Значит, понял Шубин, процесс рождения газа продолжается. И он постепенно поднимается. В желтом тумане там, за рекой, играли отблески пожара. Горело большое трехэтажное здание – в его широких окнах светилось адское пламя, языки прорывались уже сквозь крышу, черный дым порой закрывал луну.
– Что там? – спросил Шубин.
– Текстильная фабрика, – сказал Коля.
Удивительна была безжизненность пожара. Ведь пожар всегда привлекает к себе – не только пожарные машины, но и зеваки окружают место пожара, он вызывает мельтешню людей. А этот пожал пылал в полном безмолвии и равнодушии города.
Шубин старался понять, рассеивается ли желтый туман рядом с огнем, но на таком расстоянии нельзя было вычленить его бесплотную суть из сполохов огня.
Еще один пожар разгорался дальше – там горел жилой дом, стандартная пятиэтажка, частично перекрытая другими домами, и поэтому земля вокруг нее не была видна. Но даже если бы и была – лучше не смотреть, потому что люди, выбегая из дома наверняка погибали тут же от газа – дом стоял неподалеку от реки.
А за рекой и такими же немыми и темными кварталами, как по эту ее сторону, город взбирался на пологий склон. Там тоже стояли дома – одноэтажные улицы сбегали к озеру, погружаясь в туман. Дальше начинались заводские здания. Над лесом труб не было дыма, в окнах – темнота. А есть ли там люди и что они делают – отсюда не разберешь.
– Юра, ты здесь?
Эля вылезал на крышу и побежала к нему. Она была в одном платье.
– Ты зачем сюда пришла? Здесь ничего мне не грозит, – сказал Шубин. – А ну, давай обратно, простудишься.
– Ну и пускай, – сказала Эля. Она отмахнулась от Шубина, она смотрела к реке, в сторону горящего дома.
– Ты что?
– Ой, – сказала Эля.
– Это твой дом? – впервые за эту ночь Шубин ощутил холодный ужас.
– Нет, это двадцатый, – сказала Эля. – Мой дальше, правее.
– Не бойся, огонь не перекинется, – быстро сказал Шубин. – Ты же видишь, между ними сквер.
– Но там Верка живет... ты не знаешь. Подруга моя...
– Уходи, – сказал вдруг милиционер. – Уходи, а то силой уведу!
– Нет, не надо, я боюсь, там темно. Пожалуйста, не надо.
Шубин снял аляску, накинул на плечи Эле.
– Коля, – спросил он осторожно, – а ты где живешь?
– Я в общежитии, – сказал милиционер. – Я же после армии. Отсюда не видно... За теми домами. Мне не за кого беспокоиться. Как и вам.
– А почему он загорелся? – спросила Эля.
– Кто-то мог оставить утюг или плитку...
– Оставить и умереть, да?
– Тише!
Над головами родился отдаленный гул. Он приблизился. Над ними летел самолет.
– Нет, – сказал милиционер. – Это рейсовый. Высоко летит.
– Если никто не заметил, что нет энергии, – сказал Спиридонов, который тоже вышел на крышу, – то пожар заметят. Уже заметили.
– Хорошо бы заметили, но плохо, если поедут тушить, – сказал Шубин.
– Далеко не доедут, – согласился Спиридонов.
Спиридонов был в расстегнутом пиджаке, обширный живот наружу. Галстук съехал набок.
– Сейчас бы выпить, – сказал он. – Твой стакан где остался?
– На втором этаже.
– И бутылка там?
– Там, наверное.
– Ладно, потом схожу.
Между тем Спиридонов оглядывал город. У него плохо поворачивалась голова, и потому он разворачивался всем телом.
– До воинской части далеко? – спросил Спиридонов у милиционера.
– Километров двадцать, – Коля показал в сторону завода.
– Дым должны заметить. Не могут не заметить. А аэродром где?
– Там же, только поближе, – сказал милиционер. – Сейчас самолет пролетал.
– Чего же вы молчали? И куда полетел?
– Наверное, рейсовый, – сказал Шубин. – Он высоко пролетел.
– Не люблю, – сказал Спиридонов, – сидеть и ждать, пока тебя сожрут с дерьмом. Этого не люблю. Как ты думаешь, есть какое-нибудь противоядие?
– Не знаю.
– Я тут допрашивал – есть ли химики? Один нашелся, но никакой версии не дал. Потом смылся куда-то.
– Надо сделать ходули, – сказал милиционер. – Только подлиннее, чтобы голова выше была.
– Хорошая мысль, – сказал Спиридонов. – А потом что?
– Потом уйти.
– Много ты на ходулях в своей жизни ходил?
– Не ходил еще.
– И на скрипке не играл?
– Нет,не играл, а что?
– А то, что всему научиться надо. Выйдешь ты на ходулях на площадь, гробанешься на третьем шаге – и прощай, деревня.
Спиридонов прошел на ту сторону крыши, Шубин присоединился к нему. Оттуда были видны подъездные пути с темными вагонами, трупы на рельсах, далее – погруженные по пояс в желтый туман дома, склады... С той стороны город кончался раньше – можно было разглядеть в темноте щетку леса.
– Я что думаю, – сказал Спиридонов, – у них в гостинице должен быть штаб гражданской обороны. Милиция, случайно не знаешь, где он?
– Нет, не знаю.
Милиционер тоже подошел к ним,.. на той стороне крыши осталось только Эля. Она все смотрела на свой дом и соседний, горящий.
– Жаль, – сказал Спиридонов. – Но вернее всего на первом этаже. И какого черта все склады устраивают на первом этаже?
– Потому что города редко затопляет, – сказал Шубин.
– Обыскать бы первый этаж, там наверняка противогазы гниют.
– Если противогазы помогут от этого, – сказал Шубин. – Нет гарантии. Нужны с автономным питанием.
– А мы бы попробовали. Надели бы на Гронского и отправили его. Останется живой, мы все спасены, а погибнет – почетные похороны.
– Жалко, но ваш план не пройдет.
– Вижу, что не пройдет. А может, морду замотать мокрым полотенцем? Я читал где-то.
– И куда пойдете?
– Заведу автобус...
Сзади донесся гулкий звон. Еще удар, еще...
Они кинулись на тот край, к Эле.
– Что это? – спросил Спиридонов.
– Это в церкви, – сказала Эля. – Звонят.
– Зачем? – спросил Спиридонов. – Это еще зачем?
– Набат, – сказал Шубин. – Слышите, как бьют? Часто и одинаково.
– Кто разрешил? – И тут же Спиридонов опомнился, махнул рукой.
– Странно, – сказал Шубин. – Он ведь как-то прошел в церковь?
– Церковь на холме, – сказала Эля. – А он, наверное, в доме живет, возле церкви. Красный дом такой.
– Точно, – согласился милиционер. – Он там живет.
– Зря он колотит, – сказал Спиридонов, – и без него плохо.
– Может, он хочет предупредить, – сказал Шубин. – Или привлечь внимание.
– Не знаю, не знаю, – сказал Спиридонов. – Какой дурак услышит, выскочит из дома и вот ему и конец.
Они замолчали, колокол продолжал бить, словно пытаясь разбудить мертвый город.
– Я бы полжизни сейчас отдала, только бы до дому дойти, – сказала Эля.
– Не швыряйся жизнью, девушка, – сказал Спиридонов. – Еще нарожаешь.
Эля поежилась, но сделала вид, что не расслышала.
Она потянула Шубина за руку – чтобы уйти.
– И точно холодно, – сказал Спиридонов, заметив ее движение.
– Пошли, я совершу сейчас рейд на второй этаж – чтобы бутылка не пропала.
Шел второй час ночи, на шестом этаже холл опустел. Три человека спали сейчас в креслах, поставив рядом вещи, остальные все же разошлись по комнатам.
На четвертом этаже все еще играла музыка. Спиридонов сказал:
– Разогнать их, что ли? Пир во время чумы устроили.
– Не тратьте силы, только нарветесь на скандал, – сказал старик. Он все еще читал Евангелие. – Они хотят заглушить страх. Каждый это делает, как может.
– Но нам-то бояться нечего.
– Люди, которые мертвые, тоже ничего вчера не боялись.
– Ладно, пошли, – насупился Спиридонов, – нечего тут мистику разводить.
На третьем этаже у стола стаяли Гронский и шестерка Плотников. О чем-то шептались.
– Вас долго не было, – сообщил Гронский Спиридонову. – Пока никаких происшествий не произошло.
– Отдыхайте, – сказал Спиридонов. – Завтра трудный день.
Звук колокола сюда не проникл.
– Я пошел на второй этаж, – сказал Спиридонов. – Надо проверить.
– Я с вами, – вызвался Гронский.
– Обойдусь, – сказал Спиридонов.
Лампа совсем уже выгорела, вот-вот погаснет.
– Ты лучше сходи, Гронский, наверх, – сказал Спиридонов. – Принеси другую лампу, там вроде лишняя есть. Только у старика не отбирай.
Он подмигнул Шубину.
– Даю вам пять минут, – сказал Шубин. – Потом высылаю спасательный отряд.
– Я сам кого хошь спасу, – сказал Спиридонов и, убедившись что Гронский с шестеркой ушли, уверенно двинулся к лестнице.
Лампу он взял с собой. Стало темно.
– Я комнату нашла, – сказала Эля. – Пойдем, ты поспишь немножко. Тут рядом, вторая от края.
Шубину спать не хотелось, но он послушно пошел за Элей – она должна быть занята, думал он, хотя никак не мог придумать ей такого занятия, чтобы она отвлеклась от мыслей о доме.
Эля толкнула дверь. Номер был куда больше, чем у Шубина.
– Люкс, – сказала она. – Он был пустой, они всегда люксы держат для особых гостей. Как Спиридонов.
– А кто он такой, не знаешь?
Шубин отодвинул тяжелые шторы, чтобы впустить в комнату лунный свет.
– Вроде бы начальник главка. Из Москвы. Он Гронского начальник.
– Странный человек. В нем нет страха. И нет вины. Как будто он на каких-то маневрах.
– Это хорошо или плохо? – не поняла Эля.
– Не знаю. Но знаю, что сейчас лучше, что он с нами. Бывают люди, которые умеют командовать. Это призвание.
– Он умеет, это точно, – сказала Эля.
Шубин притянул к себе Элю, поцеловал ее в закрытые глаза. Она покорно стояла рядом. Потом сказала:
– Не надо сейчас, хорошо?
– Что не надо? – не понял Шубин. И тут же догадался, улыбнулся и ответил: – Я просто тебя поцеловал. Понимаешь – просто, потому что ты хорошая и я тебя люблю.
– Правда?
– Честное слово.
Он смотрел в ее глаза – удивительно, как он привык к темноте, словно лемур какой-то.
– Мне страшно, – сказала Эля. – Но я очень счастливая. Это плохо?
– Почему плохо?
– Потому что Митька и мама там, а я счастливая?
– С ними ничего не будет. Я тебе слово даю.
– Спасибо, ты добрый.
Шубин посмотрел в окно – как там люди на крыше вокзала?
Но никого не увидел.
И замер от удивления. К вокзалу подходил товарный поезд. Яркой звездой появился огонь прожектора, ударил по вокзалу, протянулся дальше. Даже сквозь стекло было слышно, как стучат колеса. Поезд миновал вокзал. В просвете между зданием вокзала и багажными строениями было видно, как проскакивают вагоны.
– Неужели он не заметил? – спросила Эля.
– Он и не должен здесь останавливаться, – сказал Шубин. – Только если впереди какое-нибудь препятствие.
– Какое?
– Может быть, состав не увели с пути, или человек лежит... Не знаю.
– Пускай ничего не будет, пускай он проедет, – сказала Эля.
И как бы в ответ на ее слова раздался отдаленный скрежет. Вагоны начали как-то дергаться, замедляя ход, поезд останавливался.
– Черт, сглазил, – сказал Шубин.
– Он представил себе, как машинист, увидев какое-то препятствие или почувствовав неладное, потому что не освещен вокзал и не горят светофоры, начал срочно тормозить. Он остановит состав... вот-вот. Потом скажет своему помощнику: «Свяжись со станцией, что у них там приключилось, чего не отвечают?»
И никто им не ответит.
Видно было, как все медленнее тянутся мимо вокзала вагоны. И вот поезд остановился... А сейчас машинист спрыгнет на землю... вот он упал... Вот его помощник спускается к нему, чтобы узнать, что случилось...
– Все!
– Что все?
– Ничего, это я про себя. Сколько времени прошло? Пойду посмотрю, что там со Спиридоновым. Ты останешься здесь?
– Нет, только не здесь. Я лучше к дежурной пойду.
У стола дежурной Спиридонова не было. Милиционера тоже. Где Коля?
– Коля! – позвал он. Тот не откликнулся.
Лампа была у Спиридонова. Шубин ожидал увидеть ее свет, как только опустится на пролет ниже, но в холле второго этажа было темно. Куда же он отправился? Неужели вниз?
– Сергей Иванович! – позвал Шубин.
Шубин вспомнил о зажигалке. Сошел еще на несколько ступенек и остановился – не исключено, что желтый туман поднялся на площадку и Спиридонов попался.
Зажигалка горела ровно, но свет ее был очень слаб.Шубин присел на корточки – внизу, насколько доставал свет, тумана не было. Шубин спустился еще на две ступеньки вниз, снова посветил. Так он добрался до второго этажа, не обнаружив тумана. Он выпрямился.
Слабый свет падал через окно, на столе стояла бутылка из под водки и пустой стакан.
Шубин прислушался. Из коридора донесся какой-то неясный шум. Хлопнула дверь.
Шубин окликнул:
– Сергей Иванович!
Кто-то громко выругался.
Шубин выскочил в коридор. Там, в дальнем конце, он увидел свет. На полу стояла керосиновая лампа. Возле нее дверь в номер была раскрыта, и в дверях возились какие-то темные фигуры.
Шубин побежал к свету. Там дрались... Невнятные и гулкие в темноте всхлипы, удары, возгласы...
Когда Шубин подбежал ближе, раздался тонкий, будто детский крик. Один из драчунов упал.
– Стой! – кричал Шубин. – Стой, я говорю!
Еще один человек старался подняться, перебирая руками по стене. Третий побежал к Шубину.
– Уйди! – кричал он на бегу.
– Не пускай! Не пускай! – кричали от открытой двери. И Шубин узнал голос Спиридонова.
Шубин кинулся навстречу бегущему, тот махнул рукой, но не удержался от встречного удара, что-то звякнуло о пол, человек упал, откатился к стене, но тут же поднялся и, прихрамывая побежал дальше.
Второй, согнувшись, бежал следом. Нет, не Спиридонов – этот был тонок и невысок.
– Держи же, черт тебя дери! – Спиридонов лежал там, у двери, царапаясь, рвался прочь.
Шубин мгновенно вцепился в убегавшего, повис на нем. Человек вырвался из объятий Шубина, тот побежал за ним. Нет, не догнать. Он молодой и очень испуган.
– Ты куда! – это был голос милиционера Коли. Он раздался сверху.
Милиционер стоял на лестнице, подняв керосиновую лампу.
Шубин успел увидеть искаженное дракой, отчаянием плоское лицо. И тут на площадку выбежал, держась за бок, второй – тот, за которым бежал Шубин.
– Стой, стрелять буду! – крикнул Коля.
И оба беглеца, ничего не соображая и думая только о спасении, кинулись по лестнице вниз.
– Туда нельзя! – Закричал Шубин. – Вы что!
Снизу раздался стон, глухой мягкий удар тела о пол. И еще один удар...
– Все, – сказал Шубин. – Идиоты.
– Чего же они, – сказал милиционер. – Не понимают?
– Теперь поздно рассуждать.
Шубин сказал:
– Дай лампу.
– А что там случилось?
– Что-то со Спиридоновым.
Он взял лампу и первым пошел по коридору. Коля шел сзади и задавал пустые вопросы:
– Слушай, а кто они? Ты их пугнул? А ты их рассмотрел? Здешние или пришли?
– Откуда пришли? – огрызнулся Шубин. – С крыши?
Спиридонова они увидели не сразу, потому что между ними и им была полоса огня: керосиновая лампа в драке упала, керосина в ней оставалось мало, но достаточно, чтобы пятнами занялся в коридоре грязный палас.
– Еще пожара нам не хватало! – крикнул Шубин. Он начал топтать пятна огня, от них сыпались искры. Шубин высоко поднял лампу, чтобы в нее не попадали искры.
Милиционер тоже принялся было протаптывать дорожку дальше. Было дымно, палас отвратительно вонял.
– Потом! – крикнул Шубин. Он перепрыгнул через полоску огня и наклонился над Спиридоновым. Тот полусидел, прислонившись к стене, закрыв глаза, прижав толстые крепкие пальцы к боку. Пальцы были темными от крови.
– Сергей Иванович! – позвал Шубин. – Что с вами?
Спиридонов ответил, еле шевеля губами:
– Пырнули, суки. У них нож был.
Милиционер продолжал вытаптывать очажки огня.
– Я думал, что сгорю, – сказал Спиридонов.
– Больно? – спросил Шубин.
– Нет, не больно, тошнит.
– Это от дыма, – сказал милиционер. – Давайте посмотрю, что там.
Спиридонов с трудом, как со сна, приоткрыл маленькие светлые глаза.