– Так это касается правительства? – вмешалась Роберта. – Ведь папа же работает в правительственном учреждении.
– Да, – ответила мама. – А теперь, милые, пора спать. Не переживайте. Рано или поздно все образуется.
Мама вздохнула и расцеловала детей.
– Завтра утром, как только проснемся, сразу начинаем быть хорошими, – объявил Питер на лестнице.
– Почему не сегодня? – спросила Роберта.
– Что же можно сегодня успеть, глупая?
– По крайней мере, надо уже сейчас почувствовать себя хорошими. И не обзываться.
– Обзываться – это значить давать прозвища. А я же не сказал «Бобби», я сказал «глупая».
– Ну тебя, честное слово.
– Ты не обижайся. Это я, как папа говорит, любя. Спокойной ночи.
Девочки сложили свои платья с необыкновенной аккуратностью. Пожалуй, это было единственное хорошее дело, которое они успевали сделать сегодня.
– Вы так себя ведете, как будто ничего не случилось. Вы думаете, это только в книгах что-то случается. А мне вот кажется, что у нас теперь СЛУЧИЛОСЬ! – говорила Филлис, разглаживая свой передник.
– Я больше всего боюсь, когда случается то, от чего маме плохо, – поддержала сестру Роберта. – Все просто ужасно.
Несколько недель дела в доме шли из рук вон плохо.
Мама заглядывала на короткое время и опять уезжала. Сначала рассчитали горничную. Потом приехала погостить тетя Эмма. Тетя была гораздо старше мамы. Она отбывала за границу работать гувернанткой. Тетя Эмма всецело была занята подготовкой своего гардероба. Все ее платья были неприглядные, мрачные. И они были раскиданы по всему дому. И казалось, что швейная машина стрекочет целый день и даже по ночам. Тетя Эмма свято верила в то, что дети должны знать свое место. Они же в свою очередь полагали, что помнить свое место не мешало бы и тете. Общались они мало. С прислугой было гораздо, гораздо интереснее. Повар, когда бывал в хорошем настроении, пел им шутливые песенки, а горничная, когда не была сердита на детей, отлично изображала кудахтанье наседки, звук открываемой бутылки шампанского и мяуканье двух подравшихся котят. Слуги таили от детей плохие новости, которые доставили папе два джентльмена. Но по намекам чувствовалось, что если дети попросят, то они могут что-то рассказать. И от этого детям было очень неловко.
Однажды, когда Питер устроил за дверью ванной комнаты ловушку и проходившая мимо Руфь угодила в нее, за этим последовала расправа – рыжая служанка надрала ему уши.
– Ты гадкий мальчишка! – кричала она. – Если ты не исправишься, быть тебе там же, где твой драгоценный папочка, вот что я тебе скажу!
Роберта слышала это и передала маме. Девушку на следующий день рассчитали.
Однажды мама, возвратившись домой, сразу легла в постель и не вставала два дня. К ней приходил доктор, а дети бродили по дому несчастные, и им казалось, что близится уже конец света.
Потом, наконец, мама сошла в гостиную. Она была еще бледная, но мешки под глазами исчезли, и вообще выглядела она неплохо.
– Ну вот, мои милые, все теперь утряслось. Мы больше не будем жить в этом доме. Мы скоро уедем в деревню. Там у нас будет маленький домик. Уютный, беленький, похожий на голубятню. Увидите, он вам понравится.
И целую неделю они паковали вещи – не одежду, как при поездках к морю, а стулья и столы: сиденья и спинки увязывали мешковиной, а ножки обкладывали соломой.
Паковали много такого, чего никогда прежде не приходилось паковать: посуду, одеяла, светильники, ковры, железные кровати, кастрюли, даже ящики с инструментами и чугунные утюги.
Дом сделался похож на мебельный магазин. Детям все это доставляло удовольствие. И мама, хотя была очень занята, но все же не настолько, чтобы не поговорить с ними, не почитать, не написать стишок в утешение Филлис, когда она упала с отверткой и та вонзилась ей в ладонь.
– А это мы не будем паковать, мама? – спрашивала Роберта, показывая на красивый комод, отделанный красными ракушками и медью.
– Мы не можем все взять, – ответила мама.
– Получается, что мы берем худшее, а лучшее остается.
– Понимаешь, мы берем только необходимое, – пояснила мама. – У нас будет такая игра – как будто мы бедняки.
Когда неприглядные и полезные вещи были, наконец, упакованы и люди в суконных передниках погрузили их в фургон, девочки, мама и тетя Эмма уснули в двух полупустых комнатах, где остались только красивые вещи. Спать им пришлось на полу, так как их кровати увезли. Только Питеру постелили на диване в гостиной.
– А весело так жить! – говорил он, ворочаясь на жестком диване. – Мне нравится переезжать. Вот если бы мы каждый месяц переезжали!
Мама рассмеялась в ответ.
– Типун тебе на язык! Прости меня, но лучше все-таки переезжать пореже.
Когда мама повернулась, Роберта увидела ее лицо. Этот образ потом всю жизнь преследовал ее неотступно.
– Мама! – шептала она про себя, засыпая. – Какая ты отважная! Как я тебя люблю! Быть такой храброй, когда тебе так больно…
На другой день загружали ящики. Множество ящиков, бесконечные ящики! А потом, поздно вечером, прикатил фургон и отвез их на станцию.
Тетя Эмма проводила их и осталась одна в доме. Но детям казалось, что это они проводили тетю Эмму.
– Мне жалко этих иностранных детей, у которых она будет гувернанткой. Не хотела бы я быть на их месте, – говорила потом Филлис.
Сперва им доставляло удовольствие смотреть в окно, но постепенно глаза у них слипались. Никто из них не знал, сколько времени поезд был в пути. А рано утром они проснулись оттого, что мама осторожно их тормошила.
– Вставайте. Мы приехали.
Они проснулись, замерзшие и в плохом настроении. Пришлось выйти на мокрую платформу и долго стоять на ветру, пока из вагона выносили багаж. Потом локомотив запыхтел и загудел, и поезд умчало вдаль. Дети следили, как исчезают во тьме огни хвостового вагона.
В первый раз поезд и железная дорога стали для них такими близкими и важными. Они еще не подозревали, как они будут любить железную дорогу. Скоро ей предстояло стать главным в их жизни. Какие перемены, какие чудеса будут связаны с ней! А пока они дрожали и чихали, прося Всевышнего, чтобы дорога была не слишком долгой. У Питера начался страшнейший насморк. У Роберты шляпка съехала на затылок, и резинка сильнее обычного врезалась в кожу. У Филлис развязались на башмаках шнурки.
– Идемте, – говорила мама. – Придется пешком, ничего не сделаешь. Кэбов в этих местах не бывает.
Они шлепали в потемках по грязи. Долго шагали по ухабистой дороге, у Филлис закружилась голова, и она свалилась в лужу. Мама и брат подхватили ее под руки, промокшую и несчастную. Газовых фонарей на обочинах не было, а дорога все время поднималась в гору. Они почти нагнали повозку и шли, вслушиваясь в скрип колес. Когда глаза стали привыкать к темноте, они стали различать перед собой гору покачивающихся коробок и ящиков.
Повозка въехала в широкие ворота, и теперь дорога шла через поля и все время под гору. Наконец по правую сторону они заметили что-то большое, темное, не имевшее определенной формы.
– Вот и дом, – сказала мама. – Я только не понимаю, почему она закрыла ставни.
– Кто – она? – спросила Роберта.
– Одна женщина… Я попросила ее убраться, расставить мебель и приготовить ужин.
Дом был огорожен низкой стеной, вокруг росли деревья.
– Это сад, – сказала мама.
– Мне это напоминает кастрюлю, в которой плавает черная капуста, – пробормотал Питер.
Повозка объехала стену и оказалась позади дома. Затем она въехала с грохотом в вымощенный булыжником двор и остановилась перед черной дверью.
Ни в одном из окон не горел свет.
Все по очереди стучали в дверь, но никто не вышел.
Возница сказал, что скорее всего миссис Вайни ушла домой.
– Все дело в том, что поезд сильно опоздал, – прибавил он.
– Но ключ-то у нее! – воскликнула мама. – Как же нам быть?
– Она его обычно оставляет под лестницей, – он пошарил в повозке и нашел фонарь.
– Вот он, здесь, все в порядке.
Он отпер дверь, вошел внутрь и поставил фонарь на стол.
– У вас найдется свеча? – спросил он.
– Я не помню уже, где у меня что, – ответила мама, и в голосе ее больше не было прежней бодрости.
Возница чиркнул спичкой. На столе нашлась свечка, и он ее зажег.
В слабом свете дети разглядели большую кухню с каменным полом. Не было ни занавесок, ни коврика перед очагом. Посередине комнаты стоял кухонный столик. Стулья были составлены в дальний угол, а горшки, кастрюли, веники и посуда валялись в другом углу.
Когда возница занес последний ящик и собрался уходить, раздался странный звук, как будто бы кто-то стремительно пробежал внутри стенки.
– Что это? – воскликнули в один голос девочки.
– Крысы, всего-навсего, – объяснил возница.
Уходя он хлопнул дверью, и ворвавшийся снаружи ветер погасил свечку.
– Лучше бы мы сюда не приезжали! – сказала Филлис, спотыкаясь о стул.
– Крысы, всего-навсего! – повторил с горечью Питер.
Глава II
ПИТЕР-УГЛЕДОБЫТЧИК
– Что за глупости! – воскликнула мама, нащупывая на столе коробку спичек. – Так испугаться бедного мышонка. Крыса – придумал тоже!
Она зажгла спичку, свечка вновь загорелась, и в ее слабом свете они наконец смогли рассмотреть друг друга.
– Ну! – смеясь, обратилась к детям мама. – Вам же очень хотелось, чтобы что-нибудь такое случилось. Вот вам и приключение! Я просила миссис Вайни купить хлеба, масла и мяса и приготовить нам ужин. А что если она там, в столовой, – потушила свет и легла поспать? Пойдемте посмотрим.
Кухонная дверь открывалась прямо в столовую. Войдя с одной свечкой, они убедились, что в столовой намного темнее, чем в кухне. Потому что кухню недавно вымыли, а столовая была черной от потолка до пола, и потолок пересекали тяжелые черные балки. Кругом громоздилась пыльная мебель – мебель из столовой их старого дома, где они жили с самого рождения. Детям казалось теперь, что это было очень давно. И очень далеко.
По крайней мере, в столовой стояли стол и стулья. Но где же ужин?
– Давайте посмотрим в других комнатах, – предложила мама. Повсюду они спотыкались о нагромождение неразобранной мебели, утюгов, посуды и разных ненужных предметов, но никаких следов ужина они так и не нашли. Даже в кладовой валялись только ржавая медная форма для кексов и щербатая тарелка с остатками молока.
– Что за противная старуха! – воскликнула мама. – Она просто сбежала, забрав с собой деньги, и ничего нам не приготовила.
– Значит, мы ляжем голодными? – почти с ужасом спросила Филлис, наступая на фаянсовую тарелку, которая тут же с готовностью треснула под ее стопой.
– Подожди, – сказала мама. – Давайте разберемся в большом тюке, что мы с собой привезли. Он, наверное, в подвале. Фил, пожалуйста, детка, смотри под ноги. Питер, подержи свечку!
Пять деревянных ступенек вели вниз – в подвал, который понравился детям, потому что потолок там был такой же высокий, как в кухне. Под потолком на полке сложены были дрова и уголь. А также разные вещи.
Питер встал у стены со свечой, а мама пыталась развязать тюк, закрученный множеством веревок.
– Где молоток? – спросил Питер.
– Здесь, – ответила мама. – Хотя нет – боюсь, что он в ящике. Зато я нашла совок для золы и кочергу.
Потом она принялась за чемодан.
– Давай я открою, – предложил Питер, думая, что ему это удастся быстрее. Ведь каждому из нас, когда он видит, как другой ворошит в печке дрова, или открывает чемодан, или развязывает тугой узел на веревке, кажется, что он может сделать это лучше.
– Мама, ты поранишь себе руки. Дай я! – говорила Роберта.
– Жалко, папы нет – он бы в два счета! – пробубнил Питер. – Бобби, ты чего пинаешься?
– Я? Я даже к тебе не прикасалась!
Тут же вырвали со скрипом первый гвоздь. Вынули одну планку, за ней другую, и вот уже все четыре с длинными гвоздями, похожими на железные зубья, зловеще засверкали в свете огарка.
– Ура! – воскликнула мама. – Тут как раз свечи. Это главное, что нам сейчас нужно. Девочки, пойдите зажгите их. Найдите там блюдца. Капните туда воск и в него поставьте свечи, чтобы они держались.
– А сколько их надо зажечь?
– Сколько вы сочтете нужным. Лучше побольше, чтобы ожить. А то в сумерках все приходят в уныние, кроме разве ночных сов и ленивых сонь.
Девочки принялись зажигать свечи. У одной спички отлетела головка и обожгла палец Филлис. Но, как сказала Роберта, это был пустяковый ожог. Ведь она могла жить во времена римских мучеников, когда людей сжигали заживо.
Когда огонь четырнадцати свечей озарил столовую, Роберта сходила за дровами и углем и принялась растапливать очаг.
– Что-то не по-майски холодно, – заметила Роберта и, говоря, чувствовала себя старше своих лет.
При огне свечей и очага столовая приняла совсем другой вид; оказалось, что стены столовой сделаны из дерева, окрашенного в черный цвет, и украшены резным орнаментом в виде цветов и спиралей.
Девочки спешно стали приводить комнату в «божеский вид», растаскивая все лишнее и ненужное по углам, а кое-что пряча под огромное кожаное кресло, папино кресло, в котором он так любил отдыхать после обеда.
– Браво! – воскликнула мама, входя с подносом, уставленным всякой всячиной. – Это уже на что-то похоже. Погодите, сейчас я отыщу скатерть – и тогда…
Скатерть оказалась в ящике с замком, который можно было открыть ключом, а не совком, и когда ею накрыли стол, комната стала похожа на пиршественный зал.
Все невероятно устали, но в предчувствии забавного и нарядного застолья сразу приободрились. Чего только не было на столе! Бисквиты, пирожные, консервированный имбирь, изюм, цукаты, мармелад…
– Оказывается, тетя Эмма не зря скупила весь магазин, – говорила мама. – Филлис, пожалуйста, не ешь одной и той же ложкой мармелад и сардины!
– Не буду! – сказала Филлис и положила ложку в тарелку с печеньем «Мария».
– Давайте первым делом выпьем за здоровье тети Эммы. Если бы она нам все это не запаковала, что бы мы делали? За тетю Эмму!
Они выпили разбавленное водой имбирное вино из чашечек, сделанных в форме ивового куста, потому что бокалов пока не удалось найти.
Все чувствовали себя слегка виноватыми перед тетей Эммой. Конечно, она не была такой обаятельной и ласковой, как мама, но, в конце концов, ведь это она положила в багаж всякие вкусные вещи.
К тому же тетя Эмма догадалась проветрить постельное белье. Люди, которые привезли из города мебель, поставили кровати вплотную друг к другу, и осталось только их застелить.
– Ну, цыплятки мои, доброй ночи, – сказала мама. – Я все же уверена, что крыс тут нет. Но я на всякий случай оставляю дверь приоткрытой: если выскочит мышонок, вы только мне крикните – я приду и выскажу ему все, что о нем думаю.
Мама ушла в свою комнату. А ночью Роберта проснулась оттого, что маленькие дорожные часы пробили два; Их звук напоминал ей всегда бой церковных часов… Там, далеко… Потом послышались шаги. Мама до сих пор что-то делала в своей комнате.
Утром Роберта разбудила Филлис, дернув ее за волосы. Дернула как будто слегка, но все же немного, как той показалось, больно.
– Вставай скорее! Вставай! Ты же помнишь, что мы теперь живем в новом доме. Тут у нас никакой прислуги не будет. Давай встанем и сделаем что-нибудь полезное. Нам надо потихоньку спуститься вниз и сделать, чтобы все было красиво, пока мама не встала. Питера я уже разбудила. Он оденется быстрее нас.
Они оделись бесшумно и быстро. Воды у них в комнате, конечно, не было, пришлось спуститься во двор и умываться из шланга. Одна девочка держала шланг, а другая мылась. Это было не особенно удобно, но зато интересно.