А глубоко за полночь — громкий, истошный крик. У малыша страшный жар, врачи скорой помощи разводят руками: никаких симптомов заболевания. Ставят инъекцию жаропонижающего, но она не помогает. Ребенок горит, лишь время от времени забываясь коротким сном. Его рвет от материнского молока, он мечется, он страдает.
Давая Ренате отдохнуть, Николай укачивает его на руках. А утром все проходит. Саша весел, улыбается, пытается ухватить погремушки, ест, надолго засыпает.
Одна, вторая, третья… ночи стали похожи друг на друга. Через неделю Гроссман понял, что, продолжай он подскакивать по ночам и помогать Ренате дальше, вскоре у него начнутся обмороки на работе. Жена знаками убеждала его перейти в другую комнату, но Николай пока крепился, убегая на диван лишь тогда, когда становилось совсем невмоготу.
Вскоре он обнаружил, что Рената нашла выход. Это был очень интересный способ коротать ночь у кроватки сына. И очень простой. Она придвигала колыбельку к себе, брала карандаш с бумагой, укрывалась одеялом и, положив на колени толстую тетрадь, что-то писала, писала, писала. Сашка просыпался, плакал. Она отбрасывала тетрадь, укачивала ребенка и в нетерпении возвращалась к написанному.
Так было и сегодня. Нынешняя тревога жены была только бледной тенью по сравнению с той, первой. Возле руки Николая лежала раскрытая тетрадь, исписанная убористым, почти бисерным почерком Ренаты. Он зевнул и пробежал глазами по строчкам. И стихи, и проза… Как обычно. Это поначалу Гроссмана удивляла внезапная тяга супруги к сочинительству, но спустя две недели он принимал это новое Ренатино хобби как должное. Почему нет? Так она расслабляется, так ей легче. Лучше графомания, чем паранойя…
Но что-то остановило взгляд молодого человека. Он стряхнул сонливость и, подскочив, перечитал еще раз. Коротенькая зарисовка об игре неизвестного мальчишки с громадным волком… Вот это да! И еще так мастерски описано: Николай только что видел все это своими глазами во сне!
— Ладонька! Откуда ты это взяла? Что такое — Оритан? «
* * *
Влад задумчиво прохаживался по аллее: ровно двадцать шагов вперед, вдоль низеньких остриженных кустов самшита, ровно двадцать шагов обратно. Гуляющие люди обходили его, почти не замечая, занятые своими делами либо увлеченные прелестью досуга.
Ромальцев думал. Он полюбил бродить здесь, всегда в одиночестве. Он вырос в этом парке. Два его детства прошли именно здесь. Такой судьбой может похвастать далеко не каждый...
Влад знал здесь все, как и помнил события обеих жизней. Некоторые воспоминания пересекались, перекрещивались, и требовалось некоторое время, чтобы распределить их в нужном порядке.
Иногда он проводил рукой по мягким лапам канадских елей, тогда на коже оставались капельки смолы с «шишечек», в которых набирали соки молоденькие отростки. Иногда переступал на узкий бордюр и шел по нему, словно канатоходец. Ветки самшита цепляли его колени, жужжали потревоженные шмели, вспархивали белые бабочки.
Легкий укол в груди Влад ощутил на двенадцатом шаге. Он замер. Поднял голову, будто принюхиваясь. Где? Где? Где? Что-то хорошее и что-то плохое. Рядом. Очень близко — и к нему, и друг к другу. Где?!
Женщина с коляской. Вот!
Ромальцев нырнул под елку, свернул на соседнюю аллею, откуда женщину видно гораздо лучше. Вот она… Она!
Невысокая, девственно тонкая, золотоволосая. Одетая просто, по-молодежному. Совсем юная. Для прохожих она — сестра или нянька младенца, которого везет в коляске. И зовет не она. Сигнал бедствия исходит от ребенка.
Она счастлива, почти счастлива, Влад чувствовал это даже на таком расстоянии. Счастлив и спящий мальчик. Счастлив и удачен его нынешний путь. Да не иссякнет солнце в их сердцах…
Но была другая сторона… И ее нужно отыскать… Не столько спящий ребенок, сколько вполне действующий сейчас Отпрыск Невозможного призывал Странника именно ради защиты. Где?
О, Природа! Как же все это знакомо!
Влад отступает назад. Мягкая хвоя расступается за его плечами и вновь смыкается, скрывая нырнувшего в ее объятья человека.
Нашел!
В одной части парка — две машины. Вышедшие из них парни, ускоряя шаг, идут вслед за женщиной. Один машет кому-то вдалеке. Там еще двое. Откуда взялись — неизвестно.
Женщина с коляской не замечает их, наклоняется к малышу.
Раздумывать было некогда.
Влад вразвалочку пошел наперерез и, даже не торопясь, опередил тех типов.
— Вот так встреча! Здравствуйте!
Женщина вздрогнула и подняла голову. Краем глаза Влад замечает, что парни с обеих сторон остановились. Вот и хорошо. В парке сейчас слишком много народа. Тут неподалеку и отделение, наряду прибыть — две минуты. Не рискнут…
— Вас ведь Ренатой зовут? — Ромальцев улыбнулся.
Женщина кивнула, пытаясь что-то вспомнить. Влад «помог» ей:
— Мы встречались с вами у Марго. Вы печатали мне счет-фактуру, помните?
Озабоченность исчезла с ее красивого, светящегося лица. Влад тронул ее за локоть, приглашая пройтись.
Сердце Ренаты колотилось. Она не понимала, что происходит. Этот едва знакомый мужчина казался ей сейчас странно близким, «своим». Откуда это? Она даже не знала его имени…
— Влад. Ромальцев Влад, — разрешил он и эту ее проблему.
Ромальцев ненавязчиво подталкивал свою спутницу и коляску в направлении выхода из парка. Рената не сопротивлялась.
— А кто у вас родился? — он еще раз покосился на тех парней и с деланным любопытством заглянул в коляску. — Можно?
Она кивнула. Влад развел руками:
— У меня нет опыта обращения с такими малышами. Может, вы сами покажете? Так это девочка?
Рената покачала головой и вытащила ребенка из коляски, не заметив, что Влад при этом подвинулся так, чтобы прикрыть ее от обеих групп, стоящих по разные стороны аллеи.
— А я думал, у вас будет девочка. Мне почему-то так показалось тогда… — Ромальцев, даже не взглянув на малыша, которого она развернула личиком в его сторону, прихватил коляску за ручку и, по-прежнему находясь между Ренатой и парнями, повернул на боковую дорожку между елями, а затем слегка ускорил шаг. — Вы все время молчите. Вы не разговариваете с незнакомцами? Но я, вроде, представился…
Парни медленно двинулись вслед за ними. Пришлось сбавить темп, дабы не вызвать подозрений.
Рената покачала головой и сделала знак, указывая на свои губы.
— Ох, простите! Извините, я не хотел обидеть, просто не знал… Давно не заходил к Марго… Давайте посидим в кафе. Тут, прямо напротив выхода, есть хорошее кафе.
(А еще там, прямо напротив, есть хорошее отделение милиции.)
Она подчинялась, сама не понимая, что велит ей поступать именно так, что не дает ей воспротивиться Ромальцеву. Впрочем, Ренате и не хотелось противиться ему.
— Вы живете где-то рядом? — продолжал «забалтывать» ее Влад; вот уже и арка ворот.
Она кивнула. Малыш слегка выгнулся на ее руках, повернул личико к сопровождавшему их чужаку. Ромальцев коротко взглянул в его серые глазки, и мальчишка улыбнулся.
— Надо же! Так мы с вами почти соседи! А это — парк моего детства…
Рената опустила голову. Когда-то и Саша в ответ на ее воспоминания рассказал ей о «парке своего детства». А если это тот же самый парк?..
Влад быстро перевел их через дорогу, подхватил коляску под мышку и, пропуская Ренату впереди себя, поднялся по ступенькам. Окна большие. Очень хорошо. Чудный обзор. Над стойкой — зеркало. Вообще замечательно…
Несколько секунд замешательства: Ромальцев подбирал подходящий столик — чтобы сидеть между Ренатой и окном, но в то же время иметь возможность наблюдать за происходящим на улице через стекло и в зеркало. А из парка уже выехали те самые автомобили. Как, когда и кто выследил их? Вероятно, выследили только что, теперь счет идет не на дни и часы, а на минуты… Их должны убрать. Просто убрать. Знает ли Андрей? Вряд ли. Даже
* * *
— Ну, че делать будем? — насели на Клима его парни.
Этот гадский типец, по видимому, не собирался оставлять «заказанных» в одиночестве… От злости Клим даже поскреб ногтями в загривке.
— Паскудство… — прошипел он, глядя на мирно беседующих за столиками кафе рыжую и «красавчика».
— Так не стоять же! Этот, походу, ее снять решил…
— Да. Чую: у них там надолго. Ну че, ладно, отчаливаем на сегодня. Куда она денется теперь? Завтра доделаем. Еще второго найти надо…
Ребята с облегчением зашевелились.
* * *
В большом зеркале над стойкой отражалась проезжая часть улицы. Влад незаметно перевел дух: машины отъезжали. Он одним глотком допил чай, который цедил вот уже минут двадцать. Дернул рукав рубашки. Так… пятый час. Сделать нужно еще очень много.
Влад потер переносицу и едва удержался от жеста, который мог бы выдать его с головой.
Ренате не хотелось уходить. Он видел это, он чувствовал это. О, Танрэй, если бы ты знала, как не хочется уходить мне…
Внезапно молодая женщина встала, вытащила из кармашка в коляске общую тетрадь — растрепанную, потертую, почти целиком исписанную — и подала ему. Влад поднял голову:
— Что это?
Она перевернула несколько страничек и тонким пальчиком с изящным перламутровым ноготком провела по мелким буковкам.
«Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий Оритана…» — прочел он.
Если бы она ведала, молния какой силы сейчас пронзила всю его сущность! Но лицо отразило лишь недоумение:
— А что это значит?
Рената сникла, обреченно пожала плечами. Затем села и написала: «Я не знаю. Эти слова вертятся во мне, но я не могу продолжить. Мне говорили, что это стихотворение».
— Стихотворение? Чье? Я подумал — ваше…
Она вздохнула и, ничего не добавив к уже написанному, убрала тетрадь на место. Глаза ее погасли.
Все сжалось в груди. Только не видеть ее такой. Протянуть руку — вот она, рядом. Прижать к себе, как прежде, поцеловать, рассказать все…
Во рту — солоноватый привкус крови из прокушенной губы… Молчать! Она еще не помнит. И не вспомнит, если поддаться хотя бы секундной слабости… Она должна продолжить и закончить это стихотворение сама. Только сама…
— Простите, но мне пора, — Влад сглотнул кровь и поднялся. — Я провожу вас, помогу поднять коляску.
Рената хотела было запротестовать, но он отмахнулся. На выходе выбросил в урну порванный в мелкие клочки самолетик, поднял коляску вместе с малышом и быстро спустился по ступенькам.
Больше они не разговаривали. Женщина понуро плелась рядом, даже не пытаясь забрать у него коляску. А Влад торопился, очень торопился.
На пороге своей квартиры она попыталась пригласить его войти, но Ромальцев прикрылся скрещенными руками и показал на часы.
Рената смотрела ему вслед, и Влад задержал съезжающиеся створки лифта:
— Рената. Времена сейчас тревожные. Не подходите к двери, кто бы ни звонил. До свидания.
Первым делом он бросился на поиски Николая. Тот заканчивал свои дела в офисе и уже собирался домой. Влад «довел» его до подъезда. Гроссман поднимался пешком. Хоть это усвоил, славься, Природа! А вот слежки не заметил, не почуял. Плохо, очень плохо. Но что поделать…
Найти Дмитрия было нелегко, однако в итоге они встретились.
— Ну, здравствуй, Влад Андреич. Какими судьбами к нам? — Аксенов поправил свои круглые очочки и воззрился на Ромальцева, потягивая минералочку. — Пить хочешь?
— Нет. Дмитрий, срочно пробей мне, пожалуйста, по своим каналам телефон Серапионова Андрея Константиныча…
— Серапио… о, мля! — Дмитрий подавился водой, облил рубашку. — КОГО???
— Его, его. Это Питер. Лучше — рабочий. Но можно и домашний…
— А ты-то его откуда знаешь???
— Дмитрий, вопрос жизни и смерти, — Влад красноречиво провел ребром ладони по горлу. — Буду по гроб жизни тебе благодарен. Я знаю, у вас это есть…
Аксенов таращился на него недолго. Отряхнув грудь, он выпрямился в кресле.
— Потом расскажешь, — предупредил он и погрозил пальцем.
— Всенепременно. Поможешь?
— Через пару часов скину тебе на пейджер. А лучше — сам брякни мне на трубу…
— Угу. Спасибо.
— Спасибой не отделаешься.
Влад выскочил за дверь, сбежал вниз, сел в машину и помчался к дому Ренаты и Николая. Серапионов будет здесь не раньше, чем через сутки. Еще сутки ему, Ромальцеву, до Бахчисарая, сутки — обратно… Что ж, объяснение с Дмитрием теперь будет как раз кстати. Аксенов — из «кощеевых» ребят, а уж там ворот сам по себе закрутится так, что мама не горюй. Только поверни… Сами выведут Ромальцева на нужных людей, когда узнают хоть часть той самой информации. Что и требовалось доказать…