— Кто сбежал? — спросил я чуть слышно.
— Черная пантера. Но, к счастью, ее уже поймали и привели обратно. Так что никакой сенсации, молодой человек.
Я готов был расцеловать его. Но все-таки надо было убедиться окончательно.
— Простите, — сказал я, — а дрессированный кот наверное не сбегал у вас?
— Дрессированный… кто? — поднял брови директор.
— Кот.
Вместо ответа директор захохотал. Хохотал он раскатисто, так что зазвенела ложечка в стакане с недопитым кофе.
— Не понимаю, — заметил я. — Чему вы смеетесь?
Он замолчал и принялся вытирать побагровевшее лицо клетчатым носовым платком. Потом он громко высморкался и сказал:
— Вы оригинал. Страшный оригинал. Хо-хо-хо. Дрессированных котов не бывает.
— Как «не бывает»?
— Так, не бывает. Коты — самые глупые животные на свете. Никто не берется их дрессировать. Бесполезно. Кошек — еще можно, но только трехцветных…
— А если бы я показал вам дрессированного кота?
— Все равно бы не поверил.
— А если бы этот дрессированный кот даже умел разговаривать?
— Не поверил бы…
— Даже и поговорив с ним самим?
— Даже и в этом случае… То есть с кем это я должен поговорить?
— С котом. С котом, который говорит по-русски не хуже нас с вами.
— Слушайте, вы, — повысил голос директор. — Бросьте ваши идиотские трюки. Говорите, что вам надо, или до свидания.
— Хорошо, — сказал я. — Если у вас никто не убегал, до свиданья.
Я повернулся, чтобы уйти, но он остановил меня.
— Подождите-ка! — закричал он. — Зачем вы придумали эту штуку с котом?
— Я ничего не придумал.
— Значит, у вас есть дрессированный кот?
— Предположим.
— Есть или нет?
— Ну, есть.
— И он произносит слова?
— Целые фразы. Может даже сделать доклад о международном положении.
— Послушайте, — сказал директор, — а вы сами, молодой человек, ниоткуда не убежали?
— Ну, раз вы мне не верите…
— Конечно не верю. И все-таки, если вы покажете мне кота, которого вы научили мяукать так, что его мяуканье хотя бы отдаленно напоминает человеческую речь, я…
— Что вы сделаете?
— Что я сделаю? Ничего не сделаю… Но я сильно опасаюсь, что один из нас сошел с ума.
— До свиданья, — сказал я.
— Нет, подождите. Где этот кот?
— У меня дома.
— А, черт, была не была. Едем. Если этот кот может произнести хотя бы три слова, я возьму его. И разумеется, вас вместе с ним.
— Но позвольте…
— Нет уж, теперь вы позвольте. Едем… Об условиях потом. Если кот разговаривает, вы не будете на меня в обиде.
— Но я не думаю…
— Меня не интересует, что вы думаете. Я должен посмотреть вашего кота. Девушка, машину к подъезду.
«Пожалуй, даже лучше, если он посмотрит Сократа, — рассуждал я сам с собой, спускаясь вслед за толстяком по крутой лестнице запасного выхода. По крайней мере, проверю свои вчерашние впечатления».
Всю дорогу, пока машина медленно ползла по людным улицам центра, толстяк не давал мне покоя:
— Значит, говорит? Десять слов?… Хо-хо, подумать только!… Пятнадцать?… Ай-я-яй! Двадцать? Нет-нет, быть не может… Не верю… нет…
Когда мы подъехали к дому, лифт оказался выключенным. Это называлось «санитарный день». Мы побежали наверх по бесконечным лестницам. Я чувствовал, что у меня подгибаются колени. Наконец — площадка моей квартиры. Наружная дверь была распахнута настежь. Соседка что-то жарила на кухне, и в коридоре было полно чаду. Мы с директором ворвались в коридор и, тяжело дыша, остановились перед дверью моей комнаты. Я прислушался. За дверью все было тихо. Я принялся шарить по карманам в поисках ключа. Когда я волнуюсь, я никогда не могу сразу найти его.
Вдруг я услышал, как за дверью что-то щелкнуло. Щелчок был очень явственный. Толстяк-директор тоже слышал его. Он сразу насторожился. Я приложил ухо к двери, и директор последовал моему примеру. До нас донеслись обрывки разговора.
— Видишь, что ты натворил, нехороший мальчик, — произнес мягкий, удивительно приятный женский голос. — Счастье еще, что мы сразу нашли его. Скорее, Сократ!
— Милый мой, хороший, дорогой мой Сократ, — послышался прерывающийся детский голос. — Никогда-никогда я больше не сделаю так. Прости меня, Сократик.
— Быстрее, Ксан, быстрее. Если папа догадается, что мы с тобой опять трогали его машину, он будет очень сердиться. Бери на руки Сократа, нам пора…
— Подождите, — отчаянно закричал я через дверь. — Подождите, пожалуйста! Одну минуту! Мне обязательно надо поговорить с вами… Пожалуйста… Боже мой, куда я засунул этот проклятый ключ!…
Наконец я нащупал ключ в кармане джемпера. Руки у меня тряслись, и я не сразу попал в замочную скважину. Еще не успев распахнуть дверь, я уже знал, что опоздаю. Наверно, они очень торопились — ведь в квартире было полно чаду. А может быть, просто не хотели встречаться с нами… Кто знает?…
Комната, разумеется, оказалась уже пустой. И Сократа на диване не было.
Я позвал его, уверенный, что он не откликнется. И Сократ, разумеется, не откликнулся. Они должны были находиться где-то совсем близко — и мама, и Ксан, и Сократ. И в то же время никакое самое гигантское межгалактическое расстояние не могло отдалить их от меня более надежно и безвозвратно. Когда, через сколько десятков или сотен лет они снова появятся в этой комнате?…
«Какой же я болван! Вместо того, чтобы сразу догадаться, в чем дело, и сидеть здесь возле Сократа, отправился шастать по городу… Пошел в цирк! Конечно они должны были явиться за своим Сократом. Не могли же они покинуть его в беде. И он знал об этом. Знал, что его непременно выручат. Поэтому спокойно улегся спать…»
Я сел на диван и обхватил руками голову. Мне хотелось кричать от тоски и досады.
Кто-то тронул меня за плечо.
Толстяк директор стоял рядом и сосредоточенно покачивал седой головой.
— Ну ладно, — сказал он. — Кончайте! Очень-очень неплохо. Это может иметь успех. Кое-что мы, — пожалуй, изменим, но в принципе я согласен. Ново и оригинально. Надо было сразу сказать, в чем дело. Незачем было выдумывать всю эту дурацкую историю с котом. Что я, не артист? Хорошего номера от халтуры не отличу?
— О чем вы? — тихо спросил я.
— Еще спрашивает! Обо всем в целом. Иллюзия была полной: и ваше волнение, и эти голоса за дверью, даже иллюзия запаха: какая-то удивительная смесь озона и необычайно тонких духов. Если эту иллюзию передать всему зрительному залу, успех будет необыкновенный. У нас мало хороших иллюзионистов. Можно сказать, почти нет. Номер будет иметь успех.
— Никакого номера не будет, — устало сказал я. — Все кончилось, не начавшись. Простите меня, пожалуйста, и оставьте одного.
— Бросьте ломаться, — сказал он. — Договоримся.
— Никогда.
— Но почему?
Что я мог сказать ему? Как объяснить? Мой взгляд упал на магнитофон.
— Вот, — я указал на магнитофон. — Видите? Ничего не было. Я обманул вас. Это всего лишь магнитная запись.
Он не поверил. Покачал головой, потом заявил:
— Ладно, я подожду. Я понимаю — реакция. Это не легко, после такого напряжения. Вот телефон. Позвоните потом. А насчет магнитофона — зря… Он ведь был выключен, когда мы вошли в комнату. Я посмотрел. И главное, этот запах. Я-то знаю: таких духов в действительности не бывает…
Он положил листок бумаги на стол и тихонько вышел, притворив за собой дверь.
Да, он был настоящий артист, этот толстяк директор. И он умел ценить прекрасное. Жаль, что обману его надежды. Он не ошибся… Это были удивительные духи. Их запах — единственное, что осталось мне на память о моих гостях. Наверно, мама очень красива. Такими чудесными духами может пользоваться только очень красивая женщина. И безусловно, она очень смелая. Наверно, они все смелые. Даже Сократ… Как жаль, что вчера я не догадался сфотографировать его…
Впрочем, у меня осталась еще магнитная лента. Запись ночного интервью. А осталась ли?… Мама выключила магнитофон при своем появлении. Но эта штука, на которой они прилетели, могла испортить запись… Я торопливо перемотал ленту и включил магнитофон. Ну ясно: ничего — ни слова… Запись полностью исчезла… Ваша предосторожность оказалась излишней, мама: вы могли бы и не выключать магнитофона. Все равно мы не узнали бы ничего…
Как может не повезти человеку!… А собственно, почему — «не повезти»?… Ведь я видел Сократа, даже разговаривал с ним. Слышал голоса мамы и Ксана. Узнал, какие они будут. Ужасно мало, конечно, узнал… Но другие и этого не знают. Наша паспортистка, например. А надо, чтобы все узнали. Непременно надо! Плохо, конечно, что у меня не осталось доказательств. Но можно обойтись и без них…
Я подошел к письменному столу и увидел свою неоконченную рукопись. Ага: «необратимость времени подтверждается уже тем, что…» Теперь это в корзину.
Я позвонил редактору и сказал, что очерка о пространстве и времени не будет. Вместо него будет фантастический рассказ. А потом я сел за стол и написал вот этот рассказ.
Может быть, его и не напечатают. Редактор сочтет мой рассказ слишком фантастическим. Тогда я сам буду перечитывать его иногда в темные мартовские вечера. Перечитывать и прислушиваться: не царапается ли за стеклом Сократ…
Концентратор гравитации
— Ты должен помочь мне, Стив, — сказал Джо. — Я окончательно сел на мель…
— Но твое последнее изобретение, — поднял брови Стив, — неужели опять?…
— Да… Собственно, автомат в контрольном бюро сначала высказался как-то неопределенно: идея оригинальна, в схеме есть элементы новизны, в целом требует углубленного анализа. Окончательный ответ получил сегодня. Вот… — Джо протянул приятелю кусок перфорированной алюминиевой фольги. Видишь? Уже было: предложено впервые в 1973 году. Практически не применялось… Слишком упрощало управление многими процессами. У парня была голова на плечах. Додуматься в те времена…
— А кто он? — поинтересовался Стив, лениво потягивая из бокала зеленоватую муссирующую жидкость, поданную белым автоматом.
Джо невесело усмехнулся.
— Кто теперь помнит имена… Тут указан помер патента: США — 103109725. Историк, может, и раскопал бы подробности в каком-нибудь хранилище бумажных документов. Мне это ни к чему.
— Не везет тебе, Джо, — заметил Стив, снова поднося к губам бокал.
Друзья сидели за маленьким овальным столиком в самом углу большого низкого зала. Обеденный перерыв давно кончился. Кафе-автомат, расположенное на восьмом подземном этаже огромного здания концерна Голфорби, было почти пусто.
Джо поставил на столик пустой бокал. Бесшумно подкатил белый автомат. Приглашающе мигнул золотистым глазком. Джо отрицательно махнул рукой, отвернулся.
— Я плачу, Джо, — сказал Стив.
Он небрежно швырнул монету в серебристую раковину на груди автомата.
Послышался мелодичный звон, мягкий голос негромко произнес:
— Благодарю. Пейте на здоровье.
Перед Джо появился второй бокал, до краев наполненный зеленоватым напитком «голфорби», «легко усваиваемым, приятным на вкус, высококалорийным, питательным и тонизирующим», как беззвучно кричали световые надписи, бегущие по стенам зала.
Джо кивнул. Взял бокал. Пока он пил, Стив молча наблюдал за ним.
«Сдает Джо, — думал Стив. — Глаза потускнели, лысеет, и цвет лица нездоровый. Одет кое-как: свитер из самого дешевого синтетика. Носит его вторую неделю, а может быть, дольше. Чертовски талантливый парень, а неудачник…»
— Просто не знаю, что тебе посоветовать, Джо, — задумчиво сказал Стив, когда Джо покончил со вторым бокалом «голфорби». — Нашему концерну инженеры не нужны. Поговаривают о новом сокращении. Обслуживающего персонала совсем не осталось — заменили автоматами… Разве агентом по продаже автоматов? Если хочешь, поговорю с мистером Голфорби-младшим.
— Нет, — решительно сказал Джо, — для этого не гожусь. Я до краев начинен новыми проектами. Мне бы в конструкторскую группу… Или раздобыть денег и продолжить работы у себя в лаборатории. Я сейчас бьюсь над одной интересной штукой… Ты можешь одолжить мне еще денег, Стив?
— Пожалуй… Но того, что я в силах предложить, едва ли хватит… Я работаю всего три часа в день, и, сам понимаешь…
— В конструкторском бюро?
— Нет, — Стив смущенно кашлянул, — видишь ли, там платили гроши. Я владею несколькими языками. Мистер Голфорби-младший узнал об этом и предложил мне должность утреннего секретаря. По утрам мистер Голфорби занимается техническими вопросами, знакомится с проспектами фирм, проектами автоматов, запускаемых в серийное производство. Он в технике ни беса не смыслит. Ему нужен кто-то, чтобы не наделать глупостей… Хитрый старый крокодил! Эксплуатирует меня как специалиста, а платит как техническому секретарю. В час дня он кончает заниматься техникой. Автомат подает ему в кабинет завтрак, а я… мой рабочий день окончен.
— Как же шеф обходится без тебя после завтрака? — поинтересовался Джо.
— Вторую половину дня мистер Голфорби-младший занимается финансовыми делами, диктует письма. Тогда при нем неотлучно находится дневной секретарь — мисс Баркли. Впрочем, он собирается и ее заменить автоматом.
— Я мог бы спроектировать такой автомат, — заметил Джо.
— Он давно спроектирован, только мистер Голфорби все не может решить, какую придать внешнюю форму — девушки или особы постарше, и потом цвет волос, глаз и все прочее. Мистеру Голфорби не остается времени продумать детали.
— Неужели он один командует концерном?
— Фактически так получается, Джо. Мистер Голфорби-младший подозрителен и недоверчив. Все предпочитает решать сам. Изредка собирает совет директоров, но это только в крайних случаях. Новые крупные вложения в производство или что-нибудь подобное…
— Король автоматов, — с оттенком зависти и горечи заметил Джо. Властелин тупой, абсолютный и всемогущий.
— Ну, последнее не совсем… — оглянувшись по сторонам, шепнул Стив. Сейчас у мистера Голфорби со всемогуществом не совсем благополучно. Ты слышал о концерне Риджерса. Они тоже делают автоматы. Мистер Голфорби пытался договориться со стариком Риджерсом. Не вышло. Теперь они смертельные враги. Мистер Голфорби, кажется, способен проглотить Риджерса не жуя. Но этот Риджерс — крепкий орешек. И главное, все дело только в нем самом. Вице-директора его концерна не прочь договориться с моим шефом, а Риджерс — ни в какую. Уверен, он еще доставит мистеру Голфорби немало хлопот…
Джо сжал пальцами лоб. Соображал что-то.
— Слушай, Стив, — сказал он наконец, — устрой мне небольшую аудиенцию у шефа в часы твоего утреннего дежурства.
— Зачем? — забеспокоился Стив.
— Хочу предложить ему… одну безделицу.
— Не примет. Вся техника идет через технический совет, главного конструктора, экспертов. Безнадежно, дружище. Я там бессилен.
— А ты постарайся, чтобы Голфорби принял меня… Ты ведь можешь это устроить. Остальное беру на себя.
— Выгонит он меня, Джо.
— Ручаюсь, что нет. А если мой проект удастся, двадцать пять процентов твои.
— Что это составит? — поинтересовался Стив.
— Ну, скажем, двести пятьдесят тысяч.
— О! — разочарованно протянул утренний секретарь мистера Голфорби-младшего. — О, Джо, этот «голфорби» ударил тебе в голову. Пойдем лучше…
— Подожди, Стив. Подумай, двести пятьдесят тысяч! После этого ты сам не захочешь оставаться утренним секретарем у мистера Голфорби. Ну, а если не выйдет, к тебе он не будет иметь претензий. Ты останешься на своем высоком посту утреннего секретаря, а я… Я пойду работать агентом по продаже автоматов.
— Но что сказать шефу? Как представить тебя?…
— Скажи что угодно. Лишь бы принял. И разумеется, не вспоминай, что мы приятели. Убежден, он клюнет на мое предложение. Тогда мы с тобой договоримся о дальнейшем. По рукам, Стив?
— Не знаю… не знаю. Боюсь остаться без места.
— Разумеется, боязливый не заработает четверть миллиона…
— Если думаешь воздействовать на его эмоциональные струны…
— Неужели ты считаешь меня окончательным болваном, Стив?
— Тогда объясни.
— Объясню… Но позже. Сначала устрой встречу. Не пожалеешь…
— Я, может, и рискнул бы, Джо, но…