Протестов Джима не услышал бы никто. И помимо всего прочего, кроме Джона Честера командование принимать некому. Джим, Брайен и Жиль должны были отправиться в путь без провожатых, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание французов, таково было желание сэра Джона Чендоса. У Джима появилось было искушение возразить против назначения Джона Честера, но, прожив здесь почти год, он усвоил, что многие вещи нужно просто принимать такими, какие они есть.
Джон Честер – джентльмен. Очень юный и неопытный, но тем не менее – джентльмен. Даже самый опытный простолюдин ни в коем случае не может командовать джентльменом, сколь бы зелен и молод он ни был. Ergo[14], Джону Честеру придется учиться командовать, хочет он того или нет. Джим кусал локти, обдумывал ситуацию, но тут увидел в общей комнате таверны в Гастингсе Брайена, торопливо и тихо говорящего что-то своему начальнику стражи в стороне от остальных.
Внезапно Джим понял, что делать, и заозирался в поисках Теолафа. Не найдя его, Джим поднялся в комнату, которую делил с Жилем и Брайеном. Бывший начальник стражи был там. Теолаф встал при появлении Джима.
– Теолаф, я полагаю, ты второй по старшинству после юного Джона Честера?
– Так точно, милорд, – подтвердил Теолаф. – Теперь я – дворянин и превосхожу по рангу любого латника, включая Тома Сейвера, который командует людьми замка Смит.
– И, насколько я понял, – продолжал Джим, – ты можешь держать в узде отряд типа нашего и знаешь, как доставить в нужное место. Ты не похож на человека, который позволит им отбиться от рук, слишком много пить, или драться, или разбежаться по дороге.
– Нет, милорд. – Теолаф мрачно усмехнулся. – Милорд боится, что люди могут не добраться до места назначения, не донести туда оружие и, следовательно, не быть готовыми к бою?
– Ну, не то чтобы боюсь, Теолаф, – поправил его Джим. – Наверное, ты заметил, что мне симпатичен Джон Честер, но он выглядит не столь опытным, как ты и те, кого вы с Томом будете сопровождать за море под его командованием. Честеру, возможно, придется принимать решения несколько трудноватые для… – Джим замолк, подбирая слова. Он не знал, как дать понять Теолафу то, что его беспокоит, и при этом удержаться в рамках, предписанных законами этого общества. Но тот опередил его:
– Я понял, что имеет в виду милорд. – Теолаф снова усмехнулся. – Мастер Джон Честер – славный молодой джентльмен. Позвольте заверить, милорд, что вы найдете Джона Честера и остальных в указанном месте и в назначенный час. Я и Том Сейвер головы дадим на отсечение, что справимся с этим делом.
– Спасибо, Теолаф. Я полагаюсь на тебя.
– Мой господин, до сих пор у вас не было повода разочароваться во мне. Не будет его и на этот раз.
Когда Джим возвращался в общий зал, на сердце у него заметно полегчало.
Обо всем этом он и думал, плетясь к таверне «Зеленая Дверь». Его собственное положение в этом мире не сильно отличалось от положения Джона Честера среди воинов. Вот он сам: на пальце кольцо, по которому его должен опознать какой-то английский шпион, а ввязаться в это сомнительное предприятие Джиму пришлось только потому, что перед его именем стоит слово «барон».
И сэр Брайен, давно знакомый с ним, и сэр Жиль наверняка видят, что Джим не обладает ни одним из тех качеств, которыми должен обладать аристократ четырнадцатого века, не говоря уже о рыцаре-воине. Тем не менее, похоже, они легко мирятся с этим. Возможно, им помогает двойственное восприятие мира, позволяющее, например, Брайену знать, что его король – пьяница и тряпка, и в то же время наделять его всеми достоинствами, приписываемыми обычно монархам.
Внезапно Джиму пришло в голову, что Брайену это удается потому, что этот король – его король, и в глубине души можно сделать скидку, если только не пойти на сделку с самим собой. Наверняка точно так же дело обстоит и с леди Герондой Изабель де Шане – дамой сердца Брайена. Он без передышки мог говорить о ней как о сказочной, сверхъестественной, даже как о самом прекрасном, что только могло создать воображение трубадура, а минуту спустя она становилась приземленной и в высшей степени реальной женщиной. По-видимому, противоречия между двумя точками зрения, неразрывно сосуществующими в его душе, он не видит. Изабель – его дама сердца. Возможно, дело в том, что сэр Джеймс Эккерт, рыцарь, барон де Маленконтри, полумаг, абсолютно неприспособленный ни к чему, Джеймс – друг Брайена, и это позволяет сделать скидку и Джиму.
Сэр Джеймс задумался, не относятся ли Брайен и Жиль, которые, похоже, с каждым днем сближались все больше, к нему так же, как Теолаф и Том Сейвер к Джону Честеру. Может быть, они заключили между собой нечто вроде безмолвного соглашения присматривать за Джимом и направлять его действия в правильное русло, но делать это достаточно осторожно, чтобы не уронить его достоинства.
Лишь вывеска трактира «Зеленая Дверь» оторвала Джима от раздумий. Путешественники вошли в общий зал, уставленный длинными, грубо сколоченными столами со скамьями по обе стороны каждого стола. После нарастающей уличной жары прохлада и полумрак помещения были желанны, но запах в общей зале вряд ли был приятнее, если вообще чем-то отличался от смрада улиц и гавани. Хозяин, встретивший рыцарей, не имел ничего общего с тем, который приютил их в «Сломанном Якоре» в Гастингсе.
Его звали Рене Перан. Он был довольно молод, но тем не менее скорее жирноват, нежели крепок; а темная щетина на подбородке указывала на то, что последний раз трактирщик брился так давно, что и сам забыл. Его глаза, столь же темные, как и подбородок, были полны подозрения. Всем своим видом хозяин показывал, что он ничуть не доверяет своим новым постояльцам. Возможно, парень просто не любил англичан.
Тем не менее все телодвижения, полагающиеся хозяину постоялого двора, он совершил, поприветствовав рыцарей с откровенно ложным радушием. Все в том, что он делал, казалось, свидетельствовало о том, что они – досадная мелочь, отрывающая трактирщика от работы, и что он был бы счастлив отделаться от них как можно быстрее и вернуться к делам.
Хозяин проводил рыцарей в отведенную им комнату, которая если и не была такой же большой, как в «Сломанном Якоре», то, по крайней мере, была почти столь же пустой. Так называемая кровать оказалась просто платформой приблизительно той же формы и размера, как средневековые кровати, виденные Джимом ранее. Как обычно, она стояла в углу.
Кроме того, в комнате находились стол и два стула. Когда Брайен обратил внимание хозяина на то, что их трое и к ним могут прийти гости, по крайней мере один человек, тот, как показалось Джиму, с явным неудовольствием послал слугу за еще одной парой стульев.
Матросы бросили багаж на пол и ушли, получив от Джима небольшое вознаграждение. Он поспешил предложить им свои деньги, так как знал, что у Брайена их немного, если вообще есть. Что касается сэра Жиля, то судя по тому, что все его разговоры о слуге, который вроде бы должен был его сопровождать, так и остались разговорами, Джим подозревал, что дела этого джентльмена обстоят ничуть не лучше, чем у Брайена. Так что Джим еще и заказал вина.
Его принесли достаточно быстро. И кувшин, и кубки, по представлениям Джима, никак нельзя было назвать чистыми. Он, не таясь, сполоснул один из кубков вином и вытер его чистой тряпкой, которую всегда старался держать под рукой. Переселившись в средневековье, ему часто приходилось проделывать вышеописанную процедуру. Судя по всему, сэр Брайен и сэр Жиль были свято уверены в магичности этого действия.
Зато вино приятно удивило Джима. Едва пригубив из кубка, он с удивлением обнаружил, что оно ничуть не хуже того, что он пробовал в Англии. Молодое красное вино было на вкус поразительно свежо. Джима так и подмывало поделиться с друзьями своими ощущениями, но, так как и Жиль, и Брайен воздержались от каких бы то ни было комментариев, он подумал, что, может быть, мудрее будет воспринимать все как само собой разумеющееся.
– Ладно, – сэр Жиль прервался, чтобы сделать большой глоток, – теперь, когда мы здесь, с чего начнем?
– Подожди, надо подумать, – Брайен нахмурился.
Оба посмотрели на Джима. Джим все это время ломал голову над прежним вопросом, и тут его осенило, что наконец и у него появились кое-какие преимущества перед друзьями. Сэр Джон в этом мире был чем-то вроде шефа английской разведки и произвел на Джима впечатление чего-то среднего между человеком того исторического периода, в который забросило мистера Эккерта, просто отдававшего приказания низшему чину, не задумываясь над тем, как тот сможет его исполнить, и мыслящим человеком двадцатого века. В некотором смысле полусредневековый-полусовременный человек.
– Вряд ли сейчас мы сможем что-либо предпринять, – наконец отозвался Джим. Он опустил взгляд на кольцо, болтающееся на среднем пальце его правой руки. – Я буду околачиваться здесь, в общей зале таверны, выставив напоказ это кольцо, и посмотрим, что произойдет.
– Чума побери! – ругнулся Брайен. – Больше всего не люблю вот так ждать.
– Тем не менее, – Джим перевел взгляд на сэра Жиля, – полагаю, у нас нет другого выхода. Помните, мы должны вести себя тихо и привлекать как можно меньше внимания. Понятно, это не касается того, кто должен найти нас.
– Правда твоя, – проворчал Брайен, – да я и не спорю. Сэр Джон не мог дать глупого распоряжения. И все-таки это непросто для человека моего склада.
– И моего тоже, – подхватил сэр Жиль. На этих словах они с Брайеном церемонно чокнулись.
И действительно, следующие несколько дней у Брайена было достаточно причин для жалоб. Джим вряд ли мог винить его в этом. Брайен и Жиль были созданы не для секретной работы. Они куда лучше чувствовали себя в открытом поле с мечом в руках, когда враг прямо перед тобой. Тем не менее вели они себя хорошо. Хотя, так как делать было нечего и оставалось только пить, они, на взгляд Джима, слишком увлеклись этим занятием. Целыми днями они без конца бродили по всевозможным питейным заведениям и прочим злачным местам Бреста.
К исходу третьего дня обоим рыцарям пить наскучило.
Для Джима в этом не было ровным счетом ничего удивительного. В те времена население поглощало, по меркам двадцатого века, устрашающее количество крепких напитков. Но пиво было жидким, а вино – слабым. К тому же на алкогольные напитки тогда смотрели совсем иначе, чем в двадцатом веке. Вином и пивом запивали пищу, поскольку водой можно было отравиться, да еще и подхватить как минимум холеру. Кроме того, их пили как стимулирующее, расслабляющее, болеутоляющее, и, как правило, от них становилось легче на душе.
Выпив некоторое количество вина – Джим таки порой напивался, несмотря на все предосторожности, – вы достигаете состояния, когда ни зудящие укусы блох, ни вши, кишащие в одежде и волосах, не могут лишить вас душевного равновесия. Можно к тому же забыть о чрезмерной жесткости лавок и табуреток, жаре или холоде, а также многих других неприятных вещах.
По наблюдению Джима, в результате крепко пили почти все рыцари, которых он знал, но среди них не было ни одного алкоголика, за исключением короля Эдварда. Нет сомнений, что если бы эти джентльмены на старости лет не смогли двигаться и сидели бы дома у огня, то спились бы и они. Но общественные устои и собственная, переполняющая их энергия, которая накапливалась в них в связи с тем, что они вели естественный образ жизни, восставали против слишком долгого неподвижного сидения, даже за чаркой вина.
Мысленно оправдать своих друзей Джиму помогло также то, что во время своего трехдневного запоя из сплетен и толков они собрали довольно много сведений об англичанах в Бресте, об обстановке в городе и даже во всей Франции.
Все до единого англичане в Бресте, подобно Брайену и Жилю, скучали. В тавернах поговаривали о набегах и даже походе на Францию еще до прибытия экспедиционного корпуса из Англии. Его светлость граф Камберлендский, командовавший здесь, потратил немало сил, удерживая англичан от этого шага, однако ситуация осложнялась еще и тем, что в глубине души им владели те же чувства.
Брайен и Жиль также сгорали от нетерпения, ожидая распоряжений Джима.
– Насколько я понимаю, человек, который должен встретиться с нами здесь, еще не связался с тобой, – спрашивал Брайен утром четвертого дня, уплетая за столом поданный им прямо в комнату завтрак – копченая рыба, жесткая вареная баранина и чудесный свежий хлеб.
– Нет. Никто не появлялся.
– Это может длиться неделю или даже несколько недель, – пробубнил сэр Жиль: его рот был набит хлебом и бараниной. – Может быть, мы приехали раньше срока, назначенного тем, с кем нам предстоит встретиться, а возможно, он опаздывает.
– Как бы там ни было, – сэр Брайен отпил вина из кубка и со стуком опустил его на стол, – лошадей искать никогда не рано. То же касается упряжек и прочего: Бог знает, куда нам придется ехать.
– Ты думаешь, что сэр Джон не позаботился о лошадях? – удивился Джим.
– В конце концов, устроил же он нас в этой таверне.
– Проживание… это просто, – возразил сэр Брайен. На сей раз пришла его очередь бубнить с набитым ртом. Сделав пару энергичных движений челюстью и проглотив, он заговорил членораздельно: – Что касается того, как мы будем добираться до места назначения, то человек вроде сэра Джона наверняка предоставил нам самим решить эту проблему. По крайней мере, если бы на нашем месте оказался он, то взял бы это на себя. – Брайен красноречиво посмотрел на Джима. – Значит, нам нужно по крайней мере три лошади, – добавил он. – А еще лучше – шесть. Трех мы бы использовали как вьючных животных; надо же как-то везти наши вещи. Но любое приличное четвероногое обойдется недешево.
Джим сразу все понял. При деньгах был только он. Золотые монеты зашиты в одежде, которую он носит все время. Монеты помельче спрятаны в подкладке других его одежд и в ножны меча. Он располагал средствами более чем достаточными, чтобы всем троим добраться до Франции и вернуться обратно. Он, правда, еще не набрался опыта в роли землевладельца и еще не научился вытряхивать деньги из своих вассалов, но прежний владелец, сэр Хьюго де Буа де Моленконтри, бежавший во Францию, мягко говоря, брал все, что плохо лежит. После него в замке осталось множество ценных вещей, среди которых была и серебряная утварь, подозрительно похожая на церковные богослужебные принадлежности.
Готовясь к путешествию, Джим продал несколько подобных вещей в Йорчестере. В то время в ходу были монеты не только из разных стран – французские и английские, порой даже попадались германские и итальянские, – но даже из разных металлов: меди, серебра, золота. Принимались они строго по весу и виду металла, независимо от того, где чеканились.
Брайен не слишком деликатно намекал на то, что Джиму придется раскошелиться.
К этому моменту Джим уже понял, что подобные намеки Брайена естественны для этого мира и не имеют ничего общего с корыстью. Здесь, если у рыцаря есть деньги, которые можно потратить, он пойдет и потратит, ни разу не задумавшись над тем, сколько у него останется, и будет тратить до тех пор, пока кошелек не опустеет. Тут он пойдет к своему товарищу или товарищам, если они знатны, и будет принимать как должное то, что они везде будут за него платить.
Джиму казалось, что именно так и живет большинство людей его сословия. Например, один рыцарь может заехать в гости к другому и прогостить у него шесть месяцев, живя в свое удовольствие и ни на секунду не задумываясь над тем, во сколько это обойдется хозяину. Хозяин же, в свою очередь, не обращает внимания на расходы по содержанию гостя.
Так что все трое погрузились в бурные дебаты по поводу покупки лошадей. То, что рассказали Джиму друзья, трудно было назвать утешительным. Существовало две возможности достать лошадей. Хорошее животное можно было купить у англичан, приехавших в Брест со своими лошадьми. И оставался еще местный рынок.
Привезенные из Англии лошади, как правило, принадлежали рыцарям, впрочем, даже если это было и не так, владельцы очень неохотно расставались с ними, так как достать других было практически невозможно. Следовательно, цены на них были баснословно велики. То, что англичане, оказавшиеся в Бресте, понимали, что английских лошадей найти здесь очень сложно, вздувало стоимость скакунов и вовсе до небес. Животные, которых мог предоставить местный рынок, были, по мнению Брайена и Жиля, довольно жалкими по своим достоинствам и годились разве что быть вьючными лошадьми.