— Большая просьба будет у меня к тебе, Хусейн, — заговорил Ромальцев, присаживаясь в очень мягкое кресло.
Через столик от него, в таком же кресле, разместился и Горец, поджав под себя босую ногу. Тут же появилась мать, поставила перед сыном и гостем две пиалы с ароматным чаем, а также вазочку с чеченской халвой.
— Спасибо, нани, — улыбнулся Хусейн, но женщина молча повернулась и ушла. — Угу?
Влад заговорил:
— Горец, очень нужна твоя помощь. Моим близким грозит серьезная опасность… — (Хусейн нахмурился.). — Но пока нельзя пугать их, предупреждая об этом. Просто нужно за ними приглядеть. Женщина знает меня, и я не хочу больше светиться. Я должен взять на себя мужчину, а тебя очень прошу: посмотри за ней хотя бы денек, завтра.
Горец не стал расспрашивать, просто кивнул.
— Что я должен сделать, если замечу опасность?
— Подойди к ней и ребенку. Под любым предлогом подойди. Помоги с коляской — да что угодно… Пока опасность не исчезнет.
— Послушай, Ромаха… Если все так серьезно, я могу друзей подогнать, чтоб разобрались с вашими обидчиками.
— Все не так просто, Горец. Уж поверь мне.
— Хорошо, верю. Когда начать?
— Я заеду за тобой рано утром. Отвезу, покажу.
Влад из вежливости допил чай, поднялся, поблагодарил.
Горец улыбнулся своей стеснительной, почти девичьей улыбкой. Удивительно, что эта улыбка нисколько не убавляла мужественности богатыря…
На прощание суровая мать Хусейна пожелала Владу:
— Марша гуойла[54].
И Горец добавил:
— Дэла маршалла дуойла[55]. До завтра…
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ…
Гроссман чувствовал: что-то происходит. Он не мог понять, что именно, однако попросил жену воздержаться от прогулки. Рената, и без того полусонная, кивнула и ответила знаками, что будет отсыпаться весь день: этой ночью Сашулька вел себя особенно активно и не давал ей сомкнуть глаз. Она и сама испытывала смутную тревогу. Ее смущала вчерашняя встреча с Владом. Уж слишком инициативен был этот человек, видевший ее второй раз в жизни. Слишком невероятны были и Ренатины ощущения в его присутствии. Слишком странной была его последняя фраза в лифте. Все это вызывало некоторые опасения. Вокруг что-то творится. Что-то готовится, но женщина не знала, что. Хотелось собраться и снова бежать, бежать, бежать…
Николай был настороже, когда вышел из дома. Подозрительным казалось все: люди, проезжающие машины, даже то, как пахло в воздухе. Он убеждал себя, что это отголоски прежней паранойи, что нельзя поддаваться и допускать возвращения мании преследования, которой они с женой «болели» почти год. Это уже слишком для нервов…
Как-то по-особенному взглянул на него светловолосый детина, который возился во дворе со своим автомобилем. Показалось, конечно. Однако Николай прежде никогда не замечал, чтобы здешние жители занимались ремонтом машин не у гаражей, а возле подъездов.
Богатырь давно забыл о его существовании, и Гроссман отправился на остановку.
* * *
Влад посмотрел на часы. Как узнать, что он приехал? Что бы на его месте сделал сам Ромальцев? А то, что и хотел сделать: отправился бы к Марго.
Николаю работать еще два часа. Хусейн у дома Ренаты. Наверное, во второй раз перетряхнул всю свою машину…
Влад остановился за полквартала от офиса Маргариты.
Укол.
У входа в здание, плавно завернув, паркуется темно-вишневый спортивный автомобиль. Это он. Славься, Природа! Теперь можно быть почти спокойным.
Ромальцев видел, как из спортивной машины вышел мужчина. Да, это он. Стройный, подтянутый, словно постоянно «на вдохе», стремительный. Хлопнув дверцей, приезжий незаметно жмет кнопочку на брелке, и автомобиль отзывается легким писком.
Когда мужчина взбежал по ступенькам, Влад завел мотор и придавил педаль газа.
* * *
— Маргарита Валерьевна! — послышался знакомый голос.
Марго подняла голову. В ее кабинет вошел молодой человек. Держался он так, словно это был его собственный кабинет. И она безошибочно поняла, кто это.
Быстрый, приметливый женский глаз ухватил все. Темноволосый, темноглазый, очень приятной внешности, если не считать неуютного колючего взгляда. Впрочем, когда он слегка улыбнулся, это впечатление растаяло. Черные брюки, черная жилетка и свободная белая рубашка в романтическом стиле. Очень ему к лицу… Хорош. Ну, Ренка! Мало ей красавца-Ника? Марго даже усмехнулась, правда, про себя.
— Добрый вечер, Маргарита Валерьевна, — не дожидаясь приглашения, мужчина уселся напротив нее.
Вблизи видно: он очень устал. Вокруг глаз — морщинки бессонницы, сами глаза с краснотой, взгляд немного лихорадочный, с нездоровым блеском. Руки крепкие, но изящные. «Интеллигентные» руки. Марго такие нравились.
— Кофе, наверное? — спросила она и подумала: представится или нет?
— Давайте кофе, — он равнодушно отмахнулся. — Я Андрей. Как живете-поживаете?
— Все в порядке.
Марго поставила перед ним чашечку только что сваренного кофе.
— То есть, исключительно все в порядке? — уточнил он.
— Конечно.
Он потер пальцем нижнюю губу, немного подумал.
— Угу…
— Вас, наверное, интересует, как дела у… у ваших знакомых?
— Да уж интересует, — с кажущейся рассеянностью ответил Андрей и глотнул из чашки. — Хороший кофе, благодарю…
— Они сняли квартиру. С мальчиком тоже все хорошо. Правда, говорят, он Ренке не дает спать, но…
— Ренке? — он слегка улыбнулся. — Момент про квартиру. Вы мне адресок черкните где-нибудь. И номер телефона…
— У них нет телефона.
— Тогда только адрес, что ж поделать...
Марго села и записала. Андрей все больше нравился ей.
— У вас установлено видеонаблюдение? — скользнув взглядом по написанному, Андрей положил листочек во внутренний кармашек жилетки.
— Нет.
— Угу… Что ж вы так… То есть, буквально на днях к вам никто не заходил, о Гроссманах не спрашивал?
Марго ощутила, что ноги ее подкашиваются. Значит, он приехал не просто так. Значит, что-то случилось.
— Нет… — с испугом ответила она. — А…
— Подождите, — перебил Андрей, не желая сбиваться с мысли: он и без того гнал, не останавливаясь, почти сутки, так что теперь в голове была каша из воспоминаний о мелькающих деревьях, сером дорожном полотне, встречных и попутных машинах. — Подождите. Давно вы были у Гроссманов?
— Дня три назад.
— Они никому ничего не просили передать?
— Нет.
— Они были спокойны?
— Насколько это возможно — да…
— Ваша «крыша» давно здесь не появлялась?
Юлить в этом вопросе с ним было бы глупо.
— Неделю, наверное, никого не было. А то и больше. Андрей, скажите: что-то произошло?
— Маргарита Валерьевна, давайте договоримся? — попросил он и мягко накрыл своей ладонью кисть Марго. — Я буду спрашивать, вы будете отвечать. Угу?
Угрозы в его тоне не было ни на толику, и тем не менее Голубева поняла, что поступать нужно именно так, как говорит он, и не иначе. Женщина кивнула, и он убрал руку.
— Моя убедительная просьба к вам. Если у вас кто-либо, даже ваша собственная бабушка, будет спрашивать о местонахождении Ренаты или Николая, вы делаете большие круглые глаза. У вас очень красивые глаза, и вы будете выглядеть еще прекраснее. Вы понятия не имеете, куда уехали супруги Гроссман. Вот мой номер. Не сочтите за труд запомнить все приметы осведомлявшегося, набрать меня и рассказать во всех подробностях, как что было. Договорились?
— Конечно.
— То же самое относится и к «странным» звонкам. Вопрос такого характера: кто, кроме вас и Гроссманов, знает, что произошло с ними?
Марго перебрала в памяти все возможные варианты и покачала головой:
— Никто.
Андрей прищелкнул языком, затем поднялся:
— Спасибо за информацию. Всего доброго.
И — словно его здесь никогда не существовало.
Марго бесцельно переложила подшивки и папки на своем столе с одного места на другое. Андрей, значит…
— Ну, Ренка… — пробормотала она. — Эсмеральда отдыхает…
* * *
— Что делаешь в Ростове, бригадир? — помешивая трубочкой коктейль, Серапионов взглянул на Клима.
Для разговора он пригласил новосибирца в ресторан «Золотой кот» в Буденовском переулке. Неплохое заведение, да и отдохнуть не мешает. Выспаться бы еще, но не до жиру…
— А… и не спрашивайте, Андрей Константиныч. Батюшка ваш работенку дал, уж и не знаю, хоть в петлю лезь…
— А что такое?
— Между нами, ладно? — «бригадир» слегка пригнулся к столу. — Я ведь все больше по бизнесменам, по политикам каким… ну, понимаете… А тут бабенку грохнуть надо. Да еще и с пацаном новорожденным.
— Да ну? — усмехнулся Серапионов. — И чем же Константину Геннадьевичу пацан новорожденный не угодил?
— Откуда ж мне знать? Мне говорят — я делаю… Про сопляка, правда, сказал — типа, это на твое усмотрение, а бабу с мужиком привезешь холодненькими. Вот уж второй день подойти к ним не могу, в одиночестве застать. Сказать откровенно, гадко себя чувствую… Такого делать ни разу не приходилось, бляха-муха… Говорю ж: хоть в петлю полезай.
— Всегда что-то бывает в первый раз. А что за баба, как не секрет?
— О! — Клим подал ему свадебную фотографию Ренаты и Николая. — Во какая краля. У Ярика аж слюни текли, когда увидел, он рыжих-то очень любит. И вот такую надо — фьюить!.. А… лучше и не думать сейчас… — он спрятал снимок.
— Погоди, а не Гроссманы ли это?
— Они самые… А че, знаете таких?
— Ну, еще бы не знать. У меня с ними свои счеты. Слушай, бригадир. А уступи ты их мне! Мне с этой шалавой ой как поговорить не терпится напоследок. И тебе работы поменьше. М?
Клим растерянно смотрел на сына своего босса. Нерешительно покачал головой:
— Мне папаня ваш голову отвинтит…
— Ну а что ж? Мы никому и не скажем, что это не твоих рук дело. Тебе-то что? — «соблазнял» Андрей, надкусывая румяное яблоко. — О! Какие тут яблоки ароматные! Хочешь? — и он со странной улыбочкой воззрился на собеседника.
— Но вы ж понимаете: мне трупаки привезть надо. На показ.
— Так привезешь. Я тебе координаты скину, все чин-чинарем. По рукам?
Лицо Клима прояснилось.
— А по рукам! Только… это…
— Да без «бэ»! — в том же духе откликнулся Серапионов-младший. — Так что, яблочко не хочешь?
«Бригадир» с облегчением вздохнул и помотал головой.
— Ладно, с тобой хорошо, но дела делать надо. В общем, ты тут отдыхай, расслабляйся. Парней своих, вон, покорми, угощаю, — Андрей поднялся и кинул на стол две пятисотдолларовые бумажки. — Устали, небось? Нынче ночью будет тебе белка, будет и свисток.
— Какие белка-свисток, Андрей Константиныч?
Скорпион повернулся:
— Бригадир, а что это у тебя имя странное такое, старомодное? Сейчас так и не называют…
— А не имя это, Андрей Константиныч. Погоняло. Они меня Полиграфом величать пытались, потом поняли, что… не надо так делать…
— Ясно, — Андрей обвел его ироническим взглядом: и правда ведь похож! А Серапионов-то весь вечер, глядя на него и думая о своем, пытался сообразить, кого этот Клим ему напоминает. — Ну, бывай, Климушко, бывай!
* * *
— Здорово, Степаныч! Дежуришь?
Доктор поднял голову. Андрюха Серапионов. Почти не изменился с тех лет.
— О-о-о! Заходи!
Они поболтали ни о чем и обо всем.
— Крикливые у тебя сегодня бабенки, Степа, — сказал Серапионов, который в поисках кабинета заведующего миновал как минимум две палаты рожениц. — У меня дело к тебе такое… деликатное. В морг мне нужно.
Степан Степаныч непонимающе уставился на него, потом засмеялся:
— А не рано ли?
— Да нет, — хмыкнул Андрей. — Как раз самое оно. Я серьезно, Степа. Ты уж удружи по старинке.
— Ну, разберемся, разберемся. Ты мне еще за рыжую свою должен. Шучу…
— Не отказываюсь: должен. Давай, все до кучи собери, там уж рассчитаюсь.
— А что тебе в морге понадобилось?
— Парочка неопознанных. Женщина молодая и мужчина — нашего с тобой примерно возраста… Только мне самому на них поглядеть нужно.
— М-да… Это уже к судмедэкспертам надо постучаться, их епархия. Когда тебе надо?
— Прямо сейчас, Степа. Прямо сейчас.
* * *
— Алло? — с трудом размыкая глаза, простонала в трубку Маргарита; ужас какой-то: в первом часу ночи…
— Маргарита Валерьевна, это я. Я сейчас подхожу к вашей квартире, вы мне дверь откройте…
Марго встрепенулась. Снова этот Андрей. Кошмар! Оставят ее уже в покое с Гроссманами или нет?!
Женщина быстро накинула халат, покрепче прикрыла дверь в комнату сына.
Серапионов стоял на пороге. Когда Марго открыла, он скользнул в прихожую и, понизив голос, спросил:
— У вас машина на ходу?
— Да, — шепнула она.
— Оденьтесь, пожалуйста, покажите, где ваш гараж. Это в последний раз, Маргарита Валерьевна, больше я вас не потревожу. Уж извините.
Марго не ожидала услышать слова извинения от такого человека, как он, и сумбурно проговорила, что, дескать, ничего страшного.
Андрей ждал в коридоре.
До гаража было минут десять ходу. Оба молчали.
Голубева выгнала свой автомобиль и протянула Андрею ключи.
— Я покупаю у вас вашу машину, — он взял брелок и вместо него вложил в руки растерянной женщины две толстые пачки денег. — Обратно добежите сами? У меня времени в обрез.
— А…ы…у… Да.
— Ну и славно. Благодарю вас. Обо всем — полное молчание. Завтра объявите машину в угон.
Марго так и осталась на месте, провожая взглядом удаляющиеся красные габариты своей несчастной «шестерки».
* * *
Сиваш остался далеко позади. Влад топил педаль в пол. Осталось немного. Скоро начнет светать, в Бахчисарай он доберется вместе с солнцем. Что ж, у него получилось быстрее, чем он рассчитывал. Это хорошо, да только двое суток без сна уже начинают сказываться на координации движений. Чтобы ехать обратно, нужно будет или пару часов подремать, или подключить
* * *
Слегка поморщившись от звука взрыва, Андрей вышел из-за дерева и направился к берегу. «Шестерка» Голубевой пылала. Он нарочно прикрутил взрывчатку точно под сидениями водителя и пассажира: теперь там бушевал огонь. Подождав несколько минут, Серапионов сходил к своей «Субару», вытащил маленький огнетушитель и полил салон пеной. Нужно, чтобы кое-какие приметы остались. Для папочки дорогого.
Глаза закрывались. Андрей тяжело упал за руль и набрал номер Клима:
— Все сделано. Забирайте пирожки. Левый берег, три километра от плотины, в логе.
— Понял, Андрей Константиныч… Благодарствую.
Серапионов откинулся на подголовник. Ну как же узнал отец, а? Надо будет поспрашивать на эту тему бычков из «крыши» над фирмой Голубевой. Вот заведется одна такая крыса в зернохранилище, потом вся мука гнилая… Может, Маргарита кого-нибудь выведет на чистую воду. Хотя — оно ей надо? Тетка и так переполошилась не на шутку. Нет, Голубева не могла их выдать. Слишком опасная игра, а у нее чересчур много слабых мест: сын, работа, да и на самоубийцу она не похожа. Нет, не Голубева это. Кто-то другой «крысячит»… И еще: кто предупредил Андрея? Надо бы найти этого доброжелателя, поблагодарить. А заодно узнать, на кой ему это было нужно. Что-то здесь нечисто.