От составителя
Настоящий сборник — первая в отечественном книгоиздании попытка показать вклад современной фантастики в антирелигиозную пропаганду.
Однако значение книги, думается, не ограничивается признанием ее формального первенства в данной области, так же как ее функции не исчерпываются простым использованием возможностей обычного тематического сборника. И дело тут в том, что в книге рядом с «традиционными» разновидностями современной фантастики: научной, сказочной, сатирической, гротескной — впервые соседствует — пусть заочно, пусть в качестве отправной точки, объекта критики или мишени, наконец, — и фантастика религиозная, которая может считать себя старше любой их предшественницы. Такое соседство легко объяснить, если вспомнить классическое определение религии, данное Энгельсом: «…всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, — отражением, в котором земные силы принимают форму неземных»[1].
Религиозную фантастику из окружения родственных ей разновидностей жанра выделяют особые, только ей свойственные принципы организации элемента фантастического. «Требование веры в достоверность соответствующего сюжета отличает религиозную фантастику от фантастики некоторых литературных жанров, например басни или волшебной сказки… Чтобы эти сюжеты стали элементами религиозной картины мира, не хватает лишь того, чтобы они стали объектом
Слова инженера Марека удивительным образом перекликаются с утверждением Мустафы Монда из романа-антиутопии Олдоса Хаксли «О дивный новый мир»:
«Бог несовместим с машинами, научной медициной и всеобщим счастьем»[8]. Не слышатся ли в этом афоризме отзвуки горделивого равнодушия, с каким Пьер Симон Лаплас, знаменитый физик-астроном и математик, создатель теории образования Солнечной системы из вращающейся газовой туманности, ответил на вопрос Наполеона о том, почему он в своей «Небесной механике» ни разу не упомянул бога: «Я не нуждаюсь в подобной гипотезе»?
Впрочем, противоборства с наукой не выдерживает не только бог, но и его антипод — дьявол. В качестве примера можно привести «Договор» Уинстона П. Сэндерса.
К паре Мустафа Монд — Лаплас нетрудно добавить еще одну: Урбен Жан Леверье — Атон. Первый в 1846 году вычислил орбиту и положение невидимой с Земли планеты (ею оказался Нептун), второй повторил его подвиг в рассказе Айзека Азимова «И Тьма пришла».
Подобным аналогиям в современной фантастике несть числа. Чаще всего толчком для них служит предшествующая литературная традиция. Это не удивительно: ведь фантастика, согласно свидетельству все того же Станислава Лема, «с самого начала жила в долг — зачерпывая пригоршнями из сокровищниц всевозможного фольклора, из мифологии разных стран, из преданий, раздувая то, что охотно называется «архетипическими символами», до трансгалактических размеров»[9].
Кстати говоря, уже названный рассказ «И Тьма пришла» прекрасно иллюстрирует это утверждение польского фантаста. Начнем с того, что центральный пункт теологии азимовских служителей Культа — поглощение Лагаша «колоссальной пещерой» и наступление полного мрака — «списан» автором из древних космогонических мифов. Вспомним: победив владычицу Хаоса — Тиамат и разрубив богатырским мечом ее бездыханное тело, чтобы из получившихся половин создать небесный купол и земную твердь, глава древневавилонского пантеона Мардук на окраине Вселенной устроил таинственную пещеру с двумя входами-выходами, обращенными в разные стороны. Эта пещера, из которой попеременно выплывали и в которой потом скрывались Солнце и Луна, была преддверием мира Мертвых — ужасной страны без возврата.
И планету, на которой разворачиваются события в рассказе, Азимов весьма показательно называет именем одного из главных центров цивилизации Шумера — Лагаша. И название города Capo из рассказа — по или независимо от воли автора — созвучно саросу (греч. saros), обозначающему период, по прошествии которого в одной и той же последовательности повторяются солнечные и лунные затмения (! —