– Да, очень.
– Вот уж мерзость, так мерзость, – заявил Юстэс.
– А ты не смотри, – предложил Эдмунд.
– Нет, а почему она тебе нравится? – пристал Юстэс к Люси.
– Наверное, вот почему, – ответила Люси. – Мне кажется, что корабль плывет на самом деле. И вода совсем как настоящая. А волны как будто поднимаются и опускаются.
Конечно, у Юстэса было что на это ответить, но он промолчал: взглянув на картину, он увидел, что волны и в самом деле поднимаются и опускаются. Он всего один раз в жизни плавал на корабле (да и то на остров Уайт) и не выносил качки. Теперь, когда он взглянул на волны, ему снова стало плохо. Он позеленел, отвернулся, а потом попытался взглянуть еще раз. И тут все трое оцепенели от изумления.
Вам, наверное, будет трудно поверить в то, что они увидели, но и они не поверили своим глазам. На картине все двигалось, причем не как в кино – все было слишком живым, легким, объемным. Нос корабля опускался вниз – и большой фонтан брызг взлетал вверх. Потом волна прокатывалась под кораблем, на минуту становились видны корма и днище, и снова опускалась, и появлялась снова. Учебник, лежавший на кровати возле Эдмунда, зашелестел страницами и полетел к той стене, на которой висела картина, а Люси почувствовала, что волосы хлещут ее по щекам, как бывало в ветреную погоду. Погода и впрямь стала ветреной, только ветер дул из картины. Вместе с ветром до них долетали звуки: вздохи волн, плеск воды о борт корабля, скрип снастей, свист ветра и рокот моря. Но только запах, острый и горьковатый, убедил Люси, что это не сон.
– Прекратите! – пискливо и злобно заорал Юстэс. – Что за дурацкие шутки! Хватит, а то я Альберте скажу! Ой!
Эдмунд и Люси привыкли к приключениям, но тут и они закричали «Ой!», ибо соленая вода неожиданно выплеснулась из рамы и окатила их с головы до ног.
– Я сломаю вашу мерзкую картину! – заорал Юстэс, и тут произошло несколько событий сразу: Юстэс бросился к картине; Эдмунд, который кое-что знал о магических силах, устремился за ним, крича: «Стой, не дури!»; Люси вцепилась в него с другой стороны; и как раз в эту минуту то ли они стали быстро уменьшаться, то ли картина начала расти, Юстэс подпрыгнул, чтобы сорвать ее со стены, и оказался в ней. Прямо перед ним было не стекло, а настоящее море, ветер и волны неслись на раму, словно на скалу. Совсем перепугавшись, он сам ухватился за Эдмунда и Люси, и они прыгнули в раму вслед за ним. Миг-другой все бились и кричали, а когда им все же удалось удержать равновесие, огромная голубая волна обрушилась на них, опрокинула и поволокла за собой. Юстэс отчаянно завизжал, но визг его тотчас оборвался, ибо вода попала ему в рот.
Люси благодарила судьбу за то, что прошлым летом научилась хорошо плавать. Правда, она плыла слишком торопливо, да и вода была куда холоднее, чем казалось снаружи. Тем не менее, Люси не тонула и сумела сбросить туфли (это непременно нужно, когда плывешь в глубоком месте). Она даже не забыла закрыть рот, но не закрывала глаза. Корабль был совсем близко – прямо над ней поднимался зеленый борт, а сверху глядели люди. Но, как и следовало ожидать, Юстэс вцепился в нее, и они пошли ко дну. Когда они все же вынырнули, Люси увидела, как с корабля прыгнул человек в белом. Эдмунд теперь барахтался рядом с ней, держа вопящего Юстэса под мышки. Потом она увидела чье-то знакомое лицо, и кто-то ухватил ее за плечи. Люди на корабле кричали, над фальшбортом свесились головы, вниз полетели веревки и канаты. Эдмунд и тот, знакомый, обвязали Люси веревками. Ей казалось, что все это длится очень долго, так как лицо ее посинело, а зубы начали выбивать дробь. На самом же деле времени прошло мало: на корабле поджидали удобного момента, чтобы поднять ее наверх, не ударив о борт корабля. Несмотря на это, она сильно ушибла коленку, и ей было больно, когда, дрожа от холода, она оказалась на палубе. После нее подняли Эдмунда, а потом – несчастного Юстэса. Последним появился чем-то знакомый златоволосый мальчик, на несколько лет постарше Люси.
– Ка-Ка-Каспиан! – вдруг сказала она, когда обрела голос. Да, это был Каспиан, юный король Нарнии, которому они помогли занять престол, когда были здесь в прошлый раз. Тут и Эдмунд узнал его. Все трое пожали друг другу руки, а мальчики еще похлопали друг друга по спине.
– А это ваш приятель? – спросил Каспиан, с улыбкой поворачиваясь к Юстэсу. Но тот плакал гораздо громче, чем можно плакать в его годы, если ты просто промок, и вопил:
– Пустите меня, пустите меня обратно! Мне тут не нравится.
– Пустить? – спросил Каспиан. – Куда же это?
Юстэс подбежал к борту корабля, словно ожидая увидеть над морем раму картины, а может быть, и часть комнаты, но увидел только пенистые синие волны и голубое небо, сливавшиеся у горизонта. Наверное, нельзя упрекать его в том, что сердце у него упало. Ему чуть что становилось худо.
– Эй, Ринельф! – крикнул Каспиан одному из матросов. – Принеси их величествам грогу! После такого купания надо согреться.
Он называл величествами Эдмунда и Люси, потому что когда-то, задолго до него, они, и Сьюзен, и Питер были королями и королевами Нарнии. Время в этой стране течет не так, как у нас, и, проведя там сто лет, вы вернетесь в наш мир в тот самый день и час, когда его покинули. Но если, пробыв здесь, скажем, неделю, вы вернетесь в Нарнию, там за это время может пройти и тысяча лет, и один день, и вообще ни минуты. Пока туда не попадешь, этого не узнаешь. И потому, когда Питер с братом и сестрами вернулись в Нарнию, жители ее приняли их, как приняли бы мы короля Артура. Кстати, некоторые считают, что он и вправду вернется, а от себя добавлю: давно пора.
Ринельф принес горячий грог, дымящийся в кувшине, и четыре серебряных кубка. Именно это сейчас и требовалось; и, сделав несколько глотков, Люси и Эдмунд почувствовали, что тепло пробирает их до самых пяток. Но Юстэс морщился, и плевался, и ныл, требуя, чтобы ему дали витаминизированного напитка на дистиллированной воде, и вообще поскорее высадили на берег.
– Доброго спутника привел ты нам, братец-король, – прошептал Каспиан Эдмунду, но не успел он добавить и слова, как Юстэс снова завопил:
– О-о-ой! Фу! Что это? Уберите от меня эту мерзость!
Впрочем, на сей раз чувства его можно было понять. Из рубки на юте вышло преудивительное существо и неторопливо подошло к ним. Можете называть это существо мышью – собственно, оно мышью и было, только ходило на задних лапах и достигало в высоту двух футов. На голове у него был тонкий золотой обруч, а в нем – длинное алое перо. (Поскольку шерстка у мыши была темная, почти черная, выглядело это очень красиво.) Левая лапка лежала на эфесе шпаги, такой же длинной, как хвост. Мышь – нет, назовем это создание Мышем, слишком уж ему не подходит женский род, – Мыш изящно и величаво ступал по раскачивающейся палубе, а манеры у него были самые изысканные. Люси и Эдмунд сразу узнали Рипичипа, храбрейшего из нарнийских говорящих зверей, покрывшего себя бессмертной славой во втором сражении при Беруне. Люси, как всегда, ужасно захотелось взять его на руки и погладить по теплой шерстке; но она не посмела – он обиделся бы до глубины души. И она опустилась на одно колено, чтобы поговорить с ним.
Рипичип выставил вперед левую лапку, отставил правую, церемонно поклонился, поцеловал Люси руку, выпрямился, подкрутил усы и промолвил тоненьким голоском:
– Мое нижайшее почтение вашему величеству! Мое нижайшее почтение королю Эдмунду! (Он снова поклонился.) Мы и мечтать не смели, что вы украсите своим присутствием наше славное плавание.
– О-о-ой, уберите его! – вопил Юстэс. – Ненавижу мышей! Терпеть не могу дрессированных животных! Какая пошлость… и глупость… и сентиментальность, в конце концов!
– Насколько я понимаю, – спросил Рипичип у Люси, бросив взгляд на Юстэса, – этот невоспитанный человек находится под покровительством вашего величества? Если это не так…
Тут Эдмунд и Люси одновременно чихнули.
– Какой я дурак, вы же мокрые! – воскликнул Каспиан. – Идите вниз, переоденьтесь. Тебе, Люси, я отдам свою каюту, только боюсь, у нас тут нет платьев. Придется тебе обойтись моей туникой. Рипичип, будь добр, укажи ее величеству дорогу.
– Ради служения даме, – сказал Рипичип, – можно забыть на время и о чести… – и он сурово поглядел на Юстэса. Но Каспиан поторопил их, и через несколько минут Люси оказалась в королевской каюте. Там ей ужасно понравилось все – и три квадратных окна, в которые били синие волны, и низкие, обитые мягким скамьи, окружавшие стол с двух сторон, и серебряная лампа под потолком (Люси сразу узнала тонкую работу гномов), и золотой лев над дверью. Все это она заметила в мгновение ока, ибо тут же появился Каспиан и сказал:
– Живи здесь, Люси. Я только возьму себе сухую одежду, – и принялся рыться в одном из ящиков.
– И ты возьми себе, что найдешь, – прибавил он. – Мокрое оставь за дверью, я скажу, чтобы его отнесли сушиться на камбуз.
Люси было так хорошо, словно она давно жила в каюте Каспиана, и даже покачивание корабля не беспокоило ее, ибо, когда она была в Нарнии королевой, ей приходилось плавать по морю. Каюта была совсем крошечная, но светлая, обшитая деревом (на панелях летали птицы, пламенели драконы) и очень чистая. Туника молодого короля оказалась великовата, но Люси ее кое-как приладила, а вот башмаки, сапоги и сандалии были сильно велики, но ей нравилось ходить по кораблю босиком. Переодевшись, она посмотрела в окно на убегающую назад воду и глубоко, радостно вздохнула. Она не сомневалась, что плавание будет чудесное.
Глава вторая
На борту корабля
– А вот и Люси! – сказал Каспиан. – Мы тебя ждем. Это – мой капитан, лорд Дриниан.
Черноволосый человек опустился на колено и поцеловал Люси руку. Кроме него, на палубе были Рипичип и Эдмунд.
– А где Юстэс? – спросила Люси.
– В постели, – ответил Эдмунд, – и вряд ли мы ему поможем. Он только сердится, если с ним хочешь по-хорошему.
– Нам с вами надо поговорить, – сказал Каспиан.
– Еще бы, – сказал Эдмунд, – и прежде всего о времени. Год тому назад мы покинули эту страну перед самой твоей коронацией. Сколько же прошло с тех пор у вас?
– Ровно три года, – сказал Каспиан.
– Ну и как, все в порядке? – спросил Эдмунд.
– Разве я мог бы покинуть королевство, если бы что-нибудь было не в порядке? – отвечал король. – Все прекрасно, лучше и быть не может. Все распри между моими подданными – гномами, фавнами, говорящими зверями и всеми прочими – улажены. Прошлым летом мы так отделали у границы наших соседей-великанов, что они теперь платят нам дань. Пока я в плавании, страной правит очень хороший регент, лорд Трам. Помните такого гнома?
– Милый Трам! – воскликнула Люси. – Как не помнить! Лучшего не выберешь!
– Да, сударыня, – подтвердил Дриниан. – Он верен, как барсук, и храбр, как… как мышь. – Дриниан хотел сказать «как лев», но заметил, что на него смотрит Рипичип.
– А куда мы плывем? – спросил Эдмунд.
– Это длинная история, – сказал Каспиан. – Вы, наверное, помните, когда я был маленьким, мой коварный дядя Мираз отослал в дальние моря семерых лордов, друзей моего отца, которые могли встать на мою сторону. Он поручил им обследовать все, что к востоку от Одиноких Островов.
– Да, – сказала Люси, – и ни один из них не вернулся.
– Верно. Так вот, в день моей коронации я, с благословения Аслана, дал клятву: как только в Нарнии воцарится мир, я отправлюсь на восток и буду плыть один год и один день, чтобы отыскать друзей моего отца или, узнав об их гибели, отомстить за них. Звали их лорд Ревелиан, лорд Берн, лорд Аргоз, лорд Мавроморн, лорд Октезиан, лорд Рестимар и… опять забыл!..
– Лорд Руп, ваше величество, – подсказал Дриниан.
– Да, да, конечно, Руп, – подхватил Каспиан. – Вот моя главная цель. Но у Рипичипа есть один замысел, – все посмотрели на маленького рыцаря, – еще более возвышенный.
– Высокий, как мой дух, – сказал Рипичип, – или как мой рост. Почему бы нам не доплыть до восточного края света? Мне кажется, что именно там страна Аслана. Великий Лев всегда приходит с востока, из-за моря.
– Прекрасный замысел! – с уважением сказал Эдмунд.
– Ты думаешь, – спросила Люси, – страна Аслана – такая?.. То есть до нее
Где сливаются небо и моря волна,
Где вода морская не солона,
Вот там, мой дружок,
Найдешь ты Восток,
Самый восточный Восток.
Не знаю, как это понимать, но слова меня околдовали.
Люси помолчала и спросила:
– Каспиан, а где мы сейчас?
– Это лучше знать капитану, – сказал король, и Дриниан тут же достал карту и развернул ее на столе.
– Мы вот здесь, – показал он на карте. – Точнее, мы были здесь в полдень. Мы покинули Кэр-Параваль с попутным ветром и уже через день достигли Гальмы. Там мы пробыли неделю, поскольку герцог Гальмский устроил в честь его величества большой турнир. Король наш выбил из седла многих рыцарей…
– …и сам свалился не раз, – вставил Каспиан. – До сих пор синяки.
– …многих рыцарей, – недовольно повторил Дриниан. – Мы думали, герцогу пришлось бы по сердцу, если бы наш король женился на его дочери, но из этого ничего не вышло…
– Она косая и с веснушками, – объяснил Каспиан.
– Бедная девочка! – сказала Люси.
– …и мы покинули Гальму, – продолжал Дриниан, – и два дня шли на веслах, а потом снова подул ветер, так что лишь на четвертый день после Гальмы мы добрались до Теревинфии.
Теревинфский король посоветовал нам не сходить на берег, ибо в его стране свирепствует какая-то болезнь, так что мы бросили якорь в устье реки, подальше от столицы, и стали ждать. Через три дня подул юго-восточный ветер, и мы взяли курс к Семи Островам. На третий день нас догнал пиратский корабль (судя по оснастке – теревинфский), но мы стали стрелять из луков, и ему пришлось спасаться бегством…
– А мы бросились за ним в погоню, взяли на абордаж и расправились с мерзавцами! – вставил Рипичип.
– Через пять дней мы достигли Мьюла, самого западного из Семи Островов, прошли на веслах весь пролив и перед самым закатом солнца бросили якорь в Алой Гавани, на острове Брэн, где нас встретили очень приветливо, вдоволь снабдили провизией и водой. Шесть дней спустя мы покинули Алую Гавань и быстро двинулись на восток. Надеюсь, через день-другой мы увидим Одинокие Острова… В общем, в море мы дней тридцать и проплыли больше четырехсот лиг.
– А сколько нам плыть после Островов? – спросила Люси.
– Никто не знает, ваше величество, – ответил Дриниан. – Разве что на Островах скажут.
– В наше время они и сами не знали, – заметил Эдмунд.
– Значит, – сказал Рипичип, – настоящие приключения начнутся только после Островов.
Каспиан спросил, не желают ли они до ужина осмотреть корабль, но Люси почувствовала угрызения совести и сказала:
– Нет, я сперва навещу Юстэса. Ужасная это вещь, морская болезнь. Ах, если бы у меня было мое снадобье, я бы сразу его выле-чила!
– А оно здесь, – сказал Каспиан. – Я совсем о нем забыл. Когда ты его оставила, я решил, что это – одно из королевских сокровищ, и взял с собой. Только… стоит ли его тратить на морскую болезнь?
– Я возьму одну капельку, – сказала Люси.
Каспиан открыл сундук, стоявший под скамьей, и достал красивую алмазную бутылочку, хорошо знакомую Люси.
– Бери, королева, – сказал он, – то, что тебе принадлежит. – И они вышли из каюты на залитую солнцем палубу.
На палубе было два больших продолговатых люка: один перед мачтой, другой – позади нее, и оба, как всегда в хорошую погоду, были распахнуты настежь, чтобы внутрь корабля попадало больше света и воздуха. Каспиан подвел гостей к заднему люку, и, спустившись по трапу, они оказались в большом помещении, где от борта к борту стояли скамьи. Свет проникал сюда сквозь отверстия для весел, и солнечные зайчики резво прыгали по потолку. Конечно, корабль Каспиана не был этой ужасной штукой – галерой, где гребут прикованные цепями рабы. Веслами пользовались только тогда, когда стихал ветер или когда входили в гавань; и тут уж все, кроме коротколапого Рипичипа, по очереди сменяли друг друга. Место под скамьями было свободно, а посередине, от носа до кормы, тянулся трюм, заполненный всевозможными съестными припасами: здесь были мешки с мукой, бочки с водой и пивом, горшки с медом, бутылки вина, яблоки, орехи, сыры, ящики с солониной, галеты, репа. На потолке (то есть с изнанки палубы) висели окорока и связки лука, и гамаки, в которых спали матросы. Каспиан повел гостей к корме, ступая со скамьи на скамью; сам он шагал, Люси почти прыгала, а Рипичип летел по воздуху. Вскоре они добрались до деревянной переборки. Каспиан открыл дверь, и все вошли в каюту, которая помещалась на корме, под палубой. Конечно, тут было не так уж удобно. Потолок был низкий, стены круто сходились книзу, пола почти не было, а окна из толстого стекла никогда не открывались, ибо находились под водой. Сейчас корабль покачивало, и они становились то золотистыми от солнца, то темно-зелеными, как море.