Я вышел наружу и погладил Звезду по носу. Сияло солнце, и бриз был холодным. У меня возникло неожиданное желание отправиться в море. Вместо этого я уселся на скамью и повертел в руках трубку.
Мы поговорили. Сидевшая, поджав под себя ноги, на коричневом диване Дара, улыбаясь, повторила историю своего происхождения от Бенедикта и адской девы Линтры, рождения и воспитания при Дворе Хаоса, обширного неэвклидового царства, где само время представляло странные проблемы случайного распределения.
— Рассказанное тобой при нашей первой встрече было ложью, — сказал я.
— С какой стати я должен верить тебе сейчас?
Она улыбнулась и принялась рассматривать свои ногти.
— Я вынуждена была тогда солгать тебе, — объяснила она, — чтобы получить то, что хотела.
— И что…
— Знания о семье, Лабиринте, картах, об Эмбере. Завоевать твое доверие, иметь от тебя ребенка.
— А разве правда не послужила бы тебе с таким же успехом?
— Едва ли. Я явилась от врага. Мои причины получить это были не из тех, что ты одобрил бы.
— Твое умение фехтовать?.. Ты тогда говорила мне, что тебя тренировал Бенедикт.
— Я училась у самого Великого Князя Бореля, Высокого Лорда Хаоса.
— И твоя внешность, — продолжал я, — она многократно менялась, когда я смотрел, как ты проходила Лабиринт. Как? А также, почему?
— Все, кто происходит от Хаоса, способны менять облик, — ответила она.
Я подумал о выступлении Дворкина в ту ночь, когда он представлялся мной.
Бенедикт кивнул.
— Отец одурачил нас своим обличьем Ганелона.
— Оберон — сын Хаоса, — подтвердила Дара. — Мятежный сын мятежного отца. Но сила по-прежнему имеется.
— Тогда почему же этого не можем делать мы? — спросил Рэндом.
Она пожала плечами.
— А вы когда-нибудь пробовали? Наверно, вы можете. С другой стороны, это могло вымереть с вашим поколением. Я не знаю. Однако, что касается меня самой, то у меня есть определенные любимые обличья, к которым я возвращаюсь в напряженные моменты. Я выросла там, где это было правилом, где другой облик был на самом деле чем-то господствующим. У меня это все еще рефлекс. Именно это вы и засвидетельствовали — в тот день.
— Дара, — спросил я, — зачем тебе понадобилось то, что ты, по твоим словам, хотела — знания о семье, Лабиринте, картах, Эмбере? И сын?
— Ладно, — вздохнула он. — Ладно. Вы уже знаете о планах Бранда — разрушить и вновь построить Эмбер?
— Да.
— Это требовало нашего согласия и сотрудничества.
— Включая убийство Мартина? — спросил Рэндом.
— Нет, — ответила она. — Мы не знали, кого он намерен был использовать в качестве средства.
— Вас бы это остановило, если бы вы знали?
— Ты задаешь гипотетический вопрос, — сказала она. — Ответь на него сам. Я рада, что Мартин все еще жив. Это все, что я могу сказать об этом.
— Ладно, — сказал Рэндом, — что насчет Бранда?
— Он сумел вступить в контакт с нашими лидерами посредством методов, узнанных им от Дворкина. У него были амбиции. Ему нужны были знания, силы. Он предложил сделку.
— Какого рода знания?
— Ну, хотя бы то, что он не знал, как уничтожить Лабиринт.
— Значит, ответственны за то, что он все-таки сделал, были ВЫ, — сказал Рэндом.
— Если ты предпочитаешь смотреть на это так.
— Предпочитаю. на пожала плечами и посмотрела на меня.
— Ты хочешь услышать эту историю?
— Давай, — я взглянул на Рэндома, и тот кивнул.
— Бранду дали то, что он хотел, — продолжила она свой рассказ. — Но ему не доверяли. Опасались, что коль скоро он будет обладать силой сформировать какой ему угодно мир, он не остановится на правлении исправленным Эмбером. Он попытается распространить свое господство и на Хаос тоже. Ослабленный Эмбер — вот что было желательно, так чтобы Хаос был сильнее, чем есть сейчас. Установление нового равновесия, дающего нам больше отражений, лежащих между нашими царствами. Было давным-давно усвоено, что эти два королевства не могут слиться, или одно — быть уничтожено, не расстроив также все процессы, находящиеся в движении между нами. В результате была бы полная статика или совершенный Хаос. И все же, хотя и видно было, что на уме у Бранда, наши лидеры пошли на соглашение с ним. Это была наилучшая возможность, какая представилась за долгие века. За нее надо было ухватиться. Чувствовалось, что с Брандом можно иметь дело, а под конец заменить, когда придет время.
— Так, значит, вы тоже планировали обман, — заметил Рэндом.
— Нет, если бы он сдержал свое слово. Но, впрочем, мы знали, что он не сдержит. Так что, мы предусмотрели ход против него.
— Какой?
— Ему бы позволили достичь своей цели, а потом уничтожили. Ему бы наследовал член королевской семьи Эмбера, который был бы также из первого семейства Хаоса, выросший среди нас и обученный для этого поста. Мерлин выводит свое происхождение из Эмбера даже с обеих сторон — через моего прадеда Бенедикта, и от тебя самого — двух самых вероятных претендентов на ваш трон.
— Ты из королевского Дома Хаоса?
Она улыбнулась.
Я поднялся, отошел, уставился на пепел на каминной решетке.
— Я нахожу несколько огорчительным быть участником проекта выведения нового вида, — произнес я, наконец. — Но как бы там ни было и, допуская — на минуту — что все сказанное тобой, правда, почему ты теперь все это нам рассказываешь?
— Потому что, — ответила она, — я опасаюсь, что лорды моего королевства зайдут ради своей мечты так же далеко, как и Бранд. Наверно, даже дальше. То равновесие, о котором я говорила. Немногие, кажется, понимают, какая это хрупкая вещь. Я путешествовала по Отражениям неподалеку от Эмбера. Я также знаю Отражения, лежащие неподалеку от Хаоса. Я встречала многих людей и видела много вещей. Потом, когда я столкнулась с Мартином и поговорила с ним, то начала чувствовать, что перемены, которые, как мне говорили, будут к лучшему, будут не просто результатом перестройки Эмбера на более приятный для моих старейшин лад. Они вместо этого превратят Эмбер во всего лишь продолжение Двора, большинство Отражений испарится и присоединится к Хаосу. Эмбер станет островом. Некоторые из моих старейшин, которые все еще испытывают боль от того, что Дворкин вообще создал Эмбер, действительно желают возвращения к временам, прежде чем это случилось. К полному Хаосу, из которого возникло все. Я смотрю на выполнение условия, как на лучшее и желаю сохранить их. Мое желание — чтобы ни одна сторона не вышла победительницей в любом конфликте.
Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Бенедикт качает головой.
— Значит, ты ни на чьей стороне.
— Мне хочется думать, что я на обеих.
— Мартин, — обратился я, — ты в этом с ней?
Он кивнул.
Рэндом рассмеялся.
— Двое вас? Против и Эмбера и Двора Хаоса? Чего вы надеетесь добиться? Как вы надеетесь способствовать этому шаткому равновесию?
— Мы не одни, — заявила она, — а план не наш.
Ее пальцы порылись в кармане. Когда она вынула их, что-то сверкнуло. Она повернула это на свет. Она держала перстень с печатью нашего отца.
— Где ты его достала? — спросил удивленно Рэндом.
— Да, где?
Бенедикт шагнул к ней и протянул руку. Она отдала ему перстень. Он внимательно изучил его.
— Это отцовский, — подтвердил он. — Как вы знаете, у него есть маленькие метки сзади, которые я видел раньше. Зачем он тебе?
— Во-первых, убедить вас, что я действую правильно, когда сообщу вам его приказы, — ответила она.
— Откуда ты вообще знаешь его? — заинтересовался я.
— Я повстречалась с ним во время его затруднений некоторое время назад, — сообщила она нам. — Фактически, можно сказать, что я помогла ему избавиться от них. Это случилось после того, как я встретила Мартина и стала относиться к Эмберу более сочувственно. Но, впрочем, ваш отец тоже очень обаятельный и убедительный человек. Я решила, что не могу просто стоять и смотреть, как он остается пленником у моей родни.
— Ты знаешь, как он вообще попал в плен?
— Я знаю только, что Бранд добился его присутствия в достаточно далеком от Эмбера Отражении, чтобы его можно было взять. Я считаю, что это было связано с ошибочным поиском несуществующего магического инструмента, могущего исцелить Лабиринт. Теперь он понимает, что сделать это может только Камень.
— То, что ты помогла ему вернуться… как это повлияло на твои отношения с твоим собственным народом?
— Не слишком хорошо. Я временно без дома.
— И ты хочешь иметь его здесь?
Она снова улыбнулась.
— Все зависит от того, как обернется дело. Если мой народ добьется своего, я с такой же скоростью вернусь — или останусь с тем, что сохранится от Отражений.
Я вытащил Карту и взглянул на нее.
— Что насчет Мерлина? Где он теперь?
— Он у них. Я боюсь, что теперь он может быть их человеком. Он знает о своем происхождении, но они долгое время занимались его воспитанием. Я не знаю, сможет ли он вырваться.
Я поднял Карту и пристально посмотрел на нее.
— Бесполезно, — сказала она. — Они не функционируют между здесь и там.
Я вспомнил, как трудна была связь по Карте, когда я находился на краю этого места. Но все равно попробовал.
Карта стала холодной в моей руке и я потянулся. Возникло самое слабое мерцание ответного присутствия. Я попробовал усерднее.
— Мерлин, это Корвин. Ты слышишь меня? — сказал я.
Я, кажется, услышал ответ. Он, казалось, был: «Я не могу». А затем — ничего. Карта потеряла свою холодность.
— Ты дозвался его? — спросила она.
— Я не уверен, — сказал я. — Но думаю, что да. Но только на миг.
— Лучше, чем я думала, — заметила она. — Либо условия хорошие, либо ваши умы очень схожи.
— Когда ты размахивала отцовской печаткой, ты говорила о каких-то приказах, — заметил Рэндом. — Каких приказах? И почему он шлет их через тебя?
— Тут дело в своевременности.
— Своевременности? Черт подери! Да он только утром уехал отсюда!
— Ему надо было закончить одно дело, прежде чем он был готов для другого. Он не имел представления, сколько на это уйдет времени. Но я была в контакте с ним как раз перед тем, как явиться сюда — хотя я едва ли была готова к приему, который получила — и теперь он готов начать следующую фазу.
— Где ты с ним говорила? — спросил я. — Где он?
— Я не имею представления, где он. Он вступил со мной в контакт.
— И…
— Он хочет, чтобы Бенедикт атаковал немедленно.
Жерар, наконец, зашевелился в огромном кресле, где он сидел и слушал. Он поднялся на ноги, заткнул большие пальцы за пояс и посмотрел на нее сверху вниз.
— Подобный приказ должен исходить прямо от отца.
— От него и исходит, — заявила она.
Он покачал головой.
— Это не имеет смысла, зачем вступать в контакт с тобой — лицом, которому мы имеем мало причин доверять — а не с одним из нас?
— Я считаю, что он в то время не мог дозваться вас. С другой стороны, он был способен дозваться меня.
— Почему?
— Он воспользовался не Картой. У него моей нет. Он воспользовался резонирующим эффектом Черной Дороги, схожим со средством, благодаря которому Бранд однажды бежал от Корвина.
— Ты много знаешь о том, что происходило.
— Да. У меня есть еще источники при Дворе, а Бранд переправился туда после вашей борьбы. Я кое-что слышала.
— Ты знаешь, где наш отец сейчас? — спросил Рэндом.
— Нет. Но я считаю, что он направился в настоящий Эмбер, посоветоваться с Дворкиным и вновь изучить повреждения первозданного Лабиринта.
— Для какой цели?
— Не знаю. Вероятно, чтобы решить, какой курс ему выбрать. Тот факт, что он дозвался меня и приказал атаковать, скорей всего означает, что он решил.
— Давно вы связывались?
— Всего несколько часов назад — по моему времени. Но я была далеко отсюда в Отражении. Я не знаю, какая тут разница во времени. Я слишком новенькая в этих делах.
— Так, значит, это могло быть чем-то крайне недавним? Возможно, лишь несколько минут назад, — задумчиво произнес Жерар. — Почему он говорил с тобой, а не с одним из нас? Я не верю, что он не мог связаться с нами, если бы он пожелал.
— Наверное для того, чтобы показать, что он смотрит на меня положительно.
— Все это может быть полной правдой, — заявил Бенедикт. — Но я не двинусь без подтверждения этого приказа.
— Фиона все еще у первозданного Лабиринта? — спросил Рэндом.
— В последний раз когда я слышал, она разбила там свой лагерь, — подтвердил я. — Я понимаю, что ты этим хочешь сказать…
Я взял Карту Фи.
— Потребовалось больше, чем один из нас, чтобы выбраться оттуда, — заметил он.
— Верно. Поэтому помоги мне.
Он поднялся, подошел ко мне. Бенедикт и Жерар тоже приблизились.
— В этом нет необходимости, — запротестовала Дара.
Я проигнорировал ее и сосредоточился на тонких чертах моей рыжей сестрицы. Спустя несколько мгновений у нас возник контакт.
— Фиона, — спросил я, видя по фону, что она все еще находится там, где сердце всего. — Отец тут?
— Да, — ответила она, натянуто улыбаясь. — Он внутри с Дворкиным. — Слушай. Дело срочное. Я не знаю, знаешь ли ты Дару или нет, но она здесь…
— Я знаю, кто она, но никогда не встречала ее.
— Ну, она утверждает, что у нее есть приказ об атаке от отца. У нее есть в поддержку ее утверждения его перстень с печатью, но он об этом прежде не говорил. Ты знаешь что-нибудь об этом?
— Нет, — ответила она. — Мы всего лишь обменялись приветствиями, когда он с Дворкиным пришли сюда посмотреть на Лабиринт. У меня тогда возникли некоторые подозрения, и это подтверждает их.
— Подозрения? Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, что отец собирается попробовать отремонтировать Лабиринт. При нем Камень, и я подслушала кое-что из сказанного им Дворкину. Если он сделает такую попытку, то при Дворе Хаоса узнают о ней в тот же миг, когда он начнет. Они постараются остановить его. Ему желательно нанести удар первому, чтобы держать их занятыми. Только…
— Что?
— Это убьет его, Корвин. Уж это-то я знаю. Преуспеет он или нет, по ходу дела он будет уничтожен.
— Я нахожу, что в это трудно поверить.
— В то, что король отдаст жизнь за свое королевство?
— Что отец сдаст.
— Значит, либо он сам изменился, либо ты никогда по-настоящему не знал его. Но я-то верю, что он собирается попробовать это.
— Тогда зачем посылать свой самый последний приказ с человеком, которому, как он знает, мы по-настоящему не доверяем?
— Я бы предположила, чтобы показать, что он хочет, чтобы вы ей доверяли, коль скоро он подтвердит его.
— Это, кажется, кружным путем делать дела, но я согласен, что нам не следует действовать без подтверждения. Ты можешь получить его для нас?
— Попробую. Я вызову тебя, как только поговорю с ним.
Она прервала контакт.
Я повернулся к Даре, слышавшей только мою часть разговора.
— Ты знаешь, что отец собирается сделать прямо сейчас? — спросил я ее.
— Что-то связанное с Черной Дорогой, — ответила она. — На это он указывал. Однако, что и как не сказал.
Я отвернулся. Я собрал Карты и положил их в футляр. Такой поворот событий мне не понравился. Весь этот день начался плохо, и с тех пор дела все время катились по наклонной, и к тому же лишь недавно миновало время обеда. Когда я говорил с Дворкиным, он описал мне результаты любой попытки отремонтировать Лабиринт, и они казались мне весьма ужасными. Что если отец попробует это сделать, потерпит неудачу и погибнет пытаясь? Где мы тогда окажемся? Прямо там, где теперь, только без лидера, накануне битвы — и вновь зашевелившейся проблемой наследования. Все это отвратительное дело снова вернется в наши умы, когда мы поскачем на войну. И мы все начнем свои личные приготовления к схватке друг с другом, как только разделаемся с общим врагом. Должен быть другой способ управиться с делами. Лучше отец живой и на троне, чем снова оживление интриг из-за наследования.