ладно… Не осрами, кормилица!
Бутягин молча смотрел на своего друга, а в голове вертелись цепкие мысли: «И мы не в последних рядах… Наша работа — борьба за утверждение социализма, за машинизацию, за урожай!»
Груздев отошел от машины, потирая руки:
— Отлично, Николай Петрович!
Бутягин очнулся, выпрямился, крикнул:
— Начинаем… Зерно сюда!.. Закладывайте!..
Сзади кабины приоткрылось небольшое жерло, и девяносто килограммов наилучшей пшеницы «альбины 117», дающей самую белую муку во всем мире, высыпались в приемник «Урожая».
— Садитесь, Владимир Федорович, — предложил Бутягин.
Конструктор легко вспрыгнул на возвышение и сел за управление. Еще раз оглядев машину, крикнул громким срывающимся голосом:
— Готов!..
Константин Иванович шагнул к машине и заговорил, обращаясь к присутствующим:
— Товарищи, за этим опытом следит весь наш заводский коллектив, вся наша наука, наша советская общественность, наша партия… На заводе мы приложили все усилия, чтобы дать стране большую модель машины в срок, указанный нам правительством. Мы закончили выпуск модели досрочно! Заверяем, что мы удесятерим наши силы и также досрочно овладеем техникой серийного выпуска машины «Урожай».
Бутягин распорядился:
— Дайте сигнал на силовую установку.
— Есть сигнал! — ответил техник и весело махнул флажком.
На краю поля двое других техников уже установили громоздкий энергетический передатчик с мелкими металлическими сетками. Один из них склонился над полевым телефоном. Через несколько секунд в ответ раздались два резких, отрывистых гудка академической электроподстанции.
Груздев поймал излучение. Внутри машины забились моторы, она двинулась вдоль опытного поля. Сбоку машины шагал Бутягин. Он не мог оставаться с другими и спокойно созерцать. Нет, ему необходимо сейчас бежать, не отставая ни на сантиметр. Груздев оборачивался к Бутягину, кричал что-то, но за тарахтением машины Бутягин не слыхал ничего.
Машина добралась до конца поля и остановилась. Груздев спрыгнул, схватил Бутягина за руки:
— Ну… — и тут оба они оглянулись.
Там, где прошла машина, попрежнему лежала пустая полоса черной земли, взрыхленная и молчаливая.
«Кажется, мы знакомы?»
Альтиметр показывал все ту же высоту — 9 тысяч метров. Карта на роликах быстро развертывалась. С начала перелета прошло немного больше суток. Цель перелета казалась совсем близкой.
«Огненная Земля»… Красивое название! — подумал Лебедев. — Увидим!»
Под самолетом сейчас не было видно ни скал, ни островков, — лишь развертывался однообразный фон океанской шири. Самолет мчался на юго-восток. Лебедеву пришло на ум сравнение: «Самолет — только муха и летает под громадным стеклянным голубым колпаком». Впереди быстро тянул неизвестный самолет.
— Принял радио, — сказал Гуров: — «Привет старому знакомому». И опять осечка… Эфир молчит.
Лебедев взглянул на карту. «Гиблые места? И, кажется, первый сюрприз?»
Он впился взором вперед: «Повидимому, кто-то из старых знакомых, американских летчиков. Ничего, я тебя сейчас догоню, голубчик! Посмотрим, что ты за птица».
Он дал полный газ: «Не вам тягаться с советскими самолетами!» И тут же ахнул от изумления: неизвестный самолет прямо на глазах исчез, растворился, как кусочек сахару в стакане кипятку, — пропал бесследно.
— Василий Павлович, — закричал Лебедев, — самолет впереди пропал, сгинул!
— Сигнала о помощи не было. Радио молчит.
«Надо помочь людям, — принял решение Лебедев. — Пошарю, может быть куда-нибудь на воду сели…» Отдал приказание Гурову:
— Снижаюсь для помощи самолету, терпящему аварию… А ты поглядывай…
— Есть поглядывай!
Берясь за рычаг, Лебедев подумал: «Гиблое местечко…»
Изменил курс самолета на девяносто градусов и снизился. Самолет был рассчитан для возможных посадок на воду. Фюзеляж и нижние несущие поверхности были сделаны водонепроницаемыми. «Красная звезда» могла садиться на воду, как летающая лодка.
Летя почти над водой, Лебедев отметил, что океан, к счастью, в этот момент оправдывал свое название: он действительно сейчас был «тихий». Сделав несколько кругов, Лебедев тщательно вглядывался в однообразную темнозеленую рябь океанских вод. Никаких признаков самолета ни в воздухе, ни в воде не было.
— Василий Павлович, чудо какое-то! Ты ничего не видишь?
— Все глаза проглядел. Пропал самолет. Постой, дай-ка налево… Скала виднеется.
— Вижу, — пробормотал Лебедев и подумал: «Теперь, Антоша, осторожность!»
«Красная звезда» мягко села на воду и поплыла. Лебедев выработал план действий. Он пустил самолет, превратившийся теперь в морскую аэролодку, описывать большой круг вокруг скалы, действительно торчавшей из воды. Потом начал суживать круг по спирали, постепенно приближаясь к скале. Осторожность была нужна, чтобы случайно не напороться на подводный риф.
— Человек! — закричал Гуров.
— Вижу.
Приблизительно в километре от неизвестной скалы Лебедев увидал на воде колеблющуюся точку. Направил самолет южнее и заехал так, что солнце оказалось позади.
Теперь он рассмотрел, что на слабых волнах покачивается резиновая спасательная лодка, надутая воздухом, которой обычно снабжаются на случай аварии гидросамолеты.
Лебедев уменьшил подачу бензина в мотор, и «Красная звезда» через минуту почти поровнялась с лодкой.
Сидевший в лодке человек поднял короткое весло, как бы сигнализируя о помощи. Лицо его было закрыто широкими пилотскими очками. Он что-то кричал, но Лебедев не мог понять ни слова. Вопросы Лебедева через рупор на русском, французском и немецком языках остались без ответа. Незнакомец кричал на неизвестном Лебедеву языке. Лебедев попробовал свои знания английского языка:
— Кто вы? Вы — пилот снизившегося самолета?
Незнакомец подплыл на лодке к фюзеляжу и неожиданно, к удивлению Лебедева, спросил по-русски, со знакомым странным акцентом:
— А вы кто?
Лебедев перегнулся через борт:
— Я — советский летчик Лебедев. Совершаю перелет в Южную Америку. От Гонолулу впереди меня шел чей-то самолет. Несколько минут назад, несмотря на совершенно тихую погоду, он неожиданно кувырнулся и растаял.
Сидевший в лодке засмеялся:
— Вы сказали замечательно: «рас-та-ял». Только на русском языке нашлось подходящее определение. Совершенно верно: некий самолет «растаял».
Человек сдернул с лица очки и сделал иронический приветственный жест:
— Кажется, мы знакомы?
Перед Лебедевым на лодке сидел Штопаный Нос. Лицо его скривилось в однобокую гримасу:
— Вы не будете продолжать перелет.
Лебедев прищурил глаза и протянул вопросительно:
— Почему? — а сам шарил в кармане рукоятку автоматического пистолета, переводя рычажок на «огонь».
— Потому, что вы много знаете. Потому, что вы видели гибель самолета. Потому, что вы любите старые газетные вырезки и делаете из них выводы, которые мне не нравятся. Не пытайтесь искать оружие, иначе оно сейчас взорвется в вашем кармане.
Лебедев улыбнулся:
— Я нахожусь в запретной зоне?
— Да. Вам грозило уничтожение. Но я не хочу, чтобы вы «растаяли». Вы — человек особой породы. Вы предусмотрели опасность, о которой не подозревает никто.