Это состояние длилось доли секунды, но Ренате казалось, что всё вокруг — эти миражи, образы чуждого пространства — движется медленно, как под водой... И голос…
…Саша выдергивает джип из тисков преследователей и проскакивает между проезжающими друг мимо друга грузовиком и цементовозкой. Водители двух приотставших автомобилей не успевают ни затормозить, ни свернуть. Одну машину расплющивает столкновением со встречным грузовиком, везущим сено; другая цепляется за нижнюю часть кузова этого же грузовика и его колесо, вертится и переворачивается, угодив под центральную ось цементовозки. Преследователи из дальнего, третьего, автомобиля, отделываются легким испугом: когда в их сторону летит тюк сена, они притормаживают, затем плавно разворачиваются и едут назад.
Джип пролетает мост, минует еще полгорода, чудом избегая аварий. И только загнав машину в лес, только убедившись, что погоня отстала, Саша неуверенно отпускает руль и прижимается к нему лбом.
Рената смеется; смех переходит в истерический хохот, а из глаз брызжут слезы…
…Телохранитель поднял голову и уставился на нее. Девушка задыхалась, лицо покрылось красными пятнами.
Саша намахнулся и влепил ей пощечину. Рената смолкла, жадно глотая воздух. Телохранитель увидел, что в правом глазу у нее от напряжения лопнула жилка, и белок стал красным. Он быстро отстегнул ремни, протянул руки, прижал девушку к себе, гладя по волосам и шепча:
— Все в порядке, девочка! Все позади…
— Папа! Помоги, папа!
Осознав то, что сказала, Рената вскинулась. И это привело ее в чувство.
На мгновение перед ней вместо Саши появился отец. Его взгляд, высокие скулы, волевой подбородок с ямочкой... Это был Александр Сокольников, полковник Сокольников, десять дней назад застреленный в Новосибирске…
…Саша обнимал ее, но видел другое…
…
* * *
Рената с трудом открыла глаза. Ресницы на правом слиплись, и Ренате пришлось разрывать их пальцами. На коже остались крошки засохшей крови. Мучительная боль стукнула в голову и застряла в висках. Состояние будто с похмелья…
Было еще темно, шел дождь. Девушка сдвинула куртку, под которой лежала, огляделась по сторонам. Где они?
Саша дремал, откинув голову на спинку кресла. Рената включила подсветку и подвинулась к нему, укрывая телохранителя отцовской курткой. Он слегка поморщился, повернул к ней лицо, но не проснулся. Девушка давно заметила, что он умеет по желанию погружать себя в состояние сна. И — были у нее подозрения — не только себя. Наверное, какая-то восточная техника, с которой она соприкоснулась тогда, на берегу Волги. Рената до сих пор не могла понять, что это было. А постоянно чем-нибудь занятой телохранитель не объяснял.
Девушка осторожно прикоснулась пальцами к морщинке возле его рта. Еще неделю назад этой морщины не было. Он кажется старше теперь. Явственнее проступили черты. Почему Рената прежде не замечала, насколько он красив? А сейчас, спящий, он спокоен и похож на ангела — такого, какими она представляла себе этих небесных созданий. И еще — то, чего не было прежде: она почувствовала, что боится за него. Теперь — вовсе не потому, что случись с ним что-нибудь, погибнет и она. То был неприкрытый, банальный эгоизм. Рената мало думала о Саше как о человеке. Он был исполнителем своих обязанностей. Да, добросовестным. Да, временами обаятельным. Но — не равным. Супермен из американского фильма. Робот. Все умеющий, все просчитывающий.
А теперь эта морщинка, обозначившаяся на его бледной щеке между носом и краешком губ, превратила Сашу в человека из плоти и крови, в смертного мужчину. Что-то перевернулось в сознании Ренаты. Он был живым. Непонятным, но живым, не идеальным.
Девушка провела рукой по его подбородку, по горлу, ощутила биение пульса в тонкой жилке под горячей кожей. Сашины веки слегка задрожали, и Рената замерла. Но телохранитель вздохнул и не проснулся. Она прикрыла глаза и, едва коснувшись, поцеловала его в губы. Впервые в жизни она первой подарила свой поцелуй…
Саша очнулся, потер лицо. Рената успела отстраниться.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего. Где мы находимся, Саш?
— На подъезде к Казани. Как ты?
— Голова болит, а так, в целом — хорошо. Ты спи, еще рано.
— Иди сюда, — попросил Саша.
Она придвинулась и положила голову ему на грудь. Его пальцы коснулись ее головы — как тогда, в Сатке. И даже чуть более нежно.
— Тебе нужно хорошо выспаться, Саш… — сказала Рената.
— Это сложно сделать… — тихо ответил он, глядя на тусклую лампочку в пололке. — Нам все время дышат в затылок… Сдается мне, мы имеем дело с еще одной группировкой. Которая конкурирует с нашими преследователями… «Третья» сила…
— Но сколько еще это будет продолжаться?
— Я не знаю. Наверное, пока мы не отыщем «дипломат». Или пока они все не потеряют наш след…
* * *
— Ух, здор-р-рово! Ч-черт! — распаренный мужчина, похожий на кашалота, фыркая, выскочил из бассейна с холодной водой и нырнул в более теплый, с гидромассажем.
— Васильич, лови! — волосатый, как обезьяна, в золотой цепочке на шее, Анвар толкнул к нему в джакузи обнаженную девицу с огромной грудью. — Давно к тебе просится!
Та с визгом плюхнулась на «кашалота». Все расхохотались, комментируя действия Анвара скабрезными остротами и отпуская сальные шуточки в адрес грудастой проститутки. Даже из парилки выскочил Стасик — любитель невыносимой жары — и грянулся в воду.
Но вопли заглушала громкая музыка. Васильич любил классику, по его заказу играл «Фауст» — к недовольству остальных, предпочитавших легкую и ненавязчивую «попсу». Однако энергичная ария Мефистофеля устраивала всех.
— Пива мне, пива! — перекрикивая хохот проституток и «presto» злорадствующего духа тьмы, завопил «кашалот».
Стасик с воодушевлением подхватил одну из трех красоток и поволок на кожаный диван в комнате для отдыха.
— Ста-а-асик! — кокетничала фемина. — А про что это поют?
— Про любовь, бл, — буркнул тот, увлеченно тиская загорелое женское тело.
Она расхохоталась от щекотки и накрутила на палец мокрую прядь:
— Про вечную?
— Еще какую, бл, вечную...
Стас предпочел бы, чтобы она заткнулась и не мешала, но и так неплохо. Пускай трындит.
— Это как? Покажи мне вечную любовь! Побудь моим гидом, Стасик!
— Гадом буду — гидом побуду! — охотно согласился он, а потом усадил Машку (или Аньку? или Ленку?) на диванный валик.
«Кашалот» Васильич выбрался из бассейна, обмотал свое обрюзглое тело простыней и, заполучив пиво, расположился на деревянной скамейке у бассейна. Грудастая девица досталась стройному, по-кавказски поджарому Анвару, и тот развлекался с нею прямо в воде.
— Ладно, хрен с тобой, — сказал наконец «кашалот». — Давай на завтра... Новосибирские мне уже все мозги оттрахали, говоря по совести. Ночами не сплю, веришь?
— А нам, татарам, все равно! — отозвался Анвар, даже и не думая отвлекаться от своего занятия. — Мы нэ впэчатлительные, понимаешь!
Васильич визгливо расхохотался:
— Татарин, ёшкин кот! Кстати, о Коте… Тож затрахал. Не меньше новосибирцев. Ребят, што ль, послать уже? Ну внаглую, падла, прет, зарвался… Пугнуть пора засранцев, раз по-русски не понимают. Эй, Андрей Кириллыч! Ты там не спекся?
Из парилки послышалось невнятное, но явно протестующее мычание.
— Анвар! Так ты слышь, че я те говорю?
— Ну? — волосатый наконец отпустил свою девицу и подплыл к бортику. — Слышу, Васильич, слышу!
— С налоговой рамс ты все же утряси. Надо, надо… Мелочи, а неприятно. А завтра...
Тут в дверях возник недовольный Стасик, прикрываясь полотенцем:
— Леонид Васильич, вас! — он подал «кашалоту» его мобильник и удалился к ожидающей Машке-Аньке-Ленке.
— Я! Я-я! Ну?.. Ну-у-у!... Суки, ты смотри... М-м-м... Ц-ц-ц! У-гм... Ладно... Понял, грю! От же ж мать вашу!..
Анвар нырнул напоследок и выбрался из воды. Грудастая тоже шагнула было за ним на лесенку, но он со смехом столкнул ее обратно:
— Поработай еще, с ребятами вон!.. Халявить в другом месте будешь.
— Анвар Муратович, я шампанского хотела! — игриво запротестовала проститутка и все-таки вылезла из бассейна, чтобы взять бокал.
«Кашалот» Васильич был мрачен и тихо объяснил Анвару:
— Котовы «шестерилы» с нашими сцепились... Вот, часа три тому назад… У них была одна тачка, у наших — две. Тернин с Колосовым — в лепешку на мосту, да и этот гаврик на «Паджеро» — с ними за компанию... А котовские, падлы, развернулись да поехали себе... Ни царапины! Ладно… Хоть девка к ним не попала — и то радует. Ну а Скорпион с Рушинским, поди, рвут и мечут…
— А я тебе и говорил, — буркнул Анвар и закурил, — меня же никто не слушает... Думают — хачик, чего с него взять... — он рассмеялся.
— Ну уж! Хачик! Тебя с самого начала надо было слушать! И я Косте с Витькой и Стасом втолковывал — ай-яй-яй! сколько втолковывал! Так они же умные! Веришь, дерьма с ними в свое время съели — гору немереную! И на тебе! По-тихому вдруг захотели… А оно вот как по-тихому оборачивается… Такой шанс был с Котовым разобраться — упустили…
Анвар согласно кивнул, упал рядом на скамейку, вытянул шерстистые ноги:
— Не надо было вообще связываться. С Полковником. Не прощают такие вещи, Васильич, понимаешь, да? Наши его пацанов еще когда в Свердловске шлепнули? Во-о-от... Мы уж и забыли, а он — помнил. И не верил я в то, что он спустит. Я бы на его месте тоже не спустил... Говорят, это были его лучшие ребята, еще по Афгану кореша… Да и не «братки», так что вообще непонятно, чего наши на них взрыпнулись… Я тебе, Васильич, так скажу: я после
* * *
Пятиэтажная чебоксарская гостиница «Чувашия» была, наверное, не тем местом, где согласилась бы остановиться прежняя Сокольникова Рената Александровна. Ну а теперь девушка сочла «Чувашию» весьма уютным заведением. Мало того: им достался номер с телефоном. Это было уж совсем по-царски.
Разумеется, первым делом Рената заняла душ, а когда вышла, застала телохранителя крепко спящим и укоризненно покачала головой:
— Саш! Ты бы хоть разделся! Вот морока мне с тобой, в самом деле!
— Разбуди меня где-нибудь в шесть… — пробормотал он, просыпаясь и вяло привставая, чтобы она стянула с него пиджак и наконец дала ему покоя.
— Вот я думаю: что это за святой дух, которым ты питаешься?