- Кто это? - поинтересовался Ласло, кивая на подвешенного мальчишку.
- Пит Хиггинс, - произнес, растягивая гласные, Бродвей, поглядывая в личное дело. - Прошлогодний выпускник кафедры танатологии. Восхитительные оценки и результаты выпускных экзаменов. Стажировался как маг-криминалист, а после празднования летнего солнцестояния он пропал, и долгое время мы не могли его найти.
- Патрульные выловили его утром из реки, когда им пировали русалочьи мальки. Они не повредили тело, а лишь надкусали пальцы рук, - пояснила Гурдун и продолжила. - По предварительной экспертизе он умер от передозировки дурманом. Патологоанатомы обследовали его и обнаружили полупереваренных гусениц дурман-мотылька в желудке.
- Характер ссадин на челюсти говорят о том, что его принуждали жевать гусениц, - Джонатан Ил многозначительно выдержал паузу. - Его пичкали гусеницами и заставляли заниматься колдовством.
- Это весьма удручает, дамы и господа, - проговорил Ласло. - Однако же вы созвали Тетраконклав в полном составе не только лишь из-за этого?
Гурдун смущенно закусила губу и указала пухлым пальцем на поясницу юноши.
Вначале Ласло не заметил совсем ничего необычного, затем, приглядевшись, увидел, то, что заставило его сердце болезненно екнуть.
- Метка Магос Теус, - констатировал Ласло.
Молочная кожа парнишки, гладкая, усеянная крохотными волосками цвета платины и ветвистыми речками голубоватых вен была повреждена раскаленными клеймом. Метка, застывшая на юношеской коже темным абрисом, изображала перевернутый знак всеобщей магии: глаз, пускающий слезу в верхушке своеобразной пирамиды, пылающий меч, молот и наковальня в основании фигуры. Маги-радикалы, на ауто-да-ферском сленге названные малефиками, использовали перевернутую пирамиду в качестве символа революционного движения несколько лет назад по всей империи. Ожог выглядел расплывчатым аморфным пятном на коже, но не узнать перевернутую пирамиду было невозможно.
- Есть еще, по меньшей мере, семнадцать пропавших без вести магов, и скорее всего вскоре мы их обнаружим плавающими в реке, - неуверенно проговорила Гурдун.
- Семнадцать?! - закричал Ласло, и тетраконклавка побледнела. - Как же так вышло, что я узнаю об этом только сейчас последним?
Никто ничего не ответил.
Желтые моли, прятавшиеся до этого в его бороде, обеспокоенно разлетелись по залу, отсвечивая, как блики полыхающего костра, люминесценцинтными крылышками, сжигая шторы магическим пламенем. Ласло вскинул руку, отозвав духов-покровителей обратно к себе, и затушил разгоревшиеся шторы усилием мысли.
- Итак, - начал Ласло после выдержанной паузы. - Пропавшие. Кто они?
- Выпускники, - не сразу ответила Гурдун. - Все поголовно эскулапы и танатологи, маги магии врачевания.
- Что общественность?
- Все держится в строжайшем секрете. Мои специалисты день и нощно отслеживают магические всполохи, - произнес Джонатан Ил, руководитель Департамента прикладной спиритологии. - Но поиски осложнились с появлением Аннабель... Из-за нее мы потеряли следы, они затерялись в шумовом эхе Исхода, которое все никак не рассосется.
- Девчонка... сильный маг, - констатировала тиа Кар. - Ее удивительная сила прямо пропорциональна тому, насколько у нее изуродована душа. Первое время с ней были одни проблемы, но после стерилизации, она пошла на поправку.
- Где девчонка сейчас, тиа Кар?
- Пока что на реабилитации, но по получению письменного разрешения Секретария, мы назначим ей наставника-опекуна, и она немедленно начнет обучение.
- Ясно, - отрезал он в ответ и поспешил откланяться. - На сегодня больше никаких дел. Тиа Кар, сообщите как можно скорее Иену Маршаку, что я готов с ним встретиться, - он многозначительно взглянул на нее из-под непроницаемых синих стекол. - Вы должны были знать, о его желании, скорее со мной увидится, не так ли?
- Вы были так заняты после случившегося с Обером МакРибусом...
- Когда ауто-да-фер требует аудиенции, это важнее дел архимага Тетраконклава, тиа Кар. И даже если он обращается неофициально.
- Вы, как всегда, правы, - вздохнула тиа Кар, склонив виновато голову.
Ласло незамедлительно покинул пропахший горелыми шторами зал и поспешил в свой кабинет, на вечнозеленую опушку леса. В его посидевшей голове, как в полыхающем котле с супом, вертелась тысяча и одна мысль.
* * *
Чертовые туфли безжалостно жали Ханне ноги.
Вторые сутки она была вынуждена носить на своих двоих это средневековое орудие пыток из шкуры псины, заколотой в подворотне, освежеванной и отданной кожевеннику на обработку. Пьяный ублюдок наверняка выделывал шкуру в крохотном перерыве между опустошением кружки дешевого пива и собственного желудка, а после отдал молодому и неопытному подмастерью. Нежеланный сын рыбака и танцовщицы всей душой ненавидел свое ремесло и жаждал как можно больше страданий принести каждому, кому приведется воспользоваться плодами его вынужденного нелюбимого труда.
Эти нищенские туфли родились в ненависти, в ненависти Ханна носила их, пытаясь развернуть многострадальную стопу удобней при каждом шаге по мостовому булыжнику, все время неуклюже спотыкаясь наполовину оторванным каблуком. Она была вынуждена купить их, столичные сапоги, кои она привезла с собой из большого города, выдавали ее с потрохами и не давали лучше слиться с ролью нищенской простушки.
- Мы проделали отличную работу, я хвалю тебя, - произнес Иен.
Его тон был настолько четким, без любых колебаний, что, казалось, подстраивается под монотонный шум падающих капель и вечного уличного гама. Ханну так и подрывало высказать ему в лицо, что он просто не может и не хочет перечислить ее достоинства, что он слишком самолюбив, потому просто констатирует факт похвалы. Такой безошибочный выбор формулировки: и похвала, и любезность, и холодно подчеркнутый нейтралитет. Ее это ужасно выводило из себя, но она оставалась выглядеть скучно-сдержанной.
- Благодарю вас, - ей пришлось приподнять подол крестьянского платья, чтобы не вымочить его, и перепрыгнуть мазутную лужу, из-за этого между словами возникла пауза.
- Спасибо за сотрудничество, с тобой приятно работать, - Иен по-джентельменски подал ей руку, когда ей пришлось переступить небольшой поток, стремящийся в склизкие сточные решетки.
- Спасибо вам за предоставленную возможность.
- Ты ведь не замужем, - констатировал он больше утверждение, чем вопрос.
Ханну этот вопрос обескуражил, и скрыть удивление не вышло: ее стопа скользнула в промокшей, истязающей долгий день лодочке, и нога опасно подвернулась. Иен удержал ее от падения за плечо, но не за талию. Он сохранял выдержанную дистанцию, хотя не мог удержаться от похабных мыслей на счет ее притягательных черт.
- Нет, не довелось! - произнесла она это слишком громко.
В одной фразе она уместила все, что доступно для донесения: и то, что она не только не замужем сейчас, но и не была никогда до этого, и не дала повода для развития сколькой темы, и показала нейтральную доброжелательность, избежав бесцветного "нет".
- И почему теперь умные девушки так долго остаются незамужними? - произнес он это как-то без интереса.
- Вы меня переоцениваете.
Впереди виднелись дилижансы, всего в десяти метрах от этой диссонансной пары, а между ними стояла, вяло бурля от вонзающихся капель, темная вода, как разлегшийся кит на вулканическом серо-черном пляже. Дождь заполнил разрытую яму, которую не успели заделать брусчаткой, и теперь это миниатюрное болото вышло из берегов и растеклось на десятки метров вширь. Иен помог неофитке взобраться внутрь транспорта, однако вместе с ней не поехал.
- До свидания, наставник-магистр, - опомнилась она, когда дилижанс тронулся, а он остался на улице.
Он лишь кивнул в ответ. Его лицо раздробило калейдоскопом миллиардов дождевых капель на замутненном от ее дыхания окне. Механические кони тронулись, и, чуть дернув повозку, потащили Ханну в "Проходной двор". Проезжая мимо очередной грязной лужи, она выбросила ненавистные туфли в окно, с удовольствием расслышав последовавший за этим действием триумфальный всплеск воды, и вообразила, как ненавистная обувь кричит в беззвучных мольбах и захлебывается в грязной воде. Она добиралась-таки до гостиницы и заплатила извозчику полурослику, а затем вступила своими многострадальными ногами в воду прямо перед ступеньками на веранду "Проходного двора".
- Чтоб вас всех... - в сердцах выругалась она. Маркус в забитой под завязку харчевне трапезничал у барной стойки, где одновременно вел громогласную и задушевную беседу с хозяином гостиницы Арни.
- Моя дорогая, как вам погодка? - рассмеялся дружелюбный человечек.
- Чудная погодка, Арни, - улыбнулась Ханна в ответ краснолюдку и одними губами добавила: - Малорослый ублюдок.
Она поднялась в номер, скинула провонявшие лохмотья и поспешила набрать купель горячей водой. У нее безжалостно болел каждый сантиметр тела, и лихорадило от времени проведенного под беспрестанным дождем, пока она двое суток почти без сна и еды только наблюдала за ломбардом, старьевщик которого держал для особых покупателей запретные магические игрушки. Но она старалась не жалеть себя, не изнеживать, как была изнежена каждая дворянская девка. Смежив веки, она позволила себе расслабиться.
Вода покапывала из крана в наполненную до краев купель, пуская по недвижимой глади пульсирующие круги. Капанье напоминало ей ритмичный перестук метронома, как когда она безуспешно училась играть на клавикорде. Ей это претило, Ханна предпочитала музыке и урокам светских манер конный спорт, чем доводила своих родителей. Родители обожали третировать младшую доченьку почем зря и ставить ей в пример для подражания старшую сестрицу Беллатрису. Ей было больно наблюдать за падением любимой сестры. Прекрасная, как нежный бутон белоснежной лилии, она была завидной невестой для всех мужчин Родители выдали замуж Беллатриса за сынишку бизнес-партнера, и, несмотря на многочисленные побои Беллатрис со стороны ее горячего, про таких людей говорят кровь с молоком, мужа, родители были на седьмом небе от счастья, что так удачно выдали дочь замуж. Мамуля науськивала дочерей быть послушливыми и держать свои комментарии и ненужное мнение по любому вопросу при себе, но Ханна никогда не слушалась.
Спустившись в харчевню, она обнаружила, что Марк был на своем месте, наевшийся да почитывающий свой излюбленный "Правдоруб".
Краснолюдок предложил ей отведать супа с индейкой.
Суп был вполне приличный. Ханна довольно закусывала его чесночными гренками.
- Ну, так что? - обратился Маркус, шумно перелистывая газетный лист.
Она вопросительно воззрилась на него.
- Вы с Иеном поймали тех, кто покупал контрабанду у старого пердуна?
- Ах, ты об этом... - промямлила она, вытираясь кружевной салфеткой. - В каком-то смысле, да.
- Ха-ха, он их застрелил при попытке к бегству? - рассмеялся Маркус.
- Почти, они были вооружены вихревыми гранатами. Взрыв втянул весь ломбард со старьевщиком и сообщника покупателя, и спрессовал их до размера спичечного коробка. Второй, тот, что активировал заряд, попытался сбежать, а я нагнала его на стройплощадке. Я попыталась его задержать, и тут он достает еще гранату... Иммунитет иммунитетом, но ты знаешь, эти штуки лишь только запускают магией процессы, подчиняющиеся законам природы... Если бы не наставник... Его пес прыгнул на злодея, выбив игрушку из его руки, я едва успела ее поймать, а Иен застрелил бастарда болотной змеи на месте, - произнесла она, состроив гримасу отвращения.
- Застрелить преступника, а потом его допрашивать, - хохотнул Маркус и попросил Арни налить ему пинту горчичного пива. - В его духе.
- Сегодня он даже не отчитал меня ни разу, - вдруг сказала Ханна, уставившись на масленый портрет обнаженной толстушки с виноградом на стене.
Необычайно красивая женщина в годах, хоть и полноватая до неприличия, лежала на вычурной тахте, прикрыв свои ноги полупрозрачной шалью из какой-то черной узорчатой ткани. Желтые птички, напоминающие канарейки, только с женскими личиками, сидели на молочно-белых ветвях цветущей яблони.
- Что, прости? - рассеяно переспросил Марк.
- Иен... ну то есть, наставник-магистр. С тех пор, как мы встретились, он всегда был очень отстраненным, ежели не вовсе грубым со мной, - изложила она, не отрывая взгляда от обворожительной толстушки. - Но сегодня он похвалил меня. Да, он подбадривал меня и раньше, мол "молодец" или "ты можешь быть права", но искренне он похвалил меня только сегодня. Хоть и не так, как я надеялась. Как-то безынтересно.
- Он человек сложный, - улыбался Маркус, тоже обронив заинтересованный взгляд на картину. - У него совершенно дурной характер, а еще он самоуверенный, иногда даже напыщенный павлин. Его дар воспитал в нем ощущение своей исключительности, вот он и пафосен, насколько это возможно для простеца без голубой крови. Он совершенно не умеет признавать свои ошибки. Его девиз: делать не то, что должно, но то, что правильно. И, конечно же, что является правильным, решает он сам.
- Из-за его дара и неоднозначной репутации я выбрала его в наставники-магистры, - призналась она. - Мне с трудом удалось это, мне упорно предлагали другие кандидатуры. Его слава охотничьей гончей соседствует с репутацией неуправляемого наглеца. Это так похоже на меня. Я всегда была неуправляема, по крайней мере, так маменька считала. Она падала в обморок всегда, если я надевала мужской костюм вместо пышнозадых платьев из заокеанского паучьего шелка альвейгских мастеров, - она изобразила, будто ее тошнит.
- Как же ты попала в Секретарий, позволь спросить? Дворянская особа, знатный род. Это необычно, если честно. Неужели твои родители позволили отдать тебя пчеловодам?
- Конечно, нет, - растянула она губы в кокетливой улыбке. - Пчеловоды не ходят по аристократическим домам, чтобы вербовать дворянских детей для тайной полиции какие бы дарования у них не были. Экзархий некогда даже подписал указ о неприкосновенности детей дворян. Нет... Я сама ушла и направилась прямиком в Каерфелл, я захотела уйти в охотники на колдунов, чтобы быть полезной обществу, а не то, что другие моего статуса... Родители, ясен пень, были в ярости. Но когда они представили меня жениху, я поняла, что не хочу повторять судьбу старшей сестренки, я захотела найти собственный путь в жизни.
Маркус приподнял запотевший пивной бокал и отчеканил тост:
- За то, чтобы ты нашла, что искала.
- Он не скоро вернется в гостиницу? - спросила она, когда он допил пиво.
- Полагаю, нет, - отрезал Марк. - Сегодня у него трудный день. Еще, я полагаю, нам придется присутствовать на суде, свидетельствовать против него.
- Что ж его ждет за то, что он не застрелил Исхода? Его... - она изобразила пальцем, будто перерезает себе горло.
- Ну, уж по головке его не погладят, это уж точно.
Апотекарь задумчиво почесал пальцами подбородок.
- Я понятия не имею, ведь на суде будет