– Конечно. А если нет?
– Ну, мы вполне способны победить и без его королевской милости. Вашей светлости можно не напоминать, что Мираз – не такой и великий военачальник. А тогда мы окажемся сразу и с победой, и без короля.
– И вы считаете, милорд, что мы с вами можем с таким же успехом править страной без короля?
Лицо Глозеля помрачнело.
– Не забывайте, – сказал он, – что это мы возвели его на престол. И за все годы, что он правит, много мы видели благодарности?
– Ни слова больше, – произнес Сопеспиан. – Но взгляните – сюда идут, чтобы позвать нас в королевский шатер.
Возле шатра они увидели Эдмунда и двух его спутников – те угощались вином и печеньем, поскольку уже передали послание и теперь ждали, пока король его обсудит. Увидев их вблизи, оба тельмаринских лорда посчитали их очень грозными.
В шатре они нашли Мираза. Тот был без оружия и доканчивал завтрак. Лицо у него было красное, лоб нахмурен.
– Вот! – рявкнул он, бросая через стол пергамент. – Посмотрите, что за мешанину из детских сказок прислал этот нахал, наш племянничек.
– Клянусь вашей жизнью, государь, – произнес Глозель, – если молодой воин, которого мы видели у входа, и есть упомянутый в послании король Эдмунд, я не назвал бы его детской сказкой.
– Король Эдмунд, пф! – фыркнул Мираз. – Ваша светлость верит этим бабьим россказням о Питере, Эдмунде и остальных?
– Я верю своим глазам, ваше величество, – отвечал Глозель.
– Ладно, дело не в этом, – продолжал Мираз. – Но уж относительно вызова, полагаю, может быть только одно мнение?
– Думаю, что так, государь, – сказал Глозель.
– И какое же? – спросил король.
– Безусловно отказать, – произнес Глозель. – Меня никогда не называли трусом, но я должен прямо заявить, что не желал бы встретить этого юношу в бою. И если (что весьма вероятно) его брат, Верховный Король, еще опаснее – ради вашей жизни, мой повелитель, следует всячески уклоняться от встречи с ним.
– Чума вас возьми! – вскричал Мираз. – Это совсем не тот совет, которого я просил. Думаете, я обратился бы к вам, если бы боялся этого Питера (если он вообще существует)? Думаете, я его испугался? Я ждал вашего совета по существу дела: стоит ли, имея все преимущества, рисковать ими в поединке?
– На это я могу ответить вашему величеству, – сказал Глозель, – что вызов следует отвергнуть по всем соображениям. Лицо этого странного рыцаря сулит гибель…
– Вот, опять! – рассердился Мираз. – Вы пытаетесь представить дело так, что я еще трусливей, чем ваша светлость?
– Ваше величество вольны говорить что угодно, – обиженно произнес Глозель.
– Ты причитаешь, как старуха, Глозель, – сказал король. – Что посоветуете вы, милорд Сопеспиан?
– Не соглашайтесь, государь, – был ответ. – И то, что ваше величество сказали о сущности дела, весьма кстати. Это дает вашему величеству повод для отказа, не затрагивающий вопроса о чести и храбрости вашего величества.
– Великие небеса! – вскричал Мираз, подскакивая. – Вы что, оба белены объелись? Вы думаете, я ищу поводов для отказа? Тогда уж прямо в лицо назовите меня трусом.
Разговор шел в точности так, как желали оба лорда, поэтому они ничего не сказали.
– Я все понимаю, – продолжал Мираз, уставясь на своих советников. Глаза его, казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. – Вы сами трусливы, как зайцы, и имеете наглость воображать, будто и я такой же! Повод для отказа, как же! Извинения, что не сражаюсь! Разве вы воины? Разве вы тельмарины? Разве вы мужи? И если я откажусь (как требует мое положение и военная целесообразность), вы будете думать и внушите другим, что я испугался. Так ведь?
– Ни один человек в возрасте вашего величества, – отвечал Глозель, – не прослывет трусом среди разумных солдат, если откажется от поединка с великим воином в расцвете юности.
– Я, значит, мало что трус, так еще и старикашка, из которого песок сыплется! – проревел Мираз. – Вот что я вам скажу, милорды. Своими бабьими советами, не имеющими отношения к делу, то есть к военной стратегии, вы добились совсем не того, чего хотели. Я собирался отказать. Теперь я приму вызов. Слышите, приму! Я не хочу терпеть позор из-за того, что колдовство или предательство заморозило вашу кровь.
– Мы умоляем ваше величество… – начал Глозель, но Мираз выскочил из шатра, и они услышали, как он выкрикивает свое согласие Эдмунду.
– Я знал, что он так и поступит, если его должным образом направить, – сказал Глозель. – Однако я не забыл, как он назвал меня трусом, и он за это заплатит.
Страшная суматоха поднялась на Аслановом холме, когда эта новость распространилась среди сподвижников Каспиана. Эдмунд с одним из советников Мираза размечали место для поединка, обозначая его кольями и веревками. Два тельмарина уже стояли по углам, а третий – посередине одной из сторон, как маршалы турнира. Три других маршала должны были представлять Верховного Короля. Питер как раз объяснял Каспиану, что тот не может быть одним из них, поскольку его право на престол и стало предметом спора, когда густой, сонный голос произнес:
– Позвольте, ваше величество.
Питер обернулся и увидел старшего из Пухлых Медведей.
– Коли позволите, ваше величество, – сказал тот, – я медведь, то есть я-то.
– Вижу и притом не сомневаюсь, добрый медведь, – отвечал Питер.
– Да, – сказал медведь, – так это всегда было правом медведей, выставлять одного из маршалов турнира.
– Не позволяйте ему, – прошептал Трам Питеру. – Он славное создание, но он нас опозорит. Заснет и будет сосать лапу. Даже перед лицом врага.
– Ничего не могу поделать, – сказал Питер. – Он совершенно прав. У медведей есть эта привилегия. Ума не приложу, как о ней помнили все эти годы, когда столько всего другого было забыто.
– Пожалуйста, ваше величество, – пробасил медведь.
– Это ваше право, – сказал Питер. – Ты будешь одним из маршалов. Но запомни, ты не должен сосать лапу.
– Я и не буду, – обиженно отвечал медведь.
– Да, но сейчас ты ее сосешь, – промычал Трам.
Медведь выдернул лапу изо рта и притворился, будто не слышал.
– Государь! – раздался тоненький голос где-то внизу.
– А, Рипичип! – сказал Питер, поискав глазами вверху, внизу и вокруг, как это обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.
– Государь, – произнес Рипичип. – Моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь принадлежит мне. Государь, единственный трубач в воинстве вашего величества – из моего народа. Я полагал, что нас пошлют с вызовом. Государь, мой народ обижен. Возможно, если вам угодно будет назначить меня маршалом турнира, это их успокоит.
На этом месте его прервал громоподобный шум – великан Ветролом разразился не слишком умным смехом, приступам которого подвержены даже лучшие из великанов. Но он быстро совладал с собой и к тому времени, как Рипичип поднял глаза, выясняя, откуда шум, стоял уже серьезный, как репа.
– Боюсь, это невозможно, – произнес Питер без тени улыбки. – Некоторые люди боятся мышей…
– Я замечал это, государь, – сказал Рипичип.
– …и будет нечестно по отношению к Миразу, – продолжал Питер, – если он увидит перед собой то, что может хоть немного ослабить его храбрость.
– Ваше величество – зерцало чести, – произнес Мыш с изысканным поклоном. – Я всецело с вами согласен… Мне показалось, что я только что слышал чей-то смех. Если кто-то из присутствующих хочет испытать на мне свое остроумие, я весь к его услугам – как и моя шпага.
Ответом было глубокое молчание, которое нарушил Питер, сказав:
– Великан Ветролом и кентавр Громобой будут нашими маршалами. Поединок состоится в два часа пополудни. Обед ровно в полдень.
– Слушай, – сказал Эдмунд, когда они уходили. – Надеюсь, все нормально? Я хочу сказать, ты ведь сможешь его побить?
– Вот я и дерусь, чтобы это узнать, – отвечал Питер.
Глава четырнадцатая
Как все были очень заняты
Незадолго до двух часов Трам и барсук уселись среди остальных нарнийцев на краю леса, напротив сверкающей армии Мираза, которая была от них на расстоянии двух полетов стрелы. Между противоборствующими войсками располагался участок ровной травы, отгороженный для поединка. В дальних углах стояли Сопеспиан и Глозель с обнаженными мечами, в ближних – Ветролом и Пухлый Медведь, который, несмотря на все предупреждения, сосал лапу и выглядел, надо сказать, чрезвычайно глупо. Зато Громобой на правой стороне поля – он стоял неподвижно, как статуя, и лишь изредка ударял копытом – выглядел гораздо внушительней, чем барон-тельмарин на левой. Питер только что обменялся рукопожатиями с Эдмундом и доктором и теперь подходил к арене. Все замерло, как на ипподроме перед выстрелом к решающей скачке, только сейчас все было куда страшнее.
– Я надеялся, Аслан вернется раньше, чем до этого дойдет, – сказал Трам.
– Я тоже, – отвечал Боровик. – Но оглянись назад.
– Крышки-кастрюльки! – оглянувшись, пробормотал гном. – Кто это? Огромные люди, прекрасные люди – как боги, богини и великаны! Сотни, тысячи, совсем рядом, сразу за нами. Кто они?
– Дриады, гамадриады и сильваны, – сказал Боровик. – Аслан пробудил их.
– Гм! – произнес гном. – Это будет очень кстати, если враги замыслили какое-нибудь вероломство. Однако это не поможет Верховному Королю, если Мираз окажется искусным бойцом.
Барсук ничего не ответил, потому что Питер и Мираз уже вошли на арену с противоположных сторон, оба пешие, оба в кольчугах, шлемах и со щитами. Они шли вперед, пока не встретились. Оба поклонились и, кажется, обменялись несколькими словами, но невозможно было слышать, о чем они говорят. В следующее мгновение два меча сверкнули на солнце. Одну секунду слышался звон стали, но его тут же заглушили крики, потому что обе армии начали орать, как болельщики на футбольном матче.
– Молодец, Питер, молодец! – закричал Эдмунд, видя, что Мираз отступил на целых полтора шага. – Так его! Тесни!
Питер наступал, и несколько минут казалось, что сражение выиграно. Однако вскоре Мираз собрался с силами – начал использовать свое преимущество в росте и весе. «Мираз! Мираз! Король! Король!» – донесся рев тельмаринов. Каспиан и Эдмунд побелели от мучительной тревоги.
– Питер получает ужасные удары, – сказал Эдмунд.
– Эй! – воскликнул Каспиан. – Что это значит?
– Расходятся, – отвечал Эдмунд. – Передохнуть, я думаю. Смотри. А, вот они опять начинают, на этот раз более обдуманно. Обходят круг за кругом, прощупывают друг у друга защиту.
– Боюсь, этот Мираз свое дело знает, – прошептал доктор, но договорить не успел, потому что со стороны Старой Нарнии полетели вверх шляпы и раздались такие вопли и рукоплескания, что он едва не оглох.
– Что это было? Что это было? – спрашивал доктор. – Мои старые глаза прогля-дели.
– Верховный Король задел его под мышкой, – сказал Каспиан, продолжая аплодировать. – Как раз где у кольчуги разрез. Первая кровь.
– Теперь, кажется, опять плохо, – сказал Эдмунд. – Питер не отбивается щитом, как надо. Должно быть, у него повреждена левая рука.
Так оно и было. Все видели, что щит Питера безвольно повис. Крики тельмаринов возобновились.
– Ты видел больше сражений, чем я, – сказал Каспиан. – Есть еще какой-нибудь шанс на победу?
– Очень маленький, – отвечал Эдмунд. – Если он вытянет, то еле-еле. Если повезет.
– Ох, зачем мы на это согласились? – сказал Каспиан.
Внезапно крики на обеих сторонах стихли. Эдмунд сначала удивился, потом сказал:
– А, понял. Оба согласились на передышку. Идемте, доктор. Может быть, мы сумеем чем-то помочь Верховному Королю.
Они подбежали к арене. Питер вышел за веревки к ним, лицо у него было красное и потное, грудь тяжело вздымалась.
– Ты ранен в левую руку? – спросил Эдмунд.
– Не то чтобы ранен, – отвечал Питер. – Я принял на щит всю тяжесть удара – словно вагон кирпича, – и край щита ударил мне по запястью. Я не думаю, что это перелом, скорее растяжение. Если вы перевяжете потуже, я думаю, что справлюсь.
Пока они возились с бинтом, Эдмунд спросил тревожно:
– Что ты о нем думаешь, Питер?
– Трудно, – сказал Питер. – Очень трудно. У меня есть шанс, если я заставлю его прыгать, тогда его вес обернется против него и он начнет задыхаться – на такой-то жаре. Правду сказать, это моя единственная надежда. Передай мой привет всем – там, дома, Эд, – если он меня победит. Ну, вот он уже идет на арену. Пока, старик. До свидания, доктор. И еще, Эд, скажи что-нибудь особенно хорошее Траму. Он был молодчина.
Эдмунд не мог говорить. Он пошел с доктором обратно к своим, под ложечкой противно ныло.
Однако новая схватка началась неплохо. Питер, кажется, теперь мог пользоваться щитом, и уж, конечно, он отлично пользовался своими ногами. Он почти играл с Миразом в салки, держась на расстоянии, то и дело меняя позицию, заставляя врага потрудиться.
– Трус! – издевались тельмарины. – Почему ты не сходишься с ним? Не нравится, а? Ты сражаться пришел или танцевать? Фью-ю!
– Надеюсь, он их не слушает, – сказал Каспиан.
– Он – нет, – отвечал Эдмунд. – Ты его не знаешь. Ой!
Мираз нанес-таки удар по шлему Питера. Питер покачнулся и упал на одно колено. Рев тельмаринов нарастал как грохот бури.
– Ну, Мираз! – вопили они. – Быстро! Быстро! Убей его!
Но подстрекать узурпатора было незачем. Он уже возвышался над противником. Эдмунд до крови закусил губу, когда меч обрушился на Питера. Казалось, он разрубит ему голову. Благие небеса! Он соскользнул на правое плечо. Сплетенная гномами кольчуга звякнула и выдержала.
– Молодец! – крикнул Эдмунд. – Он опять встал. Питер, ну же, Питер!
– Я не понял, что произошло, – сказал доктор. – Как он это сумел?
– Ухватился за руку Мираза, когда она опустилась, – объяснил Трам, приплясывая от восторга. – Вот человек! Использовать руку врага, как перила! Верховный Король! Верховный Король! Держись, Старая Нарния!
– Глядите, Мираз злится, – сказал Боровик. – Это хорошо.
Противники и впрямь рубились с остервенением. Невозможно было поверить, что в этом шквале ударов никто еще не убит. Возбуждение нарастало, крики почти стихли. Зрители затаили дыхание. Это было разом и жутко, и величественно.
И снова раздались крики из рядов Старой Нарнии. Мираз упал – не от удара, а ничком, споткнувшись о кустик травы. Питер отступил, ожидая, когда тот поднимется.
– Ну вот еще, – пробормотал Эдмунд про себя. – Обязательно ли быть таким благородным?.. Наверное, обязательно. Раз он рыцарь и Верховный Король. Наверное, Аслану бы понравилось. Только этот скот через минуту встанет и…
Но «этот скот» больше не встал. У Сопеспиана и Глозеля наготове был свой план. Как только они увидели, что их король упал, они бросились на арену, крича: «Измена! Измена! Нарнийский предатель ударил короля в спину, пока тот лежал беспомощный! К оружию! К оружию, Тельмар!»
Питер плохо соображал, что происходит. Он видел двух больших людей, бегущих к нему с мечами. Третий тельмарин проскочил под веревкой следом. «К оружию, Нарния! Измена!» – закричал Питер. Если бы все трое добежали до него сразу, он бы никогда больше ничего не сказал. Однако Глозель задержался, чтобы заколоть своего собственного короля, там, где тот лежал. «Это за ваше оскорбление сегодня утром», – прошептал он, когда клинок вошел в тело. Питер обернулся к Сопеспиану, подрубил ему ноги и вторым таким же ударом снес голову. Эдмунд уже стоял рядом, крича: «Нарния! Нарния! За Льва!» Все воинство тельмаринов устремилось на них. Но уже великан шагнул вперед, вращая свою дубину. Проскакали кентавры. «Тванг, тванг» позади и «вз-з, вз-з» над головой – гномы начали стрелять. Трам сражался справа от Питера. Битва разгоралась.
– Назад, Рипичип, ты, маленький осленок! – кричал Питер. – Тебя убьют зазря! Здесь не место для мышей!
Однако смешное маленькое создание плясало там и тут под ногами обеих армий, размахивая своей шпагой. Многие воины-тельмарины в тот день чувствовали внезапный укол в ноге, словно от дюжины иголок, подпрыгивали от боли, а частенько и падали. Если падали, мыши приканчивали их; если нет, это делал кто-нибудь другой.
Но еще прежде, чем старые нарнийцы развоевались по-настоящему, они обнаружили, что враг отступает. Мужественные бойцы бледнели, глядя в ужасе не на старых нарнийцев, а на что-то позади них, и бросали оружие с воплем: «Лес! Лес! Конец света!»
Вскоре ни криков, ни звона оружия нельзя было расслышать, потому что они потонули, как в море, в рокоте разбуженных деревьев, которые рванулись сквозь ряды армии Питера и дальше, преследуя тельмаринов. Вы когда-нибудь стояли на опушке большого леса на вершине холма осенним вечером, когда дикий юго-западный ветер всей тяжестью обрушивается на него? Вообразите этот шум. А теперь вообразите, что лес, вместо того чтобы стоять где стоял, устремляется на вас и нет больше деревьев, только огромные люди, похожие на деревья, потому что их длинные руки взмахивают, как ветви, головы качаются, листья струятся водопадом. Вот это и увидели тельмарины. Даже нарнийцы немного перепугались. Через несколько минут сторонники Мираза неслись к Великой реке в надежде перебраться по мосту в Беруну и там защищаться за крепостными валами и запертыми воротами.