— Куда отсюда можно двинуть? — спросил Дрой. Кивнул в сторону сизых силуэтов кривых мостков:
— Это же и есть Гавань, как я понимаю?
— Да, — подтвердил Лёвка. — Отсюда можно пойти тремя путями: через могильник, к улице Миражей и в Гавань. Мы никого не встретили, поэтому остаются два варианта. И лучше бы эти кто-то потопали к могильнику, иначе возле воды нас ждет засада.
Дрой осклабился:
— Есть и плюсы: хоть по людям постреляем, а то по птичкам — как-то неспортивно.
— Циник, — печально произнес Зеленый и побренчал тетивой арбалета.
Мы направились в сторону мутно-болотной плашки, видневшейся за береговой полосой.
Тихая Гавань была действительно тиха. В этом месте река совершала поворот, образуя широкую заводь, в которой когда-то находился небольшой причал и дом рыбака. Теперь от крепких конструкций осталась бревенчатая труха да ржавый скелет из сваренных труб, горчащий над мертвой водой. Течения в самой заводи практически не было, поэтому казалось, будто темная масса застыла под глянцевитой пленкой. Но за мысом картина кардинально менялась. Там течение имелось, и нехилое. В фарватере из-за неровности дна образовывалась турбулентность: самый настоящий омут очаровывал путников своей смертельной красотой. Воронка держалась на одном и том же месте уже не первый год, и некоторые ученые предполагали, что в глубине обжилась какая-то мощная аномалия. Исследовать омут никто не решался, да и смысла в подобном геройстве особого не было. Бурлит и пусть себе бурлит — главное, на прохожих не бросается.
У останков причала торчали мостки, отстроенные несколько лет назад неизвестно кем и без уловимой цели. Ведь рыбы в здешних водах давным-давно не водилось, ну а купаться в ядовитой луже решился бы только умалишенный мутант. Говаривали, правда, будто по ночам от этих мостков исходит призрачное свечение, и, если подойти близко-близко, можно увидеть, как возле них плещутся те, кто их соорудил. Байки, понятное дело, причем довольно нелепые — я бы и в серьезном подпитии в такой бред не поверил. Но главной достопримечательностью Тихой Гавани были вовсе не мостки и не таинственная червоточина омута. Основным объектом споров и домыслов оставался корабль. Накренившийся на правый борт баркас «Федерация» стоял на каменистом мысе, окруженный пугающим ореолом легенд и таким мощным радиационным фоном, что приблизиться к нему не решались даже ученые в продвинутой экипировке. Количество схваченных рентген на единицу времени было столь чудовищно, что надевай хоть броню «Тигр», увешанную «пузырями» да «вывертами», — прошибало влет. Дозиметры зашкаливали. Даже на расстоянии полусотни метров от судна фонило что в твоем реакторе. Откуда взялась «Федерация» здесь, в южном рукаве Припяти, — никто не ведал. Скорее всего корабль принесло из северных водосборников и прибило течением. Складывалось впечатление, будто баркас полон урана или плутония, но несколько искателей, рискнувших шустро поживиться грузом, вернулись ни с чем. Трюм был пуст.
А еще говаривали, что «Федерацию» занесло в эти края по Днепру аж из Черного моря. Кажется, лет пять назад один из бывших моряков, заделавшийся сталкером, распустил слухи, будто сама пучина отвергла проклятый промысловый корабль и отправила его в долгое путешествие супротив течения в Тихую Гавань, а команду обрекла на утопление у призрачных рыбацких мостков. Столь суровое наказание «Федерация» заслужила якобы потому, что капитан был настоящим пиратом: кроме ловли рыбы, он выслеживал отбившиеся от регаты яхты, грабил их владельцев и пускал ко дну. Сказка оказалась красивой и пошла в народ, быстро став одной из многих тем для разговоров во время нетрезвых посиделок.
Лично меня больше всего веселило несоответствие пафосного названия и неказистого внешнего вида суденышка, которое хоть и выглядело крепким, но уж никак не тянуло на целое союзное государство.
Возле мостков мы остановились. Потемневшие доски висели над гладью, покрытой радужной пленкой. Вода замерла, как под тончайшим стеклом, боясь, что ее спокойствие вот-вот потревожат.
— Мазут? — удивился Гост
— Солярка, — поправил Лёвка.
Он внимательно оглядел скользкие валуны, пригнувшись, словно пёс, ищущий след. Прошел вдоль берега, остановился возле основания мыса и обернулся.
— Нас едва не опередили.
— Ты говорил о плавсредстве, что волшебным образом доставит нас к Припяти, — напомнил Дрой. — Или мы опоздали на рейсовый кораблик?
Лёвка проигнорировал вопрос — к этой его дурацкой привычке я уже стал привыкать.
— Глядите на следы, — сказал он, указывая на еле заметные отпечатки узких шин.
— Мопеды, что ль? — подходя ближе, спросил Зеленый. Парень покачал головой.
— Велик. Один. Следы ведут в разные стороны. Вот, смотри на рисунок протектора. Кто-то подбирался к баркасу, но свалил незадолго до нашего прихода.
— И костер бросил впопыхах, — задумчиво произнес Гост, опершись на «Потрошитель», как на посох.
— Да, — кивнул Лёвка. — Видимо, горе-велосипедисту в голову пришел тот же план, что мне, но силенок не хватило в одну харю многотонную махину на воду спустить. Он и свалил несолоно хлебавши.
— Какую махину? — непонимающе уточнил Дрой.
— Вот эту, — сказал Лёвка и мотнул головой в сторону «Федерации». Он посмотрел на Дроя и пожал плечами: — Здесь других нет.
Пауза длилась секунд десять. Все соображали. Мне показалось, что мозг Дроя аж поскрипывает от напряжения, пока там цепляются друг за дружку извилины и логические звенья выстаиваются в правильный узор.
— Не понял, — наконец сдался он.
Видно, узор не сложился.
— Чего ты не понял, — проговорил Зеленый, осторожно косясь на Лёвку, словно на сумасшедшего. — Кажется, нас сватают на борт вот этого радиоактивного корыта.
— Оно не радиоактивно, — возмутился Лёвка.
— И на ходу? — подначил я его.
— Именно. Разве я вам не объяснил?
— Нет, ничего ты нам не объяснил.
— У этого баркаса обычный для здешних объектов радиационный фон.
— А счетчики Гейгера врут?
— Да.
Я умолк и обернулся за поддержкой к сталкерам. Собственные аргументы кончились. Как растолковать парню, что не все приборы ошибаются? Башковитые обитатели станции на Янтаре неоднократно делали замеры возле «Федерации» и пользовались не бирюльками вроде наших ПДА системы «пять в одном», а серьезными научно-измерительными хреновинами.
Гост стащил маску, шумно высморкался в носовой платок и подытожил:
— Похоже, мы зря сюда пёрлись.
— Большинство проблем у олдскульных сталкерюг возникают от косности мышления и стереотипной зависимости, — выдал Лёвка.
— Я тебе сейчас «фанеру» пробью, — пообещал Дрой, наливаясь кровью. — Мигом уразумеешь, как у меня с костностью в кулаках.
— В этом слове нет буквы «т», — поправил его парень. — Не кипятись, я сейчас все объясню доступным даже для тебя языком.
— По рукам. Но если вдруг не пойму — зашибу.
— Одной из характеристик счетчика Гейгера является зависимость его радиационной чувствительности от энергии ионизирующих частиц.
— Зашибу, — напомнил Дрой. — Физику преподавать иди знаешь куда…
— Да погодь ты! — одернул его Зеленый. Уточнил у Лёвки: — Если мне память не изменяет, на профессиональном жаргоне график этой зависимости называют «ходом с жесткостью»?
— Приятно иметь дело с образованной личностью, — кивнул парень.
Глаза Дроя налились кровью, взгляд потемнел. Ох, зря малой на рожон лезет — еще пару подобных ремарок, и останемся без проводника. Причем сам Лёвка попросту игнорирует взбешенного Дроя. Либо он донельзя глуп, либо заряжен на победу гораздо серьезней, чем все мы думаем. И второй вариант выглядит куда достовернее.
— Когда я впервые попал в Тихую Гавань, — продолжил Лёвка, — меня удивил один факт. Почему болты, которые я швырял возле жутко фонящего корабля, после вынесения из зоны активности не излучали? Я свинтил с палубы пару деталей, утащил подальше, проверил: обычный фон. Один очевидный факт противоречил другому не менее очевидному, а в Зоне это означает…
— Присутствие близкой аномалии, — закончил фразу Зеленый.
— Точно так. Тогда-то мне в голову и пришла мысль: а что если радиация наведенная? Вдруг на судне есть какое-то поле или артефакт, создающие иллюзию жесткого фона?
— Надо проверить на мягкое бета-излучение! — воскликнул Зеленый. — Если фонит сильно, все сразу ищут мощные гамма-частицы, а не относительно без обидные бета!
— Именно. Я притащил радиометр, оставил в окошке кварцевую пластинку и замерил. Мягкого фона не было. И тогда стало ясно — корабль не радиоактивен. Радиация наведенная, как галлюцинация. Мы видим ее на приборах, где скомпенсирован ход с жесткостью.
— Все, — решил Дрой. Он ткнул пальцем в грудь поочередно Лёвке и Зеленому. — Если вы быстро не перескажете суть идеи в одном предложении, покалечу обоих.
— Сам корабль — не источник вторичного излучения, — сказал Зеленый. — На нем есть родник аномальной энергии. Эта червоточина и создает иллюзию сильной радиоактивности.
— Уже два предложения, — нахмурился Дрой, но пыл поубавил.
— Кроме болтов и железяк, на чем-нибудь проверял? — спросил Гост у Лёвки.
— На растениях, потом на себе, — ответил тот. — Все чисто. Странно, что никто не догадался раньше.
— Ничего странного, — пробурчал Дрой. — Кому сдалась эта ржавая кочерга.
— Еще раз повторяю: она не ржавая. Баркас на ходу, более того, в баках полно солярки. Видимо, самый простой расклад никому не приходил на ум.
— Если верить следам от покрышек — кому-то все ж пришел, — нахмурился я, возвращаясь мыслями от занятной теории к практике и быту. — Зато теперь я понимаю, почему ты упорно повторял, что вдвоем мы не справимся.
Все обернулись и уставились на меня. Я пожал плечами, констатируя:
— Попробуй эту дуру в два хребта на воду столкнуть. Кишочки через попку выпадут.
— Выключайте детекторы, чтобы трескотня счетчика на нервы не действовала, и айдате сооружать настил, — сказал Лёвка. — Мостки, пожалуй, сгодятся.
— Даже если предположить, что радиация наведенная и на баркасе можно без вреда для здоровья плавать, — не сдавался Дрой, — откуда в баках горючка? Добрые зомби залили?
— Если крышки плотно подогнаны и накрепко закрыты — солярка в баке может хоть полвека храниться, и ничего с ней не станется, — отмахнулся я. — Меня другое занимает: радужные пятна на воде неспроста.
— Либо незнакомец, приходивший до нас, просто проверял топливо и неосторожно капнул в реку, либо он перед уходом пробил бак, чтобы осложнить нам жизнь, — развел руками Лёвка. — Пойду и проверю, а вы можете начинать отколупывать от мостков доски.
— Не оборзел ли — волынить?
— Не оборзел. Пока вы телитесь, успею обернуться.
Лёвка бросил мне саперку и пошел по каменистой кромке мыса к дремлющей «Федерации». Шагал он уверенно, как человек, который ни на йоту не сомневается в своей правоте. И в надцатый раз я вынужден был признать: самим бы нам потребовалась четверть часа, чтобы взвесить все «за» и «против», прежде чем подойти к объекту. Сила привычки, ничего не попишешь. И пусть. Пусть в нас сидит косность «олдскульных сталкерюг», мешающая подчас принимать ответственные решения, но именно она неоднократно спасала нам жизнь. За то и ценим.
Я закинул «калаш» за спину и крутанул саперку в ладони.
— Жаль, гвоздодера нет.
— Да уж, — покачал головой Гост. — Придется весь трамплин для ныряния разобрать, чтоб хватило досок. Надо побольше под днище этой ебамбе наложить. Да еще и не факт, что сдвинем — тонн пять весит, не меньше.
— Двое на стреме, двое работают, через десять минут меняемся, — предложил я. — Кто со мной в первой смене?
— Давай я, — сказал Дрой, передавая свой дробовик Зеленому. — Так никому и не удалось врезать: нужно же куда-то энергию девать.
Мы подошли к мосткам и оценили поле деятельности. Конструкция лишь издали казалась шаткой, а на самом деле доски были сколочены на совесть, хоть и перекошены. Поначалу я даже засомневался, что нам удастся расшатать гвозди-сотки при помощи лопатки, но Дрой грубо отобрал у меня инструмент, сунул рабочую поверхность в щель и навалился на черенок всем весом, благо прочности армейской саперке было не занимать. Как, впрочем, и ему — дури. Затрещало знатно.
— Ножом помогай, — попросил сталкер.
Я достал из ножен «десантник». Стал вгонять широкое лезвие в стык и с силой проворачивать его. Оп, а теперь — правее. И еще правее. Оп-оп.
Дело живо заспорилось, и скоро первая доска с грохотом шлепнулась в воду. Мы подтянули ее за край и бросили на берег. Принялись за следующую.
— С самого утра не могу для себя решить, — вдруг поделился Дрой, пыхтя над очередным строптивым гвоздем, — какой из наших рейдов все же самый идиотский: нынешний или тот, когда мы через подземелья на западный Янтарь поперлись?
— Предпочитаю надеяться, что высшая ступенька пьедестала почета до сих пор свободна, — отшутился я. С хрустом провернул нож. — Есть к чему стремиться.
— Я тоже оптимист, но готов поспорить: спуск на воду этого баркаса может подвинуть в рейтинге глупых поступков даже мою дипломатическую беседу с зомбаком, обвязанным динамитом. Помнишь, ты тогда еще на вышку полез?
Я передернул плечами, припоминая неприятный эпизод. Уклончиво ответил:
— Отличный у нас получился дуэт.
— Потянет… Ты же не Коломин, Минор, да?
Вопрос ушиб меня, как обухом, но я постарался не подавать виду и продолжил отколупывать доску.
— С чего ты взял?
— Я не первый год с тобой в одной связке и мало-мальски научился отличать благородные порывы разрядить обстановку от искренних признаний. — Дрой улыбнулся. — Знаешь, сколько за время нашей совместной бытности в Зоне ты сделал искренних приданий?
— Не считал.
— Одно. В тот, кстати, раз, когда сказал, что меня на куски разнесло у вышки, но «бумеранг» как-то по менял судьбу, и мы оказались живехоньки. И вовсе не оттого ты так редко совершал честные признания, что обманывал. Ты просто-напросто не болтал лишнего, как и многие из тех, кто давно топчет эту гиблую землю.
— Что же тебе мешает поверить…
— Я тебя перебью, не серчай. И скажу так: мне глубоко плевать, какая у тебя фамилия и кто из нас настоящий Коломин, за которым гонятся военные. Ты знаешь цену словам и не стал бы врать зазря. А благородное желание разрядить обстановку похвально, хотя попахивает детсадом. Но, может быть, именно за такой детсад, устроенный вовремя, я тебя и уважаю.
Я промолчал, с удвоенной силой выкрутив «десантник». Дрой всегда казался мне не очень далеким человеком, способным на безрассудства, но не хватающим звезд с неба. И, наверное, я всегда недооценивал этого веснушчатого пухляка.
— Глупо выгляжу? — поинтересовался я наконец. Дрой тут же хамски осклабился и закивал. Большим пальцем он показал себе за спину, где Гост с Зеленым следили за дорогой.
— Пацаны тебе еще выскажут, будь уверен, — хмыкнул он. — Нашелся тут посол доброй воли. Гражданин мира, йопта.
Вскоре мы поменялись ролями. Я привычным движением прижал приклад к плечу и провел стволом туда-сюда, примериваясь. Скорее для проформы, чем по причине реальной угрозы. Вернулся Лёвка и сообщил:
— Бак цел. Что у вас?
— Сам смотри.
— Еще штуки три-четыре отдирайте, и хорош.
Он скинул рюкзак, взял под мышки две доски и поволок их к «Федерации», шумно сопя и крякая. Силен, по худощавому сложению и не скажешь.
Минут через двадцать все было готово для спуска кораблика на воду: самодельный деревянный настил лежал перед носовой частью киля, вдоль правого борта зияла прокопанная канава, несколько досок торчали за кормой, чтобы послужить упорами и рычагами.
Мы присели возле баркаса, чтобы перевести дух перед решающей фазой операции.
Полностью отогнать мысли о том, что радиация ненастоящая, лично у меня так и не получилось. Не давало покоя ощущение мнимого облучения. Казалось, что каждая клетка тела протестует и пытается уклониться от тяжелых частиц, несущихся на огромных скоростях. Но птичка-интуиция не возникала, поэтому я постарался отодвинуть на задний план чувство глобальной подставы.