— Ты нужна мне гораздо больше, чем я тебе, — пролепетал Сорен.
— Что за енотий помет!!!
Сорен просто ушам не поверил. Гильфи поразила его уже в который раз. Такие слова были одним из самых грязных, запретных ругательств, за которые родители строго наказывали маленьких совят.
Однажды Клудд получил от матери хорошую взбучку, когда миссис Плитивер пожаловалась на то, что он крикнул: «енотий помет!» — в ответ на ее просьбу прекратить дразнить маленькую Эглантину.
— Сорен, разве не ты догадался, что они оболванивают нас, заставляя снова и снова повторять собственные имена? Это была блестящая мысль!
— Зато ты первой догадалась о лунном облучении. Я об этом и знать не знал.
— Я просто знала то, чего не знал ты. Знать — это одно, а думать — совсем другое. Будь ты постарше и живи в пустыне, ты бы не хуже меня все знал про луну. Но сейчас я не об этом. Слушай, что я выведала, — понизила голос Гильфи. — Когда тебя унесли, я сделала очень важное открытие. Это было уже за пределами Погадника…
Гильфи огляделась по сторонам и негромко продолжила свой рассказ.
Слабый лунный свет начал медленно расползаться над темным горизонтом…
ГЛАВА XI
Что разузнала Гильфи
— Мне поручили сходить к сборщикам погадок и сообщить им, что нам нужны новые подносы. Номер 47-2 указала мне путь к Большой Трещине. Это оказалось совсем близко. Большая Трещина бежит вверх по одной из стен Погадника. Мне было велено войти в разлом, найти других совят, которые вереницей идут в хранилища, и присоединиться к ним. Я так и сделала.
Гильфи так хорошо рассказывала, что Сорен будто наяву видел каждый поворот каменной тропки, ведущей в сердце скалы.
— От большой расщелины ответвлялось множество более мелких трещин, из которых время от времени доносились какие-то голоса. Самое интересное, что никто из совят, за которыми я шла, не обращал внимания ни на ходы, ни на голоса. Такое впечатление, что они все ослепли и оглохли! Хотя, может быть, они так часто там ходят, что уже перестали удивляться… Но я-то очутилась в подземелье впервые, поэтому вертела головой изо всех сил и заметила в одном месте кусочек неба. Это было так красиво! Небо голубым ручейком струилось у меня над головой, но вдруг стало низким низким. Понимаешь, Сорен, — Гильфи замолчала и ненадолго задумалась. — С тех пор как мы здесь очутились, меня не оставляет чувство, что Академия Сант-Эголиус находится в каньоне на самом дне глубокой горной долины. Отвесные стены превращают его в отличную тюрьму. Но в этой расщелине я вдруг поняла, что мы находимся гораздо выше. Рядом с небом.
— Рядом с небом, — тихо повторил Сорен. Когда-то он тоже обитал рядом с небом, на высокой-высокой ели, в дупле, устланном мягким пухом, который родители нащипали со своих грудок. В ту далекую пору его каждый день окружало небо. Синева дня и чернота ночи были совсем рядом — крылом подать. Не удивительно, что маленьким совятам так часто кажется, что они могут летать, хотя их время еще не пришло. Небо живет в сердце каждой совы, а совы живут в небе.
— Я решила, что на обратном пути в Погадник постараюсь получше приглядеться к этому месту, — продолжала Гильфи. — Пойду помедленнее и буду смотреть в оба. Но потом вспомнила о нашем Грандиозном Плане. Может быть, попробовать шагать на месте? Чем не возможность проверить его в действии! Если кто-нибудь заметит, так лучше пусть это произойдет в каменной трещине, где я не заметила ни одного охранника. — Гильфи возбужденно сверкнула глазами и сделала паузу, давая Сорену возможность убедиться в правильности своих рассуждений.
— Ну вот, на обратном пути я так и сделала. И никто ничего не заметил! Совята просто обошли меня, словно я была каким-нибудь камнем. А потом случилось нечто особенное. Один совенок запнулся и остановился рядом со мной. Кажется, его звали Снежок… Так вот, этот Снежок уставился на меня, и я подумала: «Все пропало!» Тогда я сделала вид, будто любуюсь видом; показываю ему крылом на трещину в потолке и говорю, как дурочка: «Ах, какое небо!» А Снежок захлопал глазами, как настоящий лунатик, и глаза у него при этом были пустые-пустые, как у совят, когда, маршируя, они выкрикивают свои имена.
Гильфи остановилась перевести дух, и Сорен понял, что сейчас она скажет что-то очень важное. Так оно и оказалось.
— Я поняла, что для большинства совят многие слова больше не имеют смысла. Не только имена, но и другие слова, понимаешь? Можешь представить себе сову, которая не знает, что такое небо?
Сорен зажмурился. Нет, это просто невозможно! Или все-таки возможно? Он вспомнил, как Тетушка Финни говорила про совят, не предназначенных к полету. Тут все не так просто…
— Этот совенок не понимал смысла этого слова или вообще не знал, что такое небо? — осторожно поинтересовался он.
Гильфи растерянно моргнула. Что ни говори, а этот Сорен поразительно умен!
А Сорен тем временем продолжал:
— Миссис Плитивер — помнишь, я рассказывал тебе про нашу домашнюю змею, так вот, она хоть и слепая, но знает про небо. Она говорила, что все змеи — слепые и зрячие, называют небо «Тамо», потому что оно очень-очень далеко. Небо для змей выше и дальше всего на свете, вот почему миссис Плитивер очень гордилась тем, что живет в нашей семье, ведь так она чувствует себя ближе к «Тамо».
— Нет, Сорен, мне кажется, тот совенок был на всю голову облученный. Он не просто не понимал смысла слова, но даже не представлял, что такое небо.
— Какой ужас, — прошептал Сорен.
— Ужас, конечно, но зато это облегчает нам путь к спасению.
Что, если надзиратели сами облучены и не понимают смысл слов? Но я хотела рассказать о другом.
— О чем?
— Ты помнишь, я говорила тебе о множестве боковых проходов и ответвлений? Так вот, один из таких проходов охраняла сова, которая сразу показалась мне знакомой. До сих пор не могу понять, почему я сразу его не узнала! Это был Бормотт, тот самый мохноногий сыч, который меня схватил. Я много думала о нем. Помнишь, как во время нашего полета он сказал, что не знает, стоит ли заниматься этим делом? А вторая сова, которая тащила тебя, еще сказала, что у него будут неприятности, узнай о его словах Ищейке.
— Да, — медленно ответил Сорен. Он не понимал, куда клонит Гильфи.
— Мне кажется, что Бормотт не оболванен окончательно и безвозвратно и может нам пригодиться.
— Постой! Сначала ты сказала, что нам выгодно всеобщее помешательство, а теперь говоришь, что Бормотт, который, возможно, не совсем лунатик, тоже может пригодиться?
— Ну как же ты не понимаешь? Бормотт может быть одним из нас! Может, он только притворяется помешанным, как и мы с тобой. Честно говоря, я почти уверена в этом!
— Почему?
— Потому что я все-таки пробралась в этот боковой туннель и узнала, что он там охраняет.
— Неужели?
— Ну да! А ты ведь понимаешь, как здесь сложно что-нибудь разузнать, не задавая вопросов?
— Еще бы! — поежился Сорен.
— Пару раз я едва-едва удержалась от вопроса, и мне показалось, что Бормотт это понял.
— Ну и что ты разузнала?
— Ты когда-нибудь слышал о книгах?
— Конечно! — возмущенно распушился Сорен. — Жизнь амбарных сов с давних времен связана с книгами! — Именно так утверждали его родители, доставая из дупла пару книг, чтобы прочесть их детям. — Тем более что многие сипухи издавна жили в церквях. У моих родителей, например, есть книга псалмов.
— Псалмов? — с уважением переспросила Гильфи. — А что это такое?
— Кажется, это что-то вроде песен, — смущенно ответил Сорен. Честно говоря, ему довелось услышать не так много псалмов. Но когда мама читала ту книгу, ему казалось, будто она скорее поет, чем говорит. — Но при чем тут книги? Лучше скажи, что тебе удалось выяснить про Бормотта.
— Он охраняет книгохранилище. Это место называется Библиотека. Ты когда-нибудь слышал такое слово?
— Никогда. Как тебе удалось все это выяснить? Ты ведь, наверняка, не задала ему ни одного вопроса?
— Разумеется. Ты же сам видел, это невозможно. Только Ищейке И Виззг имеют право задавать вопросы. Но именно это и подсказало мне, что Бормотт такой же, как и мы. Он почувствовал, что я хочу задать вопрос еще до того, как я об этом подумала. Нужно все как следует разведать.
— Зачем? Я думал, нам надо просто выбраться отсюда.
— Меня интересуют крупинки, — ответила Гильфи.
— Крупинки? При чем тут крупинки?
— При том, что о них постоянно поется в песнях. Помнишь эти «блестящие крупинки, что спрятаны внутри»? Добывать их имеют право только сортировщики первого разряда.
— Ты спятила, Гильфи? Неужели ты собралась торчать здесь до тех пор, пока тебя не назначат сортировщицей первого разряда?
— Как ты не понимаешь, Сорен! Здесь затевается что-то пострашнее лунного облучения! Я это кишками чувствую. Что-то очень-очень плохое. И это что-то угрожает всем совиным царствам, по всему свету! — Гильфи помолчала. — Здесь готовится смерть!
Ее слова повисли в воздухе, а сама Гильфи, не мигая, уставилась перед собой.
— Здешние совята похожи на живых мертвецов, — медленно проговорил Сорен. — Я скорее соглашусь умереть, чем стать похожим на номер 47-2. Но почему ты считаешь, что опасность угрожает всем совам, во всех королевствах, по всей земле?
— Я уверена, что им грозит полное уничтожение, — ответила Гильфи. Голос ее был холоден, как лед. — Сам подумай, Сорен. Я не меньше тебя хочу выбраться отсюда. И думаю, Бормотт сможет нам помочь, если мы будем действовать с умом и осторожностью. Возможно, Библиотека таит в себе секреты, которые помогут спастись нам самим и избавить от гибели все наши царства. Не забывай о своих родичах в царстве Тито и о моих собратьях в пустынном королевстве Кунир. Неужели ты хочешь, чтобы другие совята прошли через то, что пришлось пройти нам?
Сорен тут же подумал об Эглантине. Он любил Эглантину. Ему была невыносима сама мысль о том, что его сестру могут похитить, лишить имени и разума. Мирза стенами Сант-Эголиуса принадлежал Эглантине и другим совятам. Неужели он хочет, чтобы эти крошечные птенцы превратились в пустоглазых, мертвоголосых НПП — не предназначенных к полетам сов?
Дрожь пробежала по телу Сорена. Значит, мало самим улететь отсюда. Их задача оказалась гораздо труднее, чем они полагали.
Громкий визг прорезал темноту Глауцидиума. С восходом луны раздался первый сигнал к началу сонного марша. Тысячи совят вокруг Сорена и Гильфи пришли в движение. Послышался многоголосый невнятный лепет — совята начали выкрикивать свои имена.
Друзья переглянулись и принялись хлопать клювами, стараясь превратить собственные номера в некое подобие имени — какого угодно, но только не их собственного. Этой ночью они решили впервые испробовать вторую часть своего Грандиозного Плана. Ту самую, которую Гильфи опробовала в Большой Трещине. Они будут маршировать на месте, оставаясь в тени. Если это сработало в Большой Трещине, значит, сработает и здесь!
В тот же миг движущаяся толпа совят стиснула Сорена и Гильфи со всех сторон. Они затаили дыхание, опасаясь, что их обман вот-вот раскроется. Но масса шагающих совят попросту расступилась, как расступается вода, встречая на своем пути камень.
Их еще немного потолкали, а потом оба совенка похолодели от страха, увидев пролетавшего мимо надзирателя, но тот даже не задержался на них взглядом. Все его внимание было приковано к маленькой полярной сове, которая осмелилась уснуть, засунув голову под крыло.
— Следить за крылом номера 85-2! Надзиратели четвертого отсека, полная готовность!
ГЛАВА XII
Лунное очищение
Потянулось странное однообразие дней и ночей, когда совят заставляли спать по ночам и работать днем.
Луна пошла на ущерб, стало темнее, а потом наступило время новолуния. Нельзя сказать, чтобы жизнь в Сант-Эголиусе была совсем уж кошмарной. Надзиратели продолжали баловать Сорена с Гильфи маленькими поблажками и лакомыми кусочками в дополнение к ежедневному сверчковому рациону.
Вообще, жизнь в отсеке стала казаться неким цветущим оазисом в каменном мешке Сант-Эголиуса, Академии для осиротевших совят. Дядюшка каждый день угощал Гильфи кусочками змеи и разрешал немного вздремнуть в дневное время, а добрая Тетушка Финни даже научила Сорена есть полевку с костями. Разумеется, это нисколько не напоминало церемонию Первой Косточки. Тем не менее полевка, которую Тетушка преподнесла Сорену, была жирненькой: как раз такой, какую он мог проглотить целиком. Несмотря на строгий запрет на вопросы, Финни каким-то образом исхитрилась объяснить Сорену, как следует есть дичь с шерстью и костями и не скупилась на похвалы, когда он отрыгнул свою первую настоящую погадку. А Сорен едва не расплакался, вспоминая, как отец расхваливал Клудда во время церемонии Первой Косточки.
Но, несмотря на все поблажки, привилегии и ласковое воркование Тетушки, у Сорена в голове постоянно звучал ледяной голос Гильфи: «Полное уничтожение грозит всем совиным царствам во всем мире». Зачем? За что? Каким образом?
Сорен едва не спятил от всех вопросов, пока не понял, что это не имеет значения. Какая разница, зачем Академия поставила себе такую цель?
С этих пор его начала терзать новая мысль: «А что, если эти совы — совсем не совы, а демоны в совиных перьях?»
Когда Финни вручила Сорену его любимую жирную сороконожку, совенок долго смотрел в желтые глаза Тетушки, словно пытаясь разглядеть в них страшную ухмылку дьявола.
«Ты и в самом деле сова. Тетушка Финни? — так и хотелось спросить ему. — Ты, правда, полярная сова Северного Королевства, ведущая свой род от великого Глаукса, или белый демон, совиная погибель?»
Наступила третья ночь второго полнолуния. Казалось, луна никогда не пойдет на убыль. Сорен с Гильфи едва держались на лапах, но каким-то чудом им до сих пор удавалось избежать лунного ослепления. Тактика маршировки на одном месте давала свои плоды.
По крайней мере, до второй ночи второго полнолуния.
— Левой, правой! Левой, правой! — В общем грохоте, наполнявшем Глауцидиум, они бодро цокали когтями, оставаясь в тени каменной арки.
— Эй, вы двое! — громкое уханье всколыхнуло воздух, заглушая грохот шагающей толпы. Это были не Джатт и не Джутт. Это была сама Ищейке, заместительница командора Виззг. — Я приметила вас еще во время прошлого круга, а теперь убедилась окончательно! Ленивые, негодные смутьяны!
Сорен и Гильфи затрепетали, встретив жуткий желтый взгляд ушастой совы. — Прячетесь от луны, вот как это называется! Ну что ж, мы быстро отучим вас от подобных шуточек!
«Великий Глаукс! — мысленно взмолился Сорен. — Они опять меня ощиплют! И Гильфи тоже! Великий Глаукс, она же такая маленькая, она не вынесет!»
— Шагом марш, оба! Выйти на лунный свет!
— Не говори ни слова, — шепнула ему Гильфи. — Сейчас мы вместе, а это что-нибудь, да значит.
Совят привели в каменную пещеру, расположенную возле одного из Глауцидиумов. Ее белоснежные стены причудливо изгибались, образовывая круг. Лунный свет потоком лился в белую камеру и ослепительно отражался от гладких стен.
— Вы останетесь здесь и будете подвергаться лунному очищению до тех пор, пока луна не исчезнет. Посмотрим, как вы теперь запоете!
В подтверждение своих слов Ищейке так оглушительно завизжала, что маленькая Гильфи осела на пол.
— И не вздумайте прятать голову под крыло! Мы будем наблюдать за вами! — добавила первая помощница командора.
Гильфи кое-как выпрямилась и крепко впилась коготками в пол.
— Ну что ж, — пропищала она. — Хорошо, хоть не ощипали.
— Гильфи, ты спятила?
— В нашем беспросветном положении, Сорен, нужно искать светлую сторону, извини за каламбур, — назидательно пояснила Гильфи, оглядываясь по сторонам. Безжалостный лунный свет плясал на каждом камне пещеры.
— Гильфи, я понятия не имею, что такое каламбур, и не вижу никакой светлой стороны! Что лучше — быть ощипанными или подвергнуться лунному очищению? Остаться без перьев или спятить? Неужели ты называешь это выбором?