Малдер смотрел на его когти и клыки, любуясь первобытной мощью зверя.
Ему оставалось лишь радоваться, что медведь уже давно мертв и хранится в виде чучела на выставке в Гувер-билдинг, но даже и теперь стеклянная стена, отделявшая его от любопытных, отнюдь не казалась лишней. Должно быть, это чучело стоило набившему его таксидермисту немалого труда.
Этот трофей был захвачен ФБР в ходе облавы на одного важного наркодельца. Охотничья экспедиция на Аляску обошлась ему в двадцать тысяч, а потом он потратил еще больше на изготовление чучела. Арестовав воротилу, ФБР конфисковало гигантского медведя в полном соответствии с уложениями акта RICO [1] , ведь экспедиция была снаряжена на средства, поступившие от незаконной торговли наркотиками, и набитый опилками зверь отошел в собственность федерального правительства.
Не зная, что с ним еще делать, ФБР выставило медведя вместе с другими изъятыми ценностями — выполненным по индивидуальному заказу мотоциклом «харлей-дэвидсон», изумрудными и бриллиантовыми ожерельями, браслетами, слитками чистого золота.
Порой Малдер покидал тихий сумрачный цокольный этаж, где он держал свои материалы, помеченные грифом «Икс», и поднимался в музей взглянуть на хранящиеся там экспонаты.
Рассматривая могучего зверя, Малдер продолжал обдумывать только что поступившее донесение о загадочной смерти, очередной рапорт под грифом «Икс», полученный от агента в Орегоне. Сведения, содержавшиеся в докладе, не лезли ни в какие рамки и вызывали у Малдера искреннее недоумение.
Когда живое существо становится жертвой такого чудовища, как этот медведь, причина смерти не вызывает никаких сомнений, зато случаи необъяснимых заболеваний порождают множество вопросов. Особенно если речь идет о таинственной инфекции, поразившей человека на территории центра медицинских исследований, только что уничтоженного огнем.
Агент Фокc Малдер всегда интересовался вопросами, оставшимися без ответа.
Он вошел в лифт и спустился в свой кабинет, намереваясь еще раз прочесть рапорт из Орегона. Потом он отправится на встречу со Скалли.
Дана Скалли, агент по особым поручениям, стояла между толстыми перегородками тренировочного стрельбища ФБР. Достав свой пистолет, девятимиллиметровый «сиг-сойер», она вставила в рукоять расширенную обойму на пятнадцать патронов и загнала еще один патрон в ствол.
Потом она отстучала команду на компьютерной клавиатуре, расположенной слева. Взвыл гидравлический механизм, и колесико блока покатилось по тросу, унося черный силуэт «противника» в двадцатиярдовую зону. Остановив мишень, Скалли протянула руку к наушникам с мягкими подушечками и аккуратно пристроила их на голове, закрыв уши и прижав дужкой золотисто-рыжие волосы.
Потом она взяла пистолет, поставила ноги на ширину плеч, навела ствол на мишень, прищурилась, целясь силуэту в лоб, и спустила курок привычным, ставшим уже бессознательным движением пальца. Ее не интересовало, куда она попала;
Скалли вновь прицелилась и продолжала выпускать пулю за пулей. Стреляные гильзы взмывали в воздух словно металлический поп-корн и со звоном падали на бетонный пол. В ноздри ударил запах пороховой гари.
Расправляясь с мишенью, она думала о тех безликих людях, что убили ее сестру Мелиссу и время от времени пытались опорочить Малдера, заставить его умолкнуть и развенчать его теории, которые шли вразрез с общепринятыми взглядами.
Скалли ни на секунду не забывала о том, что следует держать себя в руках и сохранять выдержку. Вздумай она дать волю гневу, и пули непременно уйдут в «молоко».
Она смотрела на темный силуэт мишени, но видела лишь неясные черты людей, столь глубоко вторгшихся в ее жизнь. Оспенные шрамы, вставленные в нос трубки, записи о прививках в медицинской карточке, таинственные исчезновения, подобные тому, что пережила она сама, и раковые опухоли — очевидный результат всего того, что сотворили с ней, пока она находилась в плену. У Скалли не было возможности бороться с таинственной организацией, не было целей, в которые можно было стрелять. Она могла лишь продолжать расследование. Скалли стиснула зубы и стреляла, пока не кончилась обойма.
Она сняла наушники и нажала клавишу, отдавая команду вернуть желтоватый листок мишени к исходному рубежу. Агентам ФБР вменялось в обязанность сдавать экзамены по стрельбе не реже раза в три месяца, у Скалли в запасе было еще около четырех недель, но она предпочитала тренироваться ранним
утром. В это время тир был свободен, и она могла порезвиться вволю.
Чуть позже сюда придут туристы, и прикрепленный к ним агент станет демонстрировать зевакам свое потрясающее умение обращаться с «сиг-сойером», винтовкой «М-16», а то и с пулеметом Томпсона. Скалли старалась завершить тренировку задолго до того мгновения, когда в смотровых окнах появятся изумленные лица первой на сегодняшний день группы бойскаутов или школьных учителей.
Разглядев избитую пулями мишень, Скалли с удовлетворением отметила, что все шестнадцать выстрелов кучно легли в самый центр «груди» силуэта.
Инструкторы академии ФБР в Квантико учили будущих агентов не воспринимать мишень как «человека», и Скалли целилась не в сердце, голову или бок, а скорее в «центр тяжести». Ее задачей было «поразить цель», а не убить противника.
Хороший агент обнажает ствол и стреляет в подозреваемого только в самом крайнем случае, ведь это не лучший способ довести расследование до конца, даже если иные методы не дали результата. К тому же пальба влекла за собой множество утомительных формальностей. В том случае, когда агент был вынужден открывать огонь, ему приходилось собирать все стреляные гильзы, а это порой бывало очень нелегко, особенно после ожесточенной перестрелки на бегу.
Скалли вынула бумажную мишень из зажима, оставив испещренную дырочками картонную подложку висеть на тросе. Потом она напечатала на клавиатуре команду, возвращая мишень на место, и посмотрела вверх, с изумлением обнаружив на смотровой галерее своего напарника Малдера, который стоял, прислонившись спиной к стене. Интересно, сколько времени он ее дожидается?
— Отменная стрельба, Скалли, — похвалил Малдер, но не стал интересоваться, чем она занималась — поражала мишень или разгоняла своих персональных демонов.
— Шпионишь за мной, Малдер? — шутливо осведомилась Скалли, скрывая удивление, и, помолчав несколько мгновений, добавила: — Ну? Что на этот раз?
— Очередное дело. Уж оно-то обязательно тебя заинтересует, не сомневайся, — улыбнулся Малдер.
Скалли повесила на место защитные очки и вышла вслед за Малдером. Его открытия всегда бывали необычными и захватывающими, хотя зачастую казались совершенно невероятными.
Кафе «Ке Сан коффе шопп».
Вашингтон, округ Колумбия.
Понедельник, 8:44
Покидая вместе с Малдером Гувер-билдинг, Скалли в равной степени терзалась догадками по поводу предстоящего задания и опасениями насчет того, в какую забегаловку Малдер потащит ее на сей раз. И даже вскользь брошенное им замечание «я угощаю» отнюдь не развеяло ее дурных предчувствии.
Они прошли сквозь раму металлоискателя, шагнули в дверь и спустились по гранитным ступеням. На каждом углу обширного квадратного здания стояли внушительные на вид будки, в которых дежурили облаченные в форму охранники Бюро.
Выйдя на улицу, Скалли и Малдер миновали длинную очередь туристов, которые уже начинали сколачивать первую на сегодняшний день группу для экскурсии по зданию ФБР. И хотя
большинство прохожих носили деловые костюмы, обычные для бюрократического района Вашингтона, понимающие взгляды гостей столицы подсказывали Скалли, что люди безошибочно угадывают в ней рыцаря плаща и кинжала.
Вокруг возвышались другие государственные здания, элегантные и величественные символы делового центра города, словно похваляясь друг перед другом своей архитектурой. На верхних этажах большинства этих строений располагались бесчисленные фирмы консультантов, адвокатские конторы и штаб-квартиры могущественных лоббистских организаций. Нижние этажи занимали кафе, закусочные и газетные киоски.
Малдер взялся за стеклянную дверь «Ке Сан коффе шопп».
— Ну почему ты постоянно водишь меня сюда? — спросила Скалли, разглядывая сквозь дверь немногочисленных клиентов. В чиновничьем районе Вашингтона было немало заведений, принадлежавших семьям корейских переселенцев — в основном экзотические кафетерии, бистро и рестораны, — но владельцы «Ке Сан» почему-то предпочли скопировать типичную американскую забегаловку, и результат получился довольно жалкий.
— Мне нравится это место, — заявил Малдер. — Тут кофе подают в больших стаканчиках из пенополистирола.
Скалли не стала спорить и вошла в помещение. На ее взгляд, их ждали более важные дела… к тому же она вовсе не хотела есть.
Написанное от руки меню было приколото к широкой белой доске, установленной на треножнике. Рядом с кассой располагался холодильник, набитый бутылками с водой и соками. Большую часть пространства занимала пустая стойка с мармитами для подогрева пищи; в обеденные часы здесь подавали дешевые — как с точки зрения цены, так и качества — американизированные блюда восточной кухни.
Малдер поставил кейс на один из пустующих столов и отправился к кассе, а Скалли тем временем устроилась в кресле.
— Чем тебя угостить, Скалли? — крикнул Малдер.
— Только кофе, — ответила она. Малдер поднял брови.
— Здесь отлично готовят яичницу и жареный картофель с мясом, — сказал он.
— Только кофе, — повторила Скалли. Малдер вернулся, неся в руках два больших пенополистироловых стакана. Еще до того как он поставил кофе на стол, Скалли почуяла горьковатый аромат напитка; она обхватила стакан ладонями, наслаждаясь теплом, пронзившим кончики пальцев.
Наконец Малдер приступил к делу.
— Думаю, тебя это заинтересует, — сказал он, открывая кейс и вынимая оттуда бурый бумажный конверт. — Место действия — Портленд, штат Орегон, лаборатория «ДайМар», медицинский исследовательский центр по изучению раковых заболеваний. Финансируется федеральным правительством.
Малдер протянул Скалли глянцевую брошюру с фотографиями современного научного комплекса. Корпус в стиле модерн из стекла и стали с радующей глаз деревянной отделкой и паркетными полами. Холлы богато украшены массивным резным деревом с позолотой, уставлены цветочными горшками, а лабораторные помещения сверкают белизной, чистотой и стерильностью.
— Славное местечко, — заметила Скалли, перелистав страницы. — Я немало читала об исследованиях в области раковых заболеваний, но об этой лаборатории слышу впервые.
— Центр «ДайМар» держался в тени, — ответил Малдер. — Во всяком случае, до недавнего времени.
— Что же изменилось? — спросила Скалли. Малдер вынул очередной документ — блестящую черно-белую фотографию той же самой лаборатории. Здание было разрушено, огорожено сетчатым забором и почернело от огня. Типичный пример творчества фронтового журналиста.
— Поджог и взрыв, — сказал Малдер. — Следствие еще не закончено. Это случилось полторы недели назад. В редакцию портлендской газеты поступило письмо от группы под названием «Освобождение», в котором она берет на себя ответственность за диверсию До сих пор об этой группе никто не слыхал. Судя по всему, это организация защитников прав животных, разгневанных исследованиями, которые возглавлял руководитель лаборатории доктор Дэвид Кеннесси. Исследования на высочайшем техническом уровне, по большей части засекреченные.
— Итак, это здание сожгли демонстранты.
— Вернее было бы сказать, сожгли и взорвали.
— Это уж чересчур. Как правило, такие группы ограничиваются широковещательными заявлениями и шумихой в прессе, — отозвалась Скалли, рассматривая обугленные стены.
— Совершенно верно. Видимо, кому-то захотелось покончить с исследованиями раз и навсегда.
— Что же за исследования проводил Кеннесси, если они вызвали такой яростный протест?
— Информация на этот счет скудна и расплывчата, — озабоченным тоном сообщил Малдер, морща лоб. — Речь идет о новейших методиках терапии рака, что называется, передовых рубежах прогресса. Кеннесси и его брат Дарин несколько лет работали вместе, применяя самые невероятные сочетания подходов и технологий. Дэвид по образованию биолог, специалист по медицинской химии. Дарин — инженер-электронщик.
— Электроника и терапия раковых заболеваний… — произнесла Скалли. — Эти две науки, как правило, не соприкасаются. Может быть, братья Кеннесси конструировали новый диагностический или лечебный аппарат?
— Это неизвестно, — ответил Малдер. — Полгода назад Дарин расстался с братом, бросил работу в «ДайМар» и присоединился к группе сторонников естественного образа жизни, которые обитают в чащобах орегонских лесов. Связаться с ним по телефону, разумеется, невозможно.
Скалли еще раз просмотрела брошюру, но так и не нашла списка научного персонала.
— Значит, Дэвид продолжал трудиться в одиночку, без брата? — спросила она.
— Да, — ответил Малдер. — Дэвид работал на пару с младшим компаньоном, Джереми Дорманом. Я пытался отыскать их отчеты и записи, чтобы точно выяснить суть исследований, однако большинство документов оказались изъяты. Насколько я мог понять, Кеннесси делал основной упор на малоизвестные методики, не применявшиеся ранее для лечения рака.
Скалли нахмурилась:
— Кому могли помешать занятия Кеннесси? Удалось ли ему добиться успеха? Малдер пригубил кофе.
— Судя по всему, поджигателей возмущали жестокие и, по их мнению, ничем не оправданные эксперименты над животными. Подробности неизвестны, но мне кажется, наш добрый Айболит малость отклонился от требований Женевской конвенции. — Малдер пожал плечами. — Большинство записей сожжены или уничтожены, и добыть конкретные сведения будет трудновато.
— Чем закончился пожар? Были ли человеческие жертвы? — спросила Скалли.
— По официальной версии, Дорман и Кеннесси погибли в огне, но сыщикам не удалось даже полностью собрать останки, не говоря уж о том, чтобы идентифицировать их. Не забывай, лабораторию не просто спалили — ее взорвали. Вероятно, заложили мину. Серьезные ребята. Действовали наверняка.
— Все это очень интересно, Малдер. Вот только не возьму в толк, в чем твой личный интерес.
— Сейчас объясню.
Насупив брови, Скалли бросила взгляд на глянцевый снимок разгромленной лаборатории и вернула его Малдеру.
Рядом с ними за столиками сидели мужчины в строгих костюмах. Склонившись друг к другу головами, они продолжали свои разговоры, не обращая внимания на окружающих. Скалли по привычке навострила уши. Группа сотрудников НАСА обсуждала предложения по модификации новых межпланетных кораблей, а их соседи приглушенными голосами высказывались в пользу кардинального сокращения бюджета космических программ.
— По-видимому, Кеннесси и раньше получал письма с угрозами, — продолжал Малдер, — но эта группировка появилась словно из ниоткуда и тут же собрала огромную толпу. Я не нашел ни единого упоминания об организации под названием «Освобождение» — вплоть до взрыва в «Дай-Мар», после которого они послали в «Портленд Орегониан» письмо, где берут на себя ответственность за данный террористический акт.
— Почему же Кеннесси продолжал работать в таких условиях? — Скалли вновь взяла в руки красочную брошюру и пролистала ее еще раз, вчитываясь в броские фразы вроде «прорыв в лечении раковых заболевании», «выдающиеся достижения», «до исцеления рукой подать». Скалли глубоко вздохнула. Эти слова были ей хорошо знакомы. Онкологи манипулировали подобными обещаниями начиная с пятидесятых годов.
Малдер достал еще один снимок, на котором был запечатлен мальчик одиннадцати-двенадцати лет. Он улыбался в объектив, но был похож на ходячий скелет. Изможденное лицо подростка обтягивала серая пергаментная кожа и венчала практически голая макушка.
— Это его двенадцатилетний сын Джоди. У парня последняя стадия рака крови — острая лимфобластическая лейкемия. Кеннесси спешил отыскать лекарство — жалкая кучка активистов не задержала бы его исследования ни на минуту.