Who's gonna drive you home . . . tonight . . . You can 't go on, thinking nothing's wrang ... tonight ... Только теперь я поняла, что это были слёзы, которые я должна была пролить, чтобы боль в горле стала меньше. И я плакала. Половину ночи.
Глава 4
Кошка с похмелья
- Я не могу ... - Мой голос был лишь только хриплым карканьем. Я звучала так, будто мне сто лет и я вот-вот сделаю мой последний вздох. Было больно - дышать. В моём израненном горле, моих ушах, моей голове. Вообще моя голова - это было чудом, что я могла ей двигать - но когда я делала это, то сразу же наказывалась жестокой пульсацией в висках и затылке.
- Кто может веселиться и целоваться, тот может и ходить в школу, - дал безжалостно понять папа и забрал моё одеяло, так что я лежала перед ним в нижнем белье.
Это было не честно. Он не должен видеть меня такой, такой несчастной и полуголой, но я была слишком слаба, чтобы повернуться и вырвать его у него из рук. Вместо этого я зарылась головой ещё немного глубже в подушку. Потому что в моей подушке было темно, а всё яркое только ухудшало моё состояние.
- Вставай, Люси. Немедленно.
- Но я ...
- Можешь выбирать, повезу ли я тебя в школу в нижнем белье или ты сначала что-то оденешь. Через десять минут мы отправляемся. До скорого.
Измученно я застонала в подушку и проглотила грубое проклятие. Я знала, что Леандер был здесь, потому что после того, как папа вышел, чтобы подчёркнуто громко начать стучать посудой (ему что доставляло радость мучить меня?), я чувствовала, что за мной наблюдают. С трудом я пыталась, лежа в кровати и с закрытыми глазами, реконструировать, что случилось вчера вечером.
Ссора с мамой и папой и с Леандерм. Разорвала отношения с Леандером. Пошла на вечеринку к Сеппо. Узнала, что Билли переезжает. Увидела, что у Сердана есть девушка.
А потом ... потом ... потом там был этот тип, и он предложил мне маленькую бутылочку с водкой и ... и? Я напилась, позволила ему себя целовать? Украдкой я нащупала горящее место на шее, которое под моими пальцами, казалось, было слегка опухшим. О, чёрт, я не могла точно вспомнить, как это случилось. Только, что типа звали Яник, да, теперь я снова вспомнила - у него было неопределённое сходство с Леандером и Серданом.
Но было что-то ещё. Яник внезапно растянулся на траве, потому что Сердан ему врезал. Это был Сердан, кто привёл меня домой. Не сказала ли я ему что-то важное? Ещё раз я застонала; при размышлении моя голова болела, как будто все извилины мозга изранены.
Следующее, что я помнила, в любом случае происходило снова здесь, в нашей квартире. Меня рвало так, как будто я вот-вот отдам Богу душу, а мама и папа ругались перед моей дверью и ... кто-то держал мою голову. Охлаждал мой затылок. Убирал со лба волосы. Говорил со мной успокаивающе и нежно, пока я плача не заснула. Это не мог быть Сердан, мама и папа никогда бы этого не допустили. Кроме того, его, наверное, ожидали дома. Значит ... значит Леандер? Я не смогла подавить стона, когда поднималась с негнущимися суставами и оглядывалась. Леандер сидел на подоконнике, взгляд направлен в моросящий дождь, который окутал Людвигсхафен серой завесой. Его выражение лица: холодное, замкнутое, равнодушное. На меня он вообще не обращал внимания, как будто я только какая-то мебель, а не живое существо. Я что, всё себе только вообразила?
Я была пьяна, довольно сильно пьяна, и такое могло случиться, не так ли?
Ведро перед кроватью мне поставили мама и папа, а полотенце они тоже, наверное, положили на прикроватную тумбочку. Для всего остального не было доказательств. Когда я смотрела на Леандера, я не могла больше представить себе, что это было он.
Было всё, как и раньше. Леандер и я поссорились и расстались, мои родители были на меня рассержены, а теперь мне даже нельзя было ехать одной в школу на электричке.
Я всеми силами ухудшила мою ситуацию. Когда я одевалась замедленными движениями, мне пришлось несколько раз останавливаться и глубоко вдохнуть, чтобы головокружение в голове рассеялось, и мне не стало снова плохо, но папа ходил, со стучащими подошвами по коридору туда-сюда, и, давая однозначно понять, что он не собирался проявлять милосердия, и что я должна поторопиться.
Мама ещё даже не появлялась. Наверное, сегодня ночью она не спала ни одной секунды.
Для меня же казалось, спать было единственным толковым образом жизни в это утро. Леандер не двинулся с места, ни взгляда, ни слова сожаления, ни сострадания. Я тоже не смотрела на него на прямую. Но когда хотела выйти из комнаты, пошатываясь и полуслепая, он соскользнул с подоконника и вручил мне в руки мой собранный рюкзак.
Он показался мне чрезвычайно тяжёлым, но я взяла его и стояла спокойно, в то время как Леандер, молча, положил мне куртку на плечи. Несколько секунд я оставалась стоять и ждала, случиться ли что-то ещё, что покажет мне, что он сегодня ночью заботился обо мне. Я хотела уже повернуться к нему и посмотреть в глаза, как сквозняк на затылке подсказал мне, что он отошёл от меня и сел назад на подоконник.
Слишком страдая от похмелья, чтобы спросить, что всё это значит и почему он вёл себя так противоречиво, я прошаркала в коридор, позволила папе с поникшей головой, отвезти меня к катафалку и пыталась в течение пятнадцати минут, с железной дисциплиной, не наблевать на чёрные чехлы сиденья. Как и Леандер, папа тоже не сказал ни слова, после того, как мы подъехали к школе.
Он только открыл дверь, позволил мне выйти и сразу же снова исчез в машине, чтобы с визжащими колёсами умчаться прочь. Папа и визжащие колёса ... Он должно быть был бесконечно зол на меня. Когда я зашла в классную комнату, и прозвенел звонок, у меня выступил холодный пот.
Я не представляла себе, как должна буду выдержать это до обеда. При этом школа была ещё наименьшим злом, настоящий ужас будет ждать меня дома. Меры наказания от моих родителей и ледяное молчание Леандера. Я больше не могла пойти туда. Мне нужна была пауза от всего этого, нужно было отдохнуть, чтобы снова начать ясно мыслить. Как можно быстрее - даже если это было только на два-три дня.
Сеппо ... Сеппо жил в коммунальной квартире. Там точно найдётся небольшое местечко для меня, свободное от Леандера местечко, на котором я смогу свернуться калачиком и выспаться. Возможно даже в комнате Сеппо, а если нет, то там все ещё был диван в общей комнате. Ах, если уж понадобиться, я смогу переночевать и на бильярдном столе.
Всё казалось мне лучше, чем пойти снова домой. Сразу после окончания занятий я пойду к его коммунальной квартире - нет, лучше уже во время обеденной перемены, потому что папа точно захочет меня забрать.
Я должна буду опередить его. А потом ...
- Люси?
- Да ..., - ответила я жалобно и предприняла несколько попыток, не обращать внимания на холодный запах дыма, который хлынул в мою сторону. Что здесь делал господин Рюбзам? У нас ведь был двойной урок математики, а я ни разу не посмотрела на доску, а положив голову на скрещенные руки, дремала.
- Можешь пойти, пожалуйста, со мной? Нам нужно поговорить.
- Нам ... что? Но ... - Нет, это предложение мне не нужно договаривать.
Предложения с "но" сегодня категорически игнорировались моими ближними людьми, а господин Рюбзам посмотрел на меня так интенсивно, что мне сразу же стало снова плохо. Взгляды других с любопытством впились мне в спину, когда я вдоль стены - боясь споткнуться и в случае необходимости иметь возможность на что-то опереться - вышла за господином Рюбзамом наружу и последовала за ним, со всё больше становящемся расстоянием между нами, к небольшой конференц-комнате на третьем этаже. Молча, он ждал, пока я его не догнала.
Ой-ой, маленькая конференц-комната ... Это не предвещало ничего хорошего. Вообще это никогда не предвещало ничего хорошего, когда тебе забирали посреди урока. Это учителя делали только тогда, если было что-то, что они считали ещё более важным, а для учителей почти ничего не было важнее их уроков. Меня что, ожидал теперь разговор с директором? Но почему?
Только потому, что я забыла сделать несколько раз домашнее задание? Но не директор ожидал меня. Я резко остановилась, когда узнала госпожу Блау, которая уже сидела за круглым столом, дымящаяся кружка кофе и блокнот с ручкой перед собой. Она посмотрела на меня с её слегка помятой и всегда блаженной улыбкой и сделала приглашающий жест рукой на стул, стоящий рядом со мной, как будто мы собирались непринуждённо съесть сейчас вместе кусок пирога.
Госпожа Блау была нашим школьным социальным работником, и пока я ещё никогда не имела с ней дела. О, я знала, для чего она была здесь. Это да. Но до сих пор это была совершенно другая лига - к ней ходили ребята со старших классов, которых подозревали в том, что те принимали наркотики. Или турецкие девчонки, которые внезапно переставали появляться на уроках по несколько недель, потому что дома подготавливалась их свадьба. Или же госпожа Блау улаживала ссору, если на школьном дворе опять была драка. Она не всегда была здесь; она приходила только тогда, когда это было необходимо. А теперь она безусловно была здесь из-за меня.
Я считала её симпатичной, но это ничего не меняло в том, что я с удовольствием бы развернулась и уже сейчас поехала к Сеппо в Мунеденхайм. Но господин Рюбзам стоял как стена позади меня и с помощью настоятельного толчка в спину указал мне, что я должна сесть.
Когда я опустилась между ним и госпожой Блау, я сонно поняла, что на мне всё ещё была одета куртка, а при втором взгляде, что господин Рюбзам взял с собой мой рюкзак. Они хотели исключить меня из школы ... О Боже, они действительно хотели это сделать? Послать меня домой?
Ну, хорошо, подумала я после первого испуга упрямо, тогда сделайте это. Мне это подходит. Так я смогу быстрее сбежать.
- Люси ..., - начала госпожа Блау и её улыбка стала немного более чётче. - Как ты?
- Плохо, - ответила я дерзко. Для чего вообще она задала этот вопрос? Она что, хотела надо мной пошутить?
- Потому что ты напилась? Или ...
Она замолчала, когда увидела, что я скрестила руки на груди ушла в себя.
Значит, мама и папа уже наябедничали. Для чего тогда мне ещё что-то об этом говорить? Они всё равно мне не поверят. Я и на дальнейшие неторопливые каверзные вопросы не обращала внимания и не реагировала на них. То, что мог Леандер, я уже могла давно, и меня почти забавляло, вести себя также чудаковато, как он. Да, в этом были свои преимущества, делать вид, будто всё это меня не касается, как будто между мной и миром снаружи, толстая, холодная, прозрачная стена. Я видела и слышала всё, но это ничего общего со мной не имело.
- Люси, ситуация серьёзная и я признаю, что совсем тебя не понимаю. - Только хриплый голос господина Рюбзама заставил стену немного закрошиться. Старая сила привычки, я должна была выслушать его. На госпожу Блау мне было наплевать, но на господина Рюбзама нет. Тем не менее, я не взглянула в его сторону, когда он после небольшой паузы продолжил говорить.
- Твоя успеваемость почти по всем предметам резко снизилась. Ты постоянно забываешь книги, домашнее задание, рефераты, на занятиях почти не реагируешь и мыслями где-то в другом месте, кажешься уставшей и грустной.
При слове "грустной" я сглотнула, но не тошнота заставила меня сделать это. Было так, будто ком в горле захотел снова вернуться.
- Но ты ничего не говоришь. Даже своим родителям. Но прежде всего мы не понимаем, как такое могло произойти, потому что во время рождественского шоу ты и твои ребята были ещё лучшим актом вечера. Вы боролись за свою мечту. За что ты борешься теперь? Или против чего? - Я не ответила. Больше ничего не было, за что я могла бороться, даже паркур больше не имел значения.
Мама и папа всё равно всегда найдут способ, отравить мне это. А для того, чтобы бороться за Леандера я была слишком горда.
Госпоидн Рюбзам и госпожа Блау обменялись взглядом. Я заметила его только уголком глаза, потому что продолжала смотреть на стол и могла бы нарисовать его текстуру уже даже вслепую.
Они обдумывали новую тактику? Начнут ли они теперь наконец ругаться на меня? И скажут, что я вылечу из школы? Но вместо этого господин Рюбзам взял мой рюкзак, положил его на стол и продвинул к госпоже Блау.
- Мне очень жаль, Люси, нам нужно это сделать. Мы дали тебе возможность поговорить. - Я была слишком застигнута врасплох, чтобы сопротивляться и пассивно и с горящими глазами смотрела на то, как госпожа Блау неуклюже открыла застёжку и постепенно выставляла содержимое рюкзака на стол.
Тетради, половина из них с загнутыми уголками. Книги. Мой календарь. Половина кренделя. Бутылка яблочного сока с минералкой, в которой уже образовалась плесень.
Мой кожаный пенал с карандашами и ручками, полностью исписанный мной и ребятами. Три маленькие бутылочки с ... нет, это были не мои бутылочки! Я ещё никогда не пила Егермейстер, я только знала рекламу, и это всё! Как они оказались в моём рюкзаке?
И сигареты тоже не принадлежали мне, откуда появились они? Открытая пачка ... и зажигалка ...
- Ты можешь нам это объяснить? - Господин Рюбзам потёр себе глаза, как будто не хотел верить в то, что видел. Я тоже не хотела в это верить.
- Нет, - ответила я резко. - Потому что тогда вы посчитаете меня сумасшедшей. - О, как я ненавидела Леандера. Он выстрелил мне в спину, когда я уже лежала на земле. Каким же он стал низким человеком! - Это должно быть кто-то подложил мне в рюкзак, - тем не менее, добавила я слабо.
Снова госпожа Блау и господин Рюбзам обменялись взглядами, прежде чем господин Рюбзам, непривычно проворно, залез в карманы моей куртки и выловил ещё одну бутылочку плюс две сигареты. Теперь я сидела здесь как преступник, а тяжесть доказательств была подавляющей. Только полный идиот будет сомневаться в том, что я покатилась по наклонной плоскости. Но никто не догадывался, какой наклонной эта плоскость действительно была. Я уже находилась в свободном падении. Ещё дальше вниз было просто не возможно.
- Твои родители очень беспокоятся о тебе. Очень сильно, Люси. - В то время как господин Рюбзам говорил, медленно и серьёзно, госпожа Блау делала себе несколько заметок. Что к чёрту она там писала? Я сопротивлялась импульсу, вырвать блокнот у неё из рук и разорвать заметки перед её глазами.
- И мы ... что же, мы слышали, что у тебя есть парень, который плохо на тебя влияет. - Я была настолько удивлена, что схватила ртом воздух, и сразу же пожалела об этом, потому что запах кофе и холодного дыма заставил взбунтоваться мой желудок.
Почему господин Рюбзам знал о Леандере? Он говорил с моими родителями, это было очевидно, значит, он узнал о нём от них, а они сами узнали от ... О, конечно. От Сердана. Который вчера вечером доставил меня домой, и видимо при этом случае проговорился о том, что знал. Что я разорвала отношения с моим парнем. Разочарование о его поведении было на вкус как желчь на моём языке. Именно Сердан, кому я слепо доверяла, сначала отвёл меня заботливо домой, а потом за моей спиной сплетничал обо мне.
Даже если бы я хотела, то теперь больше не могла говорить. С безвольно свисающими вниз руками и опущенной головой я продолжала молчать и не понимала, почему внезапно весь мир сговорился против меня. Сердан больше не мог быть моим другом.
Как я смогу когда-либо снова рассказать ему что-то из моей жизни? Если он при следующей возможности тут же поведает это моим родителям, в то время, как мне было настолько плохо, что я не могла защищаться? Не услышала этого?
- Я не такая плохая, - в конце концов, с трудом произнесла я, когда уже давно прозвенел звонок к следующему уроку, госпожа Блау уехала в управление по делам молодёжи, потому что у неё там была назначена встреча; а господин Рюбзам оставил попытки задавать мне вопросы, потому что я всё равно не отвечала. Отпустить меня он тем не менее тоже не хотел.
- Я знаю, Люси, - сказал он тихо. - Глубоко в моём сердце я знаю это. Поэтому спрашиваю себя, почему ты ведёшь себя тогда так плохо, если ты не такая плохая. А твоя успеваемость катастрофическая, тут уже нечего возразить. - Я только пожала плечами. Да, если я продолжу так, то останусь на второй год. Но что значили оценки по сравнению с тем, что ещё случилось в моей жизни? Что значили они, по сравнению с представлением о том, что сегодня ночью я буду вынуждена снова спать рядом с Леандером? С кем-то, кто причинял мне вред, где только мог? Всё меркло по сравнению с этим фильмом ужасов, которым стала моя жизнь.