— Эй! Это еще что такое! — крикнул Келлог. — Не вздумайте шкурку испортить! Повешу ее на стену. Сделаем все, как полагается, вымочим в рассоле.
Мелинда Селф заплакала, один из приспешников Келлога зажал девочке рот ладонью, запрокинул ей голову. Хаос попытался подняться, но безуспешно — кто-то поставил ногу на его плечо.
Люди у костра освобождали вертел от обугленной тухлятины.
— Келлог, прекрати, — сказал Хаос. — Это уже слишком.
Он подумал, что его провели, как сопливого мальчишку. В астрологических прогнозах такого не было. Как не было в сновидениях людоедства.
— Хе! Слишком? Я бы сказал: не то, чтобы очень. Может, надо ее сначала покормить? Посмотреть, как она сожрет твои…
— Когда же это кончится? — спросил Хаос. — Что бы ты ни вытворял, своей смертью тебе не умереть, не надейся. Они и тебя сожрут, Помяни мое слово. — Его голос потрескивал от напряжения. — Ублюдок!
Добрую минуту Келлог ухмылялся, выжимая из этой сцены весь балдеж до последней капли. Мелинда Селф высвободила голову и сплюнула На песок. Толпа ждала. «Все они у Келлога в лапе», — подумал Хаос.
— О’кей, Хаос, ты угадал. Я просто водил тебя за нос. — Он протянул руку и ухватил Мелинду за подбородок. — Я не съем это прелестное дитя. Ты, наверное, тоже потешался, а, Хаос? Ведь знаешь, шельма, знаешь, что я на такое неспособен.
— Я знаю, что ты псих.
Келлог раздул загорелые ноздри, стиснул кулак и разжал — медленно, палец за пальцем.
— Хаос, не испытывай мое терпение, — заявил он. — В Малой Америке никто никого не ест. Уж не знаю, как там у вас в Шляпвилке, но здесь ничего подобного не случается.
— Тогда отпусти ее.
Келлог отрицательно покачал головой.
— Нет, Хаос. Нам надо поговорить. Давно пора. Она — гарантия того, что ты меня выслушаешь. — Он откинулся на спинку шезлонга. За ним, точно нимб, сияло заходящее солнце. — Везите ее в город, — сказал он. — Забирай ее, Эдж. И чтобы ни один волос с ее головы не упал. Вот.
Его рука нырнула в карман и появилась вместе с ключами, которые он вручил Эджу.
— От моей кладовки. Валяйте, молодцы, открывайте консервы. Лопайте. Все лопайте, девчонка тоже. Мохнатая, не мохнатая — покажем старине Хаосу, что умеем обращаться с леди.
К виску Хаоса крепко припечатался чей-то ботинок. Он ткнулся лицом в песок. Толпа поволокла Мелинду Селф по ступенькам водохранилища к машинам. Завыли моторы. Пока Хаос поднимался на ноги и выплевывал песок, на дне водохранилища не осталось никого, кроме него и Келлога. Стоя на краю ямы, толстяк мочился на огонь.
Он оглянулся на Хаоса, ухмыльнулся, вжикнул молнией брюк.
— Поехали, Хаос. Ко мне в офис. — Повернулся и зашагал прочь от костра, к первому ярусу ступенек.
Хаос стряхнул с рубашки песок и заковылял следом за Келлогом. Переборол внезапный соблазн броситься на широкую, жирную спину — не было уверенности, что он сумеет повалить здоровенного придурка.
Келлог уселся на краю бетонной террасы. Покопался в кармане рубашки, извлек окурок в полсигары, сунул в рот, но так и не зажег.
— Скажи-ка, Хаос, почему тебе всегда нужен толчок, чтобы прийти ко мне поговорить? Неужели я тебе больше не интересен? Мы же с тобой, пилигрим, одной веревочкой связаны. Вместе тонем в дерьме. И ты это понимаешь. — Он состроил рожу, выронив сигару изо рта. — Ты уж не серчай, душа моя, что я тут малость попсиховал. Ты же мне сердце разбил, сказав, что уезжаешь.
Хаос изумился — Келлог пытался разбудить в нем чувство вины!
И тут вспомнился слушок, который он уловил неделю назад у Сестры Ушекожи.
— Скажи, это правда?
— Что — правда?
— Что ты был всего-навсего торговцем запчастями для машин? Возил в пикапчике бесплатные образцы свечей зажигания?
Келлог ухмыльнулся, слова Хаоса ничуть его не смутили.
— Истинная правда в том, что я ничего не помню. Все могло быть. Но тебе-то, что за дело?
Хаос не ответил.
— У тебя бзик насчет прошлого. Пунктик. Будто оно кого-нибудь интересует! А сам-то ты помнишь прошлое? Истинное прошлое?
— Нет, — признался Хаос.
Он ненавидел этот вопрос. Часто его слышал и с каждым разом ненавидел все сильней.
— Ну давай, Хаос! Выкладывай! Кем ты был раньше? Чем промышлял, перед тем как посыпались бомбы?
— Не помню, — признался Хаос. — Даже имени своего не помню. Да ты и сам знаешь.
— Отлично. — Келлог наконец раскурил сигару. — Вопрос полегче: давно это случилось?
У Хаоса все плыло перед глазами.
— Не помню, — повторил он. — Но ведь и ты не помнишь!
— Не-а. — Келлог с глубокомысленным видом пыхнул дымом, тот потянулся к меркнущему небосводу. — Но предпочитаю относиться к этому философски, мол, а что вспоминать-то? Раньше все было в точности, как сейчас. Просто есть иллюзия, что раньше было что-то еще. Эндемичная иллюзия. Весь мир — дежа вю[2].
Вот теперь Хаос выбрался на более твердую почву. На почву дерьмовых теорий Келлога.
— А весь этот металлолом, весь этот хлам, куда ни плюнь? Как думаешь, Келлог? Это тебе не иллюзия. А консервы в старых лавках? И то, как мы говорим? Полным-полно слов, которые раньше что-то означали. Я могу не знать собственного имени, зато знаю, что в водохранилище должна храниться вода.
— Ладно, ладно. Я просто хотел сказать, что не все так просто, как тебе кажется. У тебя привычка делать выводы, опираясь на весь этот хлам, что валяется кругом. Ты думаешь, из пункта А проще простого добраться до пункта Б. Но ты к нему ни на шаг не приблизишься. — Он вынул изо рта сигару. — Нет, Хаос, я не знаю ответа. Но я знаю побольше твоего, потому что не боюсь заглядывать в суть, в собственную душу, и брать на себя ответственность. Тогда как ты не ведаешь и половины правды.
Хаос снова сбился с панталыку. Опять бред, опять бестолковый треп с Келлогом. От голода ныли внутренности.
— Что ты тужишься сказать?
— Вникни, Хаос. Ты такой же, как я. Неужели до сих пор не понял? Между нами всего-то разницы, что я это знаю, а ты — нет.
На Хаоса накатила усталость.
— Все, Келлог, я ухожу. Что бы ты тут ни говорил. Хватит с меня твоих снов.
— Что? Моих снов? — зачастил, брызгая слюной, Келлог. — Ты не можешь уйти. Ты не понимаешь. Ты нужен здесь!
— Никто здесь не нужен, кроме тебя, может быть.
— Послушай, партнер, — сказал Келлог серьезным тоном, нервно двигая окурком, — мне тут без тебя — кранты. Ума не приложу, что делать, если ты уйдешь.
— То же, что и прежде, Келлог. Перемешивать сны с явью. Я имею значение только в снах. Ты меня используешь как символ. Реальный человек для такого дела не так уж необходим. Как-нибудь и без меня управишься. Обещаю в суд не подавать.
Келлог отрицательно помотал головой.
— Насчет снов — извини. Больше не буду, честное слово. Господи! Да если б дело только в снах! Ну, сказал бы сразу! Все, клянусь: впредь ничего подобного. И послушай: отныне у нас с тобой — пятьдесят на пятьдесят. Полноправные партнеры. Как и должно было быть с самого начала.
— Что?
— Я же понимаю, не сидится тебе в Шляпвилке. Сказать по правде, я предвидел, что так будет. Я это учитывал. Пришло твое время высунуться, заявить о своих правах, потребовать долю. Дружище! Нельзя просто так взять и уйти. Не имеешь права, когда впереди дела, большие дела! Черт, я хочу сказать, что устал. Выдохся. Работы невпроворот. Готов передать тебе бразды.
— Келлог, ты спятил. — Хаос повернулся и пошел по дну водохранилища к ступенькам, что вели наверх.
За ним топал по песку Келлог. Сопел. Канючил.
— Душа моя, ты упустил самое важное. Притормози, чудак! То, что я тут… То, что мы с тобой здесь делаем, нельзя просто так взять и выбросить на помойку. Сны — ерунда, просто декорации. Приукрашивание действительности. Сны — не суть. Ты игрок, непосредственный участник этих событий. Ты не можешь просто плюнуть и уйти. Без тебя все развалится.
Хаос остановился и повернулся.
— По-твоему, существует средство от развала? Давай к делу, Келлог.
— Слушай. — Келлог ткнул пальцем Хаосу в грудь. — Бомбы никогда не сыпались. Это все дерьмо собачье. Мы с тобой состряпали эту легенду, чтобы объяснить беспорядок. А на самом деле произошло нечто другое, гораздо более сложное. Уловил? Не было никаких бомб!
Близилась ночь. Горизонт все еще розовел, но над головами проклевывались звезды. На соляных равнинах гулял ветер. Хаос попытался стряхнуть паутину келлоговых слов, сосредоточить мысли на машине, воде и пище. На бегстве.
— А радиация? — спросил Хаос. — А девчонка, что со мной, а мутанты? Как насчет них? Если не было бомб, откуда все это взялось?
— А пес его знает. Какая-то гадость стряслась, это точно. Но бомбы ни при чем. И все было не в том порядке, как ты сейчас представляешь. Сколько лет девчонке? Двенадцать? Тринадцать? Неужели мы тут тринадцать лет гнием?
Хаоса злило, что Келлог половчее всех прочих буравит дырки в его мозгах.
— Ну и сколько мы тут, по-твоему? — спросил он.
Келлог улыбнулся.
— Ни малейшего понятия.
— Не понял.
— Я решил, что мутанты — одна из самых удачных твоих идей. По-тому-то и засунул тебя в Шляпвилк. Решил, что это твоя делянка, как раз в твоем вкусе.
Хаос помотал головой.
— Опять все смешал. Назвал меня Хаосом. Ну что общего у меня со всем этим? Неужели достаточно назвать человека Хаосом, чтобы взвалить на него ответственность за весь этот бардак? С таким же успехом можно назвать кого-нибудь Радостью, а потом упрекать за то, что не все кругом счастливы.
Он поднимался по ступенькам. Рядом семенил Келлог.
— Ты ведь не уходишь, а? Чудак, я тебе не верю! Блефуешь! Мы же с тобой, Хаос, два сапога пара. Келлог и Хаос, Хаос и Келлог… О, черт! Ладно, слушай: если хочешь, поехали вместе. Поглядим, может, где-ни-будь у нас выйдет лучше, чем тут. На чистом холсте, ну, ты понимаешь. Может, где-нибудь больше ресурсов, не такая безнадега. А эту дыру еще до нашего прихода выскоблили.
Хаос молчал.
— Ну и далеко ты надеешься без меня уехать? — сердито осведомился Келлог. — Ты же совсем зеленый, всегда был лохом. Способности есть, но нет навыков. Без меня тебе никак. К тому же, гляди! — он бросился к своей машине, припаркованной в нескольких футах от машины Хаоса. Позвенев огромной связкой ключей, открыл багажник. — Готова В путь! Ты только глянь! Ну пожалуйста, глянь.
Любопытство взяло верх. Хаос подошел сзади к келлогову авто. Келлог простер руки, точно волшебник из телешоу, разбрасывающий призы.
Багажник был до отказа набит одеялами, инструментами, фонариками, бутылками с водой, банками консервов; нашлась там и канистра с бензином. Содержимое некоторых банок предназначалось для собак, но все равно зрелище впечатляло.
Келлог шагнул в сторону, давая Хаосу получше рассмотреть свои сокровища.
— Ну, что скажешь? Если уж ехать, то ехать! А? Рванули вместе, малыш. Страшила и Железный Дровосек. Том и Джерри…
Хаос вытащил из багажника банку тушенки с бобами, поискал консервный нож. Не нашел, зато под руку подвернулась монтировка. Внезапно его движения обрели ловкость хищника. Он установил банку в багажнике и сжал монтировку в кулаке.
— Хе! Что, пилигрим, так жрать охота? Давай, поклюй. Преломим хлеб…
Монтировка описала широкую дугу и смачно опустилась прямо на череп Келлога. Шатаясь и прижимая руку к виску, Келлог отступил от машины.
— Ай! A-а, черт! Дурак, ты что делаешь? О, черт, больно же! У меня же все плывет…
Хаос снова размахнулся, но Келлог подставил руку под удар. Монтировка едва не вырвалась из ладони Хаоса. Слабея, он отшвырнул ее, выдернул из замка багажника ключ и хлопнул крышкой.
Колени Келлога ткнулись в песок.
— Хаос, ты мне руку сломал. Я поверить не могу… На таком распутье… Это просто рушит все рациональное…
Хаос уселся в водительское кресло и завел машину Келлога. В реве мотора утонул голос толстяка. Хаос похлопал по карману, убедился, что свои ключи на месте — Келлог не сможет погнаться за ним на его машине. И поехал в город.
На ступеньках ратуши сидели малоамериканцы, ели консервы, возбужденно переговаривались. Их там были десятки, гораздо больше, чем он видел у костра. Обнимая за плечи Мелинду Селф, сидел там и Эдж. Кто-то отбивал на ступеньках ритм, кто-то пел.
Подъезжая, Хаос услышал, как малоамериканцы шепчут его имя. Остановился посреди улицы, но мотора не заглушил и из машины не вышел.
— Эй, Хаос! — завопил Эдж. — Ты чего это в келлоговой тачке?
— Он послал за девчонкой, — ответил Хаос. — Чтобы я ее отвез на водохранилище. Оказалось, она гораздо важнее, чем мы думали.
— Ни бельмеса не просек. А где Келлог?
— Ждет. Так что поехали. Он хочет тебя видеть. И девчонку.
— Зачем?
— Ну, видишь ли, она… ключевая фигура. Первая в новом племени. Амфибия. Знакомое слово, а, Эдж? И для суши приспособлена, и для воды. Он говорит, очень важно, чтобы мы позаботились заранее. Договорились с ключевыми людьми.
Взволнованный донельзя, Эдж бегом припустил со ступенек, буксируя Мелинду Селф.
— А что я тебе говорил?! А, Хаос? Что говорил? Келлог просек, что сейчас эта, как бишь ее… целая новая парадигма. Я же говорил!
Малоамериканцы, заинтересовавшись, двинулись со ступенек к машине.
— Ты давай с этой стороны, — напряженно сказал Хаос Мелинде. Потянулся к задней дверце, отворил.
— А можно мне с тобой? — спросил Эдж. — Ни разу в тачке Келлога не сиживал.
— Ну, не знаю, Эдж… Насчет этого Келлог ни единым словом не обмолвился. Ты уж лучше на своей.
— Ага, ага. Ладно.
— Да, забыл совсем. Он хочет, чтобы ты еще консервов захватил. Подчистите кладовку, вот его точные слова. Пускай тебе, Эдж, ребята помогут. А после дуй к водохранилищу. Мы с Келлогом будем тебя ждать.
Мелинда Селф уселась в машину, Хаос снова протянул руку и хлопнул дверцей.
— Ну все. — Он сделал знак толпе, чтобы расступилась перед капотом. — До встречи.
Автомобиль с ревом тронулся, обогнул по периметру центральную площадь и помчал в сторону водохранилища. За углом, когда скрылась из виду ратуша, он свернул в переулок и двинул прямиком к скоростной трассе. По затылку Хаоса бегали мурашки, но в зеркальце заднего вида погони не было.
Беглец по дуге спустился в туннель дорожной развязки, слабо веря, что не встретит засаду на той стороне. Но на выезде было пусто. Хаос не оглядывался на девочку, пока Малая Америка не осталась в миле позади. Мелинда невозмутимо глазела в боковое окно, однако на ее мохнатом носу проложила влажную дорожку струйка пота. Заметив, что Хаос смотрит на нее, она улыбнулась и сказала:
— Мы не туда едем.
— Знаю, — кивнул он. — Если поедем назад, он меня прикончит. Хочешь прокатиться?
— Можно.
— Решила сбежать от родителей?
— Не знаю. — Она снова улыбнулась и пожала плечами.
— Пошлем им открытку.
— Открытку? Что это такое?
— Да так, ерунда.
Еще через милю он съехал на обочину, остановил машину, вышел и открыл багажник. Достал две банки тушенки, консервный нож, пластмассовую бутыль с водой, ссыпал это все на переднее сиденье. Мелинда затеяла игру с ножом и банкой. Он глотнул, не скупясь, воды и снова завел мотор.
— Не хочу задерживаться, — объяснил он. — Может, за нами гонятся. Открой что-нибудь перекусить.
Локтем покручивая пыль, он показал, как обращаться с консервным ножом. Они дружно опустошили банку, затем вторую. Потом на него накатила тошнота, и он испугался: а вдруг это подлый трюк, вдруг в консервах отрава или наркотик? Слишком уж легким оказался побег. Но нет: еда была в порядке. Все дело в желудке, он ссохся с голодухи, обожжен неразбавленным спиртом. Хаос выпил еще воды и крепче сжал руль.
Луна уже поднялась высоко и озарила пустыню. На лице мира загаженной лентой лежала автострада; то напрочь исчезая под песком, то вновь напоминая о себе, она взбиралась на кромку скалистого обрыва или петляла вдоль высохшей речушки. Луна уносилась вперед с той же скоростью, с какой Хаос вел машину, — желтая пасть в тумане. На соседнем кресле прикорнула девочка, сложив руки на груди; ветерок ерошил ее коричневый мех.