Именно в этом пруду он видел, как в зеркале, что творится много южнее Ташбаана, какие корабли входят в Алую Гавань на далеких островах, какие разбойники или звери рыщут в лесах Тельмара. Сегодня он от пруда не отходил, даже не ел, ибо знал, что происходит в Орландии. Аравита и лошади тоже смотрели. Они понимали, что пруд волшебный – в нем отражались не деревья, и не облака, а странные, туманные картины. Отшельник видел лучше, четче, и рассказывал им. Незадолго до того, как Шаста начал свою первую битву, он сказал так:
– Я вижу орла… двух орлов… трех… над Вершиной Бурь. Самый большой из них – самый старый из всех здешних орлов. Они чуют битву. А, вот почему люди Рабадаша так трудились весь день!.. Они тащат огромное дерево. Вчерашняя неудача чему-то их да научила. Лучше бы им сделать лестницы, но это долго, а Рабадаш нетерпелив. Какой, однако, глупец!.. Он должен был вчера уйти подобру-поздорову. Не удалась атака – и все, ведь он мог рассчитывать только на внезапность. Нацелили бревно… Орландцы осыпают их стрелами… Они закрывают головы щитом… Рабадаш что-то кричит. Рядом с ним его приближенные. Вот – Корадин из Тормунга, вот Азрох, Кламаш, Илгамут, и какой-то тархан с красной бородой…
– Мой хозяин! – вскричал Игого. – Клянусь Львом, это Анрадин.
– Тише!.. – сказала Аравита.
– Таранят ворота. Ну и грохот, я думаю! Таранят… еще… еще… ни одни ворота не выдержат. Кто же это скачет с горы? Спугнули орлов… Сколько воинов! А. вижу, знамя с алым львом! Это Нарния. Вот и король Эдмунд. И королева Люси, и лучники… и коты!
– Коты? – переспросила Аравита.
– Да, боевые коты. Леопарды, барсы; пантеры. Они сейчас нападут на коней… Так! Тархистанские кони мечутся. Коты вцепились в них. Рабадаш посылает в бой еще сотню всадников. Между отрядами сто ярдов… пятьдесят… Вот король Эдмунд, вот лорд Перидан… И какие-то дети… Как же это король разрешил им сражаться? Десять ярдов… Встретились. Великаны творят чудеса… один упал… В середине ничего не разберешь, слева яснее. Вот опять эти мальчики… Аслане милостивый! Это принц Корин и ваш друг Шаста. Они похожи, как две капли воды. Корин сражается, как истинный рыцарь. Он убил тархистанца. Теперь я вижу и середину… Король и царевич вот-вот встретятся… Нет, их разделили…
– А как там Шаста? – спросил Аравита.
– О, бедный, глупый, храбрый мальчик! – воскликнул старец. – Он ничего не умеет. Он не знает, что делать со щитом. А уж с мечом… Нет, вспомнил! Размахивает во все стороны… чуть не отрубил голову своей лошадке… Ну, меч выбили. Как же его пустили в битву!? Он и пяти минут не продержится. Ах, ты, дурак! Упал.
– Убит? – спросили все трое сразу.
– Не знаю, – отвечал отшельник. – Коты свое дело сделали. Коней у тархистанцев теперь нет – кто погиб, кто убежал. А коты опять бросаются в бой! Они прыгнули на спину этим, с тараном. Таран лежит на земле… Ах, хорошо! Ворота открываются, сейчас выйдут орландцы. Вот и король Лум! Слева от него – Дар, справа – Дарин. За ними Тарн и Зар, и Коль, и брат его Колин. Десять… двадцать… тридцать рыцарей. Тархистанцы кинулись на них. Король Эдмунд бьется на славу. Отрубил Корадину голову… Тархистанцы бросают оружие, бегут в лес… А вот этим бежать некуда – слева коты, справа великаны, сзади Лум, твой тархан упал… Лум и Азрох бьются врукопашную… Лум побеждает… так, так… победил. Азрох -на земле. О, Эдмунд упал! Нет, поднялся. Бьется с Рабадашем в воротах замка. Тархистанцы сдаются, Дарин убил Илгамута. Не вижу, что с Рабадашем. Наверное, убит. Кламаш и Эдмунд дерутся, но битва кончилась. Кламаш сдался. Ну, теперь все.
Как раз в эту минуту Шаста приподнялся и сел. Он ударился не очень сильно, но лежал тихо, и лошади его не растоптали, ибо они, как это ни странно, ступают осторожно даже в битве. Итак, он приподнялся и, как ни мало он понимал, догадался, что битва кончилась, а победили Орландия и Нарния. Ворота стояли широко открытыми, тархистанцы – их осталось немного – явно были пленными, король Эдмунд и король Лум пожимали друг другу руки поверх упавшего тарана. Лорды взволнованно и радостно беседовали о чем-то; и вдруг все засмеялись.
Шаста вскочил, хотя рука у него сильно болела, и побежал посмотреть, чему они смеются. Увидел он нечто весьма странное: царевич Рабадаш висел на стене замка, яростно дрыгая ногами. Кольчуга закрывала ему половину лица, и, казалось, что он с трудом надевает тесную рубаху. На самом деле случилось вот что: в самый разгар битвы один из великанов наступил на Рабадаша, но не раздавил его (к чему стремился), а разорвал кольчугу шипами своего сапога. Таким образом, когда Рабадаш встретился с Эдмундом в воротах, на спине в кольчуге у злосчастного царевича была дыра. Эдмунд теснил его к стене, он вспрыгнул на нее, чтобы поразить врага сверху. Рабадашу казалось, что он грозен и велик; казалось это и другим – но лишь одно мгновение. Он крикнул: «Таш разит метко!», тут же отпрыгнул в сторону, испугавшись летящих в него стрел, и повис на крюке, который за много лет до того вбили в стену, чтобы привязывать лошадей. Теперь он болтался, словно белье, которое вывесили сушиться.
– Вели снять меня, Эдмунд! – ревел Рабадаш. – Сразись со мной, как мужчина и король, а если ты слишком труслив, вели меня прикончить!
Король Эдмунд шагнул к стене, чтобы снять его, но король Лум встал между ними.
– Разрешите, ваше величество, – сказал Лум Эдмунду и обратился к Рабадашу. – Если бы вы, ваше высочество, бросили этот вызов неделю тому назад, ни в Нарнии, ни в Орландии не отказался бы никто, от короля Питера до говорящей мыши. Но вы доказали, что вам неведомы законы чести, и рыцарь не может скрестить с вами меч. Друзья мои, снимите его, свяжите, и унесите в замок.
Не буду описывать, как бранился, кричал и даже плакал царевич Рабадаш. Он не боялся пытки, но боялся смеха. До сих пор ни один человек не смеялся над ним.
Корин тем временем подтащил к королю Луму упирающегося Шасту и сказал:
– Вот и он, отец.
– А, и ты здесь? – сказал король принцу Корину. – Кто тебе разрешил сражаться? Ну, что за сын у меня? – Но все, в том числе Корин, восприняли эти слова скорее как похвалу, чем как жалобу.
– Не браните его, государь, – сказал лорд Дарин. – Он просто похож на вас. Да вы и сами бы огорчились, если бы он…
– Ладно, ладно, – проворчал Лум, – на сей раз прощаю. А теперь…
И тут, к вящему удивлению Шасты, король Лум склонился к нему, крепко, по-медвежьи обнял, расцеловал, и поставил рядом с Корином.
– Смотрите, друзья мои! – крикнул он своим рыцарям. – Кто из вас еще сомневается?
Но Шаста и теперь не понимал, почему все так пристально смотрят на них и так радостно кричат:
– Да здравствует наследный принц!
14. О ТОМ, КАК ИГОГО СТАЛ УМНЕЕ
Теперь мы должны вернуться к лошадям и Аравите. Отшельник сказал им, что Шаста жив и даже не очень серьезно ранен, ибо он поднялся, а король Лум с необычайной радостью обнял его. Но отшельник только видел, он ничего не слышал, и потому не мог знать, о чем говорили у замка.
Наутро лошади и Аравита заспорили о том, что делать дальше.
– Я больше не могу, – сказала Уинни. – Я растолстела, как домашняя лошадка, все время ем и не двигаюсь. Идемте в Нарнию.
– Только не сейчас, госпожа моя, – отвечал Игого. – Спешить никогда не стоит.
– Самое главное, – сказала Аравита, – попросить прощения у Шасты.
– Вот именно! – обрадовался Игого. – Я как раз хотел это Сказать.
– Ну, конечно, – поддержала Уинни. – А он в Анварде. Это ведь по дороге. Почему бы нам не выйти сейчас? Мы же шли из Тархистана в Нарнию!
– Да… – медленно проговорила Аравита, думая о том, что же она будет делать в чужой стране.
– Конечно, конечно, – сказал Игого. – А все-таки спешить нам некуда, если вы меня понимаете.
– Я не понимаю, – сказала Уинни.
– Как бы это объяснить? – замялся конь. – Когда возвращаешься на родину… в общество… в лучшее общество… надо бы поприличней выглядеть…
– Ах, это из-за хвоста! – воскликнула Уинни. – Ты хочешь, чтобы он отрос. Честное слово, ты тщеславен, как та ташбаанская тархина.
– И глуп, – прибавила Аравита.
– Лев свидетель, это не так! – вскричал Игого. – Просто я уважаю и себя, и своих собратьев.
– Скажи, Игого, – спросила Аравита, – почему ты часто поминаешь льва? Я думала, ты их не любишь.
– Да, не люблю, – отвечал Игого. – Но поминаю я не каких-то львов, а самого Аслана, освободившего Нарнию от злой Колдуньи. Здесь все так клянутся.
– А он лев? – спросила Аравита.
– Конечно, нет, – возмутился Игого.
– В Ташбаане говорят, что лев, – сказала Аравита. – Но если он не лев, почему ты зовешь его львом?
– Тебе еще этого не понять, – сказал Игого. – Да и сам я был жеребенком, когда покинул Нарнию, и не совсем хорошо это понимаю.
Говоря так, Игого стоял задом к зеленой стене, а Уинни и Аравита стояли к ней (значит – и к нему) лицом. Для пущей важности он прикрыл глаза и не заметил, как изменились вдруг и девочка, и лошадь. Они просто окаменели и разинули рот, ибо на стене появился преогромный ослепительно-золотистый лев. Мягко спрыгнув на траву, лев стал приближаться сзади к коню, беззвучно ступая. Уинни и Аравита не могли издать ни звука от ужаса и удивления.
– Несомненно, – говорил Игого, – называя его львом, хотят сказать, что он силен, как лев, или жесток, как лев, – конечно, со своими врагами. Даже в твои годы, Аравита, можно понять, как нелепо считать его настоящим львом. Более того, это непочтительно. Если бы он был львом, он был бы животным, как мы. – Игого засмеялся. – У него были бы четыре лапы, и хвост, и усы… Ой-ой-ой-ой!
Дело в том, что при слове «усы» один ус Аслана коснулся его уха. Игого отскочил в сторону и обернулся. Примерно с секунду все четверо стояли неподвижно. Потом Уинни робкой рысью подбежала ко льву.
– Дорогая моя дочь, – сказал Аслан, касаясь носом ее бархатистой морды.
– Я знал, что тебя мне ждать недолго. Радуйся.
Он поднял голову и заговорил громче.
– А ты, Игого, – сказал он, – ты, бедный и гордый конь, подойди ближе. Потрогай меня. Понюхай. Вот мои лапы, вот хвост, вот усы. Я, как и ты, – животное.
– Аслан, – проговорил Игого, – мне кажется, я глуп.
– Счастлив тот зверь, – отвечал Аслан, – который понял это в молодости. И человек тоже. Подойди, дочь моя Аравита. Я втянул когти, не бойся. На сей раз я не поцарапаю тебя.
– На сей раз?.. – испуганно повторила Аравита.
– Это я тебя ударил, – сказал Аслан. – Только меня ты и встречала, больше львов не было. Да, поцарапал тебя я. А знаешь, почему?
– Нет, господин мой. – сказала она.
– Я нанес тебе ровно столько ран, сколько мачеха твоя нанесла бедной девочке, которую ты напоила сонным зельем. Ты должна была узнать, что испытала твоя раба.
– Скажи мне, пожалуйста… – начала Аравита и замолкла.
– Говори, дорогая дочь, – сказал Аслан.
– Ей больше ничего из-за меня не будет?
– Я рассказываю каждому только его историю, – отвечал лев.
Потом он встряхнул головой и заговорил громче.
– Радуйтесь, дети мои, – сказал он. – Скоро мы встретимся снова. Но раньше к вам придет другой.
Одним прыжком он взлетел на стену и исчез за нею.
Как это ни странно, все долго молчали, медленно гуляя по зеленой траве. Примерно через полчаса отшельник позвал лошадей к заднему крыльцу, он хотел их покормить. Они ушли, и тут Аравита услышала звуки труб у ворот.
– Кто там? – спросила она, и голос возвестил:
– Его королевское высочество принц Кор Орландский. Аравита открыла ворота и посторонилась.
Вошли два воина с алебардами и стали справа и слева. Потом вошел герольд, потом трубач.
– Его королевское высочество принц Кор Орландский просит аудиенции у высокородной Аравиты, – сказал герольд, и они с трубачом отошли в сторону, и склонились в поклоне, и солдаты подняли свои алебарды, и вошел принц. Тогда все, кроме него, вышли обратно, за ворота, и закрыли их.
Принц поклонился (довольно неуклюже для столь высокой особы), Аравита склонилась перед ним (очень изящно, хотя и на тархистанский манер), а потом на него посмотрела.
Он был мальчик как мальчик, без шляпы и без короны, только очень тонкий золотой обруч охватывал его голову. Сквозь короткую белую тунику не толще носового платка пламенел алый камзол. Левая рука, лежавшая на эфесе шпаги, была перевязана.
Только взглянув на него дважды, Аравита вскрикнула:
– Ой, да это Шаста!
Шаста сильно покраснел и быстро заговорил:
– Ты не думай, я не хотел перед тобой выставляться!.. У меня нет другой одежды, прежнюю сожгли, а отец сказал…
– Отец? – переспросила Аравита.
– Король Лум, – объяснил Шаста. – Я мог бы и раньше догадаться. Понимаешь, мы с Корином близнецы. Да, я не Шаста, а Кор!
– Очень красивое имя, – сказала Аравита.
– У нас в Орландии, – продолжал Кор (теперь мы будем звать его только так), – близнецов называют Дар и Дарин. Коль и Колин, и тому подобное.
– Шаста… то есть, Кор, – перебила его Аравита, – дай мне сказать. Мне очень стыдно, что я тебя обижала. Но я изменилась еще до того, как узнала, что ты принц. Честное слово! Я изменилась, когда ты вернулся, чтобы спасти нас от льва.
– Он не собирался вас убивать, – сказал Кор.
– Я знаю, – кивнула Аравита, и оба помолчали, поняв, что и он, и она беседовали с Асланом.
Наконец Аравита вспомнила, что у Кора перевязана рука.
– Ах, я и забыла! – воскликнула она. – Ты был в бою. Ты ранен?
– Так, царапина, – сказал Кор с той самой интонацией, с какой говорят вельможи, но тут же фыркнул: – Да нет, это не рана, это ссадина.
– А все-таки ты сражался, – сказала Аравита. – Наверное, это очень интересно.
– Битва совсем не такая, как я думал, – сказал Кор.
– Ах, Ша… нет, Кор! Расскажи мне, как король узнал, что ты – это ты.
– Давай присядем, – сказал Кор. – Это быстро не расскажешь. Кстати, отец у меня – лучше некуда. Я бы любил его точно также… почти также, если бы он не был королем. Конечно, меня будут учить и все прочее, но ничего, потерплю. А история моя такая: мы с Корином близнецы. Когда нам исполнилась неделя, нас повезли к старому доброму кентавру -благословить, или что-то в этом роде. Он был пророк, кентавры часто бывают пророками. Ты их не видела? Ну и дяди! Честно, я их немножко боюсь. Тут ко многому надо привыкнуть…
– Да, – согласилась Аравита, – ну, рассказывай, рассказывай!
– Так вот, когда ему нас показали, он взглянул на меня и сказал: «Этот мальчик спасет Орландию от великой опасности». Его услышал один придворный, лорд Бар, который раньше был у отца лордом-канцлером и сделал что-то плохое (не знаю, в чем там дело), и отец его разжаловал. Придворным оставил, а канцлером – нет. Вообще, он был очень плохой -потом оказалось, что он за деньги посылал всякие сведения в Ташбаан. Так вот, он услышал, что я спасу страну, и решил меня уничтожить. Он похитил меня – не знаю, как – и вышел в море на корабле. Отец погнался за ним, нагнал на седьмой день, и у них был морской бой, с десяти часов утра до самой ночи. Этого Бара убили, но он успел спустить на воду шлюпку, посадив туда одного рыцаря и меня. Лодка эта пропала. На самом деле Аслан пригнал ее к берегу, туда, где жил Аршиш. Хотел бы я знать, как звали того рыцаря! Он меня кормил, а сам умер от голода.
– Аслан сказал бы, что ты должен знать только о себе, -заметила Аравита.
– Да, я забыл, – сказал Кор.
– Интересно, – продолжала она, – как ты спасешь Орландию.
– Я уже спас, – застенчиво ответил Кор.
Аравита всплеснула руками.
– Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы ее, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде?
– Ой! – сказал Кор. – Я чуть не забыл, зачем пришел к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят, что это двор, не знаю уж – почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравится отец… и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные…