Скалли сложила руки на груди и спросила:
— Куда же он подевался, этот человек?
— Мы не смогли его отыскать. Видимо, он струсил. Поэтому я в конце концов сам отправил письмо. Мир не должен оставаться в неведении!
Оказавшись на улице, Гурик бросил унылый взгляд в сторону дряхлого облупившегося фургона, покрытого рыжими пятнами грунтовки. Драные сиденья машины были завалены коробками с листовками, картами, газетными вырезками и прочими образцами печатной продукции. Кузов фургона был обляпан наклейками и переводными картинками. Малдер заметил, что один из «дворников» оторван, к счастью, на пассажирской стороне ветрового окна.
— Но я ничего не взрывал, — с жаром настаивал Гурик. — Даже камни не бросал. Мы только кричали и размахивали лозунгами. Не знаю, кто бросал бомбы, но, во всяком случае, не я.
— Расскажите нам об организации «Освобождение», — попросил Малдер, следуя заведенному порядку. — Какова ее роль в этих событиях?
— Это моя выдумка, клянусь! Организация «Освобождение» официально не зарегистрирована, в ней состоит один-единственный человек — я сам. Любой гражданин имеет право создать любую организацию, не так ли? Я и раньше так делал. В ту ночь у стен лаборатории собралось много народу, множество групп, там были люди, которых я видел впервые в жизни.
— Так кто же организовал налет на «Дай-Мар»? — спросила Скалли.
— Не знаю. — Гурик по-прежнему стоял у фургона, упираясь в него руками, но теперь он повернул голову и посмотрел на Скалли через плечо. — Мы, активисты, поддерживаем связь между группами, встречаемся, беседуем. Мы не всегда согласны друг с другом и тем не менее зачастую объединяем свои силы. Я думаю, выступление против «ДайМар» было организовано одной из мелких групп, боровшихся за права животных, против генной инженерии, либо профсоюзами или даже какой-нибудь религиозной сектой фундаменталистов. Разумеется, учитывая мои былые заслуги, они не могли оставить меня в стороне.
— Еще бы, — проворчал Малдер. Он надеялся, что арестованный поможет отыскать участников «Освобождения», но теперь создавалось впечатление, будто Гурик и есть единственный член своей собственной группы.
По его словам, огромная толпа пикетчиков собралась у лаборатории по воле никому не известных людей, устроила взрыв и пожар, уничтожила здание… и тут же рассеялась без следа, будтсГиспа-рившись. Устроители кровавого побоища очень тонко спланировали выступления отдельных групп — их членам даже в голову не пришло, что их сгоняют в одно место к определенному часу, будто стадо овец.
У Малдера создавалось впечатление, что лаборатория «ДайМар» стала жертвой тщательно разработанной акции.
— Чем же так провинилась «ДайМар»? — осведомилась Скалли.
Гурик возмущенно вскинул брови.
— Чем провинилась, спрашиваете вы?! — воскликнул он. — Жестоким обращением с животными, естественно. «ДайМар» — это медицинский исследовательский центр. Уж вы-то должны знать, чем занимаются в таких местах.
— Понятия не имею, — ответила Скалли. — Знаю лишь, что сотрудники лаборатории были на пороге важного открытия, которое могло помочь людям, страдающим раковыми заболеваниями.
Гурик фыркнул и повернул голову:
— Ну да, конечно. Можно подумать, у животных меньше прав на спокойное существование, чем у человека. Какая неслыханная мерзость — мучить животных ради продления жизни людей!
Скалли посмотрела на Малдера, не веря собственным ушам. Ну как спорить с таким субъектом?
— Между прочим, наши данные свидетельствуют о том, что исследования в «ДайМар» ограничивались опытами на крысах, — сообщил Малдер.
— Вы лжете, — отрезал Гурик. Пропустив его слова мимо ушей, Малдер повернулся к Скалли и сказал:
— Он ничего не знает. По-моему, его подставили люди, жаждавшие расправиться с Кеннесси и его лабораторией, а вину свалить на других.
Скалли вскинула брови:
— Кому это могло понадобиться и зачем? Малдер устремил на нее суровый взгляд:
— Полагаю, Патриция Кеннесси знает ответ на этот вопрос, и поэтому она в опасности.
При упоминании имени пропавшей женщины на лице Скалли появилась болезненная мина.
— Мы должны найти Патрицию и Джоди, — сказала она, — а заодно допросить Дарина. Отыскать Джоди будет несложно. Лечение раковой опухоли изрядно подточило силы мальчика, и в самое ближайшее время ему потребуется медицинская помощь. Мы должны найти его во что бы то ни стало.
— Лечение рака! — вспылил Гурик. — Вы знаете, как это делается? — Он издал горловой звук, как будто собирал слюну для плевка. — Посмотрели бы вы на эти операции, на эти химикаты, на эту аппаратуру, при помощи которой врачи терзают животных, собак и кошек, любую тварь, которую им удается подобрать на улице!
— Я очень хорошо знаю о том, как трудно продвигаются онкологические исследования, — ледяным тоном произнесла Скалли, вспоминая о том, что ей довелось пережить, о том, что лечение рака порой оказывается столь же мучительным и опасным, как и само заболевание. — Порой эксперименты дают результаты, которые можно использовать только в будущем, — продолжала она, не в силах сдерживаться. — Я не одобряю излишних страданий животных и безжалостного обращения с ними, но исследования помогают людям, помогают отыскать новые способы лечения смертельных болезней. Простите, но я никак не могу согласиться с вашими взглядами.
Гурик вывернул шею и посмотрел Скалли в лицо.
— Думаете, они не ставят опытов над людьми? — Испуганное выражение его глаз уступило место жгучей ярости. Гурик иронически скривил губы, и кожа на его выбритом лице собралась складками. — Все они ублюдки и садисты. Вы нипочем не стали бы спорить со мной, если бы собственными глазами увидели некоторые их эксперименты. — Он набрал полную грудь воздуха и добавил: — Вы не знаете всего того, что знаю я.
Административное здание Кристал-Сити
Штат Виргиния
Среда, 11:30
Адам Ленц сидел за столом в безликом, скудно обставленном кабинете и задумчиво разглядывал лежащую перед ним видеокассету. Кассета все еще воняла дымом пожара в «ДайМар», и Ленцу не терпелось поскорее ее просмотреть.
Ни на дверях кабинета, ни на новеньком столе Ленца не было табличек с его именем и должностью, неотъемлемых атрибутов власти чиновника, привычных и совершенно бесполезных. Адам Ленц был обладателем множества званий и должностей и мог выбирать любое по своему усмотрению. Ему лишь оставалось решить, какие из них лучше всего соответствуют порученному делу.
Его окружали голые стены. Кабинет помещался внутри здания, и здесь не было ни окон, ни жалюзи, через которые мог проникнуть посторонний взгляд. Да и само здание ничем не отличалось от прочих унылых государственных строений, словно ульи напичканных кабинетами, в которых отправляла свои обязанности расплодившаяся бюрократия.
По вечерам федеральные чиновники — клерки, секретари и курьеры — разъезжались по домам в Гаитенсберг, Джорджтаун, Аннаполис, Силвер-Спринг… и Кристал-Сити практически вымирал, превращаясь в город-призрак Порой Ленц специально задерживался на работе, чтобы полюбоваться стадными инстинктами масс.
Одной из обязанностей Ленца здесь, в этом безымянном федеральном здании, было наблюдение за ходом работ Дэвида и Дарина Кеннесси в лаборатории «ДайМар». Такие же исследования параллельно проводились и другими научными коллективами — в КАЛТЕХе, в амесовском центре НАСА [5] , в Институте молекулярной инженерии, даже в японской корпорации «Мицубиси», — но на счету братьев Кеннесси было несколько впечатляющих достижений и оригинальных идей, поэтому Ленцу казалось, что именно они скорее всего первыми разрешат проблему в целом.
Он следил за работой Кеннесси, был свидетелем их замечательных успехов, подгонял их и, когда нужно, сдерживал. Уже первые опыты на крысах и других мелких животных дали удивительные, порой ужасающие результаты. Разумеется, образцы и прототипы сразу же были изъяты и, как полагал Ленц, уничтожены. Однако даже после того как Дарин покинул лабораторию, Дэвид продолжал трудиться в одиночку, и весьма успешно. Развитие событий постепенно вышло из-под контроля, но Дэвид был слеп и глух.
Ленц надеялся, что конфискованная видеокассета не пострадала от огня, в котором погибла лаборатория «ДайМар». Бригада чистильщиков перерыла развалины сверху донизу в поисках улик, уцелевших образцов и документации. Обнаружив потайной сейф, они изъяли его содержимое и передали Ленцу видеокассету.
На столе Ленца стоял портативный телевизор с видеомагнитофоном. Он повернул экран к себе, воткнул вилку аппарата в сеть, запер дверь кабинета и погасил неоновые лампы, мерцавшие под потолком. Откинувшись на спинку обычного конторского кресла — он не был сторонником экстравагантных новомодных удобств, — Ленц сунул кассету в приемную щель магнитофона, настроил трекинг и громкость и приготовился смотреть.
На экране появилась сверкающая чистотой и огнями лаборатория. По клетке, предназначенной для крупных подопытных животных, расхаживала собака. Пару раз она жалобно тявкнула, неуверенно взмахивая хвостом, словно надеялась, что ее вот-вот отпустят на волю.
— Славный мой Вейдер, — произнес Дэвид Кеннесси, появляясь в поле зрения видеокамеры, и скомандовал: — Место! Сидеть!
Кеннесси прошелся по комнате, запустил пальцы в темные волосы и смахнул со лба струйку пота. Ему явно было не по себе, и он хорохорился, стараясь скрыть неуверенность. Дарин Кеннесси — вероятно, более умный из братьев — бросил исследования и залег на дно около полугода назад. Но Дэвид был не столь сообразителен и продолжал работать.
Результаты деятельности его группы представляли огромный интерес, и Дэвиду, судя по всему, захотелось еще раз подчеркнуть это, сняв видеофильм. Он не знал, что успешное завершение исследований будет означать его собственную гибель. Он слишком далеко зашел, напугав тем самым людей, которые никогда по-настоящему не верили в то, что он сумеет решить поставленную перед ним задачу.
Но Ленц знал о тяжелом заболевании сына Дэвида и понимал, что ухудшающееся состояние Джоди может подтолкнуть его отца на неоправданный риск. Это было опасно.
Кеннесси самолично настроил камеру, на мгновение заслонив объектив руками, заставив изображение вздрогнуть. Чуть поодаль у клетки с собакой стоял тучный широкоплечий ассистент Джереми Дорман, похожий на чудовище Франкенштейна рядом со своим создателем.
— Порядок, — сказал Кеннесси в микрофон камеры. На заднем плане слышались разнообразные шумы — жужжание воздушного фильтра и диагностической аппаратуры, скрежет мелких лабораторных грызунов, сновавших по своим собственным клеткам. — Щи мы вам паккажем ниста-ящее классна-е шеу — объявил Дэвид.
Можно подумать, кто-то еще помнит Эда Салливана [6] , сказал себе Ленц.
Кеннесси встал перед объективом, принял эффектную позу и сказал:
— Я изложил свои данные во всех подробностях и отправил куда следует. Предварительные эксперименты на грызунах дали ошеломляющие результаты, но мои отчеты либо остались непрочитанными, либо кому-то не хватило ума понять, что в них написано. Похоже, мои документы тонут в ваших бумажных морях, и мне это надоело. Я считаю, что сделанное нами открытие способно перевернуть мир, и думаю, что оно стоит того, чтобы кто-то из вас оторвался наконец от кроссворда и хотя бы мельком заглянул в наши записи.
Нет, господин Кеннесси, думал Ленц, глядя на экран. Ваши бумаги не потерялись. Мы очень внимательно их изучили.
— Ты же знаешь этих канцелярских крыс, Дэвид. Неужели ты думаешь, что они могут разобраться в сути работ, которые финансируют? — пробормотал Дорман и тут же прикрыл рот рукой, словно испугавшись собственной смелости.
Кеннесси посмотрел на часы и вновь перевел взгляд на ассистента.
— Вы готовы, герр Дорман? — осведомился он.
Дорман засуетился и положил руку на клетку. Сидевший в ней черный Лабрадор уткнулся носом в ладонь ассистента и чихнул. Дорман едва не выпрыгнул из собственных башмаков.
— Ты уверен, что нам стоит повторить эту процедуру? — спросил он.
Кеннесси смотрел на помощника с неприкрытым презрением:
— Нет, Джереми. Я хочу немедленно бросить эту затею, прикрыть лавочку и позволить Джоди умереть. И вообще я подумываю бросить медицину и стать почтенным бухгалтером.
Дорман растерянно замахал руками.
— Что ты, что ты, — забормотал он. — Я лишь хотел еще раз убедиться…
На дальней стене из литого бетона висел плакат, где был изображен Альберт Эйнштейн, передающий факел человеку, которого лишь немногие люди знали в лицо, — Эрику Дрекслеру. Тот, в свою очередь, протягивал факел воображаемому зрителю: Ваша очередь, господа! Дрекслер принадлежал к числу первых пламенных фантазеров и мечтателей, стоявших у истоков современной генной инженерии.
Жаль, что мы не успели до него добраться, подумал Ленц.
Черный пес выжидательно посмотрел на хозяина и уселся в центре клетки, постукивая хвостом по полу.
— Славная собачка, — пробормотал Кеннесси.
Джереми Дорман исчез из поля зрения и несколько секунд спустя появился вновь, неся в руках тяжелую мощную винтовку «смит-и-вессон». Ленц знал из донесений своих людей, что Дорман сам ездил в портлендский оружейный магазин и приобрел там винтовку за наличный расчет. И даже не включил ее в заявку на финансирование.
Покрывшись испариной, Дорман осмотрел оружие и повернулся к клетке. Кеннесси тем временем продолжал вещать:
— Сейчас я покажу вам нечто удивительное. Полагаю, нет смысла напоминать, что все будет происходить в реальности. Никаких трюков и спецэффектов. — Он скрестил руки на груди, устремил в объектив жесткий взгляд и отчеканил: — Я намерен потрясти вас до такой степени, чтобы вы наконец отбросили свои предрассудки. — Потом он повернулся к Дорману и распорядился: — Как только приготовитесь, Гридли, можете стрелять [7] .
Дорман нерешительно замялся, словно не понимая, к кому обращены слова Дэвида, потом вскинул «смит-и-вессон» и прицелился в собаку.
Кадык Дормана заходил вверх-вниз, выказывая его нервозность.
Почуя неладное, пес забился в дальний угол клетки и издал низкое угрожающее рычание. Темные глаза Вейдера встретились с глазами ассистента, и пес обнажил клыки. У Дормана затряслись руки. Лицо Кеннесси вспыхнуло от ярости.
— Стреляй, Джереми, черт бы тебя побрал! Кончай тянуть резину!
Дорман дважды спустил курок. На видеозаписи выстрелы прозвучали отрывисто, но негромко. Обе пули угодили в черного пса, отбросив его на стальные прутья. Одна из пуль попала ему в грудную клетку, другая раздробила позвоночник. Из пробитых отверстий хлынула кровь, заливая шерсть Вейдера.
Пес взвизгнул и грузно осел на пол, тяжело дыша.
Дорман тупо взирал на оружие.
— Господи, — пробормотал он. — Защитники прав животных распнут нас на кресте.
Кеннесси, не теряя ни секунды, выступил вперед и разразился заранее продуманной и отрепетированной речью. Это был его звездный час. Сколь бы напыщенными ни казались его слова, Дэвид знал, что они произведут желаемый эффект.
— Мои открытия прокладывают путь многочисленным практическим приложениям, и именно потому так много людей столь долго работали над этой проблемой. Исследователь, первым добившийся столь впечатляющего успеха, принесет обществу потрясение, равного которому не знало человечество. — Он говорил так, словно обращался к совету директоров, а тем временем в клетке за спиной Дэвида истекал кровью его питомец.
Ленц почувствовал невольное уважение к этому человеку. Он кивнул сам себе и подался вперед, положив локти на стол и наклонившись к экрану телевизора. Вот вам еще одна причина, по которой мы обязаны держать работы Кеннесси в секрете и публиковать результаты только тогда, когда это будет совершенно необходимо, думал он.
Дэвид повернулся к клетке и бросил на издыхающего пса холодный отчужденный взгляд исследователя.
— В случае такой тяжелой травмы первой задачей наномашин является отключение болевых центров пострадавшего, — сказал он.
Вейдер сидел в клетке, озадаченно вывалив наружу язык. Казалось, пес не замечает зияющих дыр в своей спине. Он неуклюже попытался привстать и тут же распластался на полу, слизывая с шерсти кровавые потеки. Еще секунду спустя его набрякшие веки медленно закрылись, и вскоре черный Лабрадор мирно уснул, положив морду на передние лапы. Он глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух.