Студент уже ничего не боялся. Он понимал: все, что с ним приключилось - ас ним действительно что-то приключилось, - имеет точное рациональное объяснение, и даже фотографии, которые меняются, тоже имеют, очевидно, какое-то разумное объяснение, что-то, видимо, заложено в их химическом составе, который придает им свойства замедленной проявки или накладки одного изображения на другое, а может, это еще неизвестный ему способ стереоскопии, - словом, и это вполне научно объяснимо. Просто он чего-то не знает и обескуражен так же, как будет обескуражен непосвященный, неожиданно увидевший себя на экране телевизора разговаривающим, улыбающимся, движущимся. Все дело, значит, в каком-то, тоже, очевидно, экспериментальном, качестве фотографий. Конечно же ничего сложного и тем более страшного.
- Скажите и про фотографии, - попросил студент.
- Про фотографии? А что именно?
- Про фотографии, которые висят в моей, то есть в вашей бывшей комнате. В чем их тайна? - Слово "тайна" он уже произносил с легкой иронией.
- Тайна? Какая тайна? Вы знаете, большинства из изображенных на этих фотографиях людей я даже не знаю. Это родственники и друзья моей жены, моей бывшей жены.
- Но там есть и ваша фотография?
- Да, есть. Ну и что? - сказал он почему-то с вызовом, но потом необычайно мягко спросил: - Не хотите ли выпить?
Студент кивнул. Психиатр неторопливо и как-то очень бережно наполнил рюмки, причем себе налил половину, а студенту до краев. Они выпили. Студент понял, что, кажется, задал загадку, которая не столь просто объясняется или, во всяком случае, ее отгадка неизвестна, может быть, даже психиатру. Последняя порция коньяка как-то особенно подхлестнула его, и он решил идти до конца.
- Вы знаете, - сказал он и в упор посмотрел на психиатра, - они меняются.
- Как меняются? - не понял психиатр.
- А так. Вот я, скажем, выхожу из комнаты в кухню, через минуту возвращаюсь, и там на фотографиях уже другие люди. А если те же, то в другом виде или костюме. Скажем, был в очках, а теперь снял их, улыбался, а теперь хмурится, застегнул ворот рубашки, обзавелся сумкой… А если побыть на кухне подольше, то безусый отращивает усы и тому подобное.
Психиатр смотрел на студента с явным любопытством. Он долго рассматривал его глаза, руки, а потом заботливо сказал:
- Может, нам больше не стоит пить?
- Да нет, я не пьян, - слегка запинаясь, ответил студент. - Вот даже на вашей фотографии. Когда я вошел, вы там были в рубашке с открытым воротом и без усов. А потом рубашка была наглухо застегнута и у вас появились усы.
- Господь с вами, - улыбнулся психиатр, - да я никогда не носил усов, это у моего брата были усы. Вы видели его фотографию у мамы?
- В пиджаке с широкими бортами, при галстуке?
- Да.
- Теперь она висит в вашей… в нашей комнате. На месте вашей фотографии.
- И что это маме вздумалось перенести ее сюда. Но, может быть, ей тяжело каждый день видеть его фотографию и потому она…
- Вы меня неправильно поняли. Я хотел сказать не то, что портрет вашего брата - кстати, вы очень похожи - висит на месте вашего портрета. Я хотел сказать, что ваш портрет стал портретом вашего брата. То есть он стал таким, каким вы станете через несколько лет и когда, наверное, отрастите усы. Он не меняется, он постарел, ваш портрет.
Студент почувствовал, как психиатр взял его руку за запястье, неназойливо стал щупать пульс, заглядывая при этом в самые зрачки его глаз. Студент понял, что психиатр пытается определить его состояние. Да и кто бы, собственно, не засомневался в нем, его нереальности после таких рассуждений? Надежда на разгадку была так сильна, что он решился и на последнее, что бы о нем ни подумал психиатр.
- Дело в том, - сказал студент, - что я сел у вашей фотографии, ну прямо перед ней, и стал смотреть на нее в упор. И на моих глазах… - Студент сделал паузу, затем выпалил одним дыханием: - …у вас на щеках - на фотографии, разумеется, - стала пробиваться щетина и расти борода. Так что, пока я здесь, вы там, очевидно, - если, конечно, не успели за это время побриться - с длинной бородой.
Психиатр отпустил его руку, продолжая пристально смотреть на студента, и ничего не сказал. Он встал и медленно прошелся по комнате, остановился у книжной полки, взял какую-то книгу, раскрыл ее на странице с закладкой, что-то прочел и поставил ее обратно. Затем он подошел к студенту, встал позади него, повернул его голову к себе и улыбнулся.
- Мама говорила мне, что вы выдержали трудные вступительные экзамены. Это действительно непросто в такую адскую жару. Ни в коем случае не пугайтесь и не расстраивайтесь. Это утомление, стресс. Но… вы не обидитесь на меня, если я вам задам несколько вопросов? Скажите, пожалуйста, вы не злоупотребляете алкоголем? Я-то вижу, вы человек явно непьющий, но, может быть, когда-то… вы никогда не лечились от… - Он чуть замялся и добавил: - …от алкоголизма?
- Нет, - сказал студент твердо.
- Вы знаете, на почве хронического алкоголизма иногда могут появляться видения: порой кажется какое-то движение на портретах, фотографиях, или обои на стенах оживают. На нашем языке это называется delirium tremens. Вы никогда не лечились? В смысле…
- Да бросьте, - сказал студент, - никакой я не алкоголик и никакой не псих, вполне нормальный человек, только вот…
- Разумеется, разумеется, - быстро сказал психиатр. - Я и не сомневаюсь в этом. Ни о каком психозе речи не может быть. Речь может идти только об определенных явлениях, связанных, несомненно, с утомлением да и с жарой, будь она проклята, какие-то формы легкого расстройства восприятия. И ничего больше. Ведь вот, скажем, электричество - короткое замыкание, и связь прерывается, перегорает лампочка. Так и в нашем мозгу. Ничего страшного. Мне хотелось бы только уточнить. Бывают ли у вас, например, слуховые галлюцинации?
- Что?
- Ну, простые слуховые обманы. Скажем, вам кажется, что кто-то вас окликает по имени. Студент вздрогнул.
- Да, действительно, сегодня дважды мне показалось, что меня позвали, но на самом деле…
- Никого не было, никто вас не звал, - сказал психиатр радостно, превосходно, превосходно. А случается ли вам слышать какие-то голоса, поющие, шепчущие, иной раз даже металлические, особенно когда вы спите, вы чувствуете какое то сгущение голосов - кто-то вас обвиняет, кто-то защищает, кто-то объясняет, а кто-то над вашей головой стоит и считает? - Психиатр с жадностью впился глазами в лицо студента.
- Да, - сказал студент, - как раз сегодня ночью, перед моим приходом к вам, когда я спал, я слышал подобные голоса. Но ведь вы сказали мне, что это были голоса ваших пациентов, записанные на магнитофон. Их я и слышал, не так разве?
- Ну конечно, конечно.
Через некоторое время психиатр вновь обратился к студенту:
- Скажите, пожалуйста, а чувство знакомости, ну, скажем, попадаете вы в непривычную обстановку, а вами она воспринимается как пережитая, знакомая, бывает такое?
- Бывает, - сказал студент с некоторым удивлением.
- Deja vu, - удовлетворенно сказал психиатр.
- Что вы сказали? - переспросил студент.
- Да ничего, голубчик, это я сам себе. Еще один вопрос… - Психиатр как-то суетился, казалось, он боится, что неожиданно может упустить добычу, которую так давно искал. - Скажите, а наоборот: что-то такое, что явно вам знакомо, или, скажем, вы что-то куда-то положили сами только что, а через какое-то время это кажется вам чем-то новым, чего вы никогда не видели или как будто не вы это положили?
- Да, - сказал студент, вспомнив про сигарету, которую он оставил перед уходом в ванную, а потом никак не мог вспомнить, когда же он ее оставил, бывает и такое.
- Jamais vu, - решительно сказал психиатр. - Второе нарушение.
- Что?
- Это тема моей кандидатской диссертации. Вторая форма дереализации.
Глаза психиатра лихорадочно блестели, он возбуждался все больше и больше.
- А подозрительность? Не кажется ли вам порой, что кто-то вас преследует, что кто-то строит вам козни?
- Иногда, - сказал студент.
- Я так и предполагал, - сказал психиатр. - Типичный синдром Кандинского Клерамбо. А нарушение ориентировки - не путаете ли вы порой левую и правую стороны, верх и низ?
- Кажется, да, - сказал студент неуверенно.
- Психосенсорное расстройство, - сказал психиатр. Вы на пороге делирозного состояния.
- Чего? - испуганно спросил студент.
- Ничего страшного, - сказал психиатр. - Два-три сеанса, и все будет в порядке. Хорошо, что вы наткнулись именно на меня. Никому другому ничего не говорите, это моя тема. Но вы должны быть со мной полностью откровенны. В сексуальном плане у вас никаких отклонений?
- Нет, - сказал студент, сперва не поняв, а поняв, покраснел - сама эта мысль показалась ему крайне непристойной.
- Так, - сказал психиатр. - Не ощущали ли вы, сами того не понимая, непонятное физическое, психическое воздействие, ну, скажем, что-то вроде космических лучей?
- Вроде бы нет…
- А такое вот ощущение, будто ваши мысли - это не ваши мысли, они внушены вам кем-то или чем-то, будто их вложили в вас, или что ваши мысли читаются кем-то на расстоянии…
- Вы думаете, что я болен? - сказал студент глухо.
- Да что вы? Вовсе нет. Утомление, стресс, и больше ничего. Ничего опасного. Надо провести два-три сеанса, не больше. Можно начать сразу. Но вы должны меня извинить, я человек строгого режима и точно в это время обычно принимаю душ. Это займет, совсем немного времени, вы не уходите, подождите меня, пожалуйста. Посидите здесь, вот вам газета, журналы, я приду буквально через несколько минут, и мы продолжим нашу беседу. Я быстро, - суетливо говорил психиатр. Взяв что-то из ящика письменного стола, он вышел из комнаты. Студент услышал звуки открываемого крана, льющейся воды, а затем веселый свист психиатра.
Студент испытывал странное двойственное чувство: с одной стороны, ему, конечно, было очень неприятно, что он, по-видимому, действительно заболел какой-то психической болезнью, причем это гораздо серьезнее, чем пытается внушить ему психиатр в стремлении успокоить пациента. Он не хуже психиатра знает, как реально виделись ему все эти несуразности, и, следовательно, его болезнь значительно серьезнее, чем предполагает или делает вид, что предполагает, врач. Но с другой стороны, это как-то успокаивало студента больше всего на свете он не любил неопределенности. Теперь же, когда все, даже легкое помутнение рассудка, так разумно объяснялось, он мог думать об этом трезво, значит, все было в порядке. Он мог думать об этом трезво, несмотря на то что выпил почти полбутылки коньяка. Он мог думать обо всем этом настолько трезво, что опять какой-то внутренний голос подсказывал ему коварную мысль: что, если все это дьявольская игра его недругов, бывших соседей по общежитию, абитуриента-инструктора, игра, в которую вовлечена не только старуха, но и этот ее сын - сын ли? - и все они вместе решили методично и планомерно, различными средствами свести его с ума? Но если это так, то…
Прошло очень много времени. Тревожные ли мысли, выпитый ли коньяк, усталость и напряжение или все вместе подействовало - студент впал в какое-то состояние полудремоты, сна с открытыми глазами, сна сидя. Но потом он стряхнул сон, и ему показалось, что прошло не десять минут, а чуть ли не два часа. Из ванной доносилось веселое посвистывание психиатра и звуки льющейся воды. Студент подождал еще немного, затем встал, подошел к двери ванной комнаты и постучал.
- Я сейчас, - бодро ответил оттуда психиатр, продолжая насвистывать. Мигом, - еще раз прервал он свой свист.
Прошло еще довольно много времени, и опять после непонятного полудремотного состояния, неизвестно сколько продлившегося, студент встал, подошел к ванной комнате. Теперь дверь была полуоткрыта, звуки льющейся воды прекратились, но психиатр все так же беспечно насвистывал. Студент робко постучал.
- Я уже одет и причесываюсь, - ответил психиатр, продолжая свистеть.
Студент вернулся в комнату.
Прошло еще немного времени. Из ванной продолжал доноситься свист психиатра. Студент не выдержал, вновь прошел к ванной. Дверь туда была открыта. Студент заглянул внутрь: на табурете стоял портативный магнитофон, из него доносился свист психиатра. Студент отпрянул.
- Где вы? - закричал он и влетел в кухню. Потом в туалет, в комнату, наклонился, посмотрел под кроватью, открыл шкаф, вновь побежал в кухню, открыл холодильник. Психиатра нигде не было. Студент помчался в комнату, подбежал к единственному окну, но оно было наглухо закрыто. Студент бросился в переднюю. Наружная дверь была закрыта также изнутри, помимо замка еще и на цепочку и на крючок. "Он прошел в мою комнату", - осенило студента, и почти в то же самое мгновение он увидел в конце передней дверь. Дверь, в которую он сюда вошел и которую оставил открытой. Теперь она была закрыта наглухо, причем заколочена двумя точно такими же, если не теми же самыми досками крест-накрест. Но с этой стороны.
Дикая ярость - его опять одурачили! - овладела студентом, он разбежался, сорвал доску, толкнул дверь и в последний миг подумал о том, что квартира-лифт могла опуститься, и тогда он полетит в пропасть. Но под ногами он почувствовал пол… и оказался… в своей комнате… Теперь он ожидал всего - его не удивило бы, если бы фотографии пели, беседовали, если бы зеркало показывало фильм, подобно экрану телевизора, если бы душ заговорил, как телефонная трубка. Но все было обычно. Даже постель его была смята по-прежнему. В кухне и туалете также было тихо. Студент осторожно открыл дверь ванной комнаты и увидел психиатра, который причесывался у зеркала.
- Каким образом вы оказались здесь? - спросил студент.
Психиатр обернулся. Он был в костюме с широкими бортами, при галстуке. У него были длинные усы, и он был гораздо старше самого себя.
- Здравствуйте, - сказал психиатр, сдержанно улыбаясь. - Что с вами? - вдруг спросил он тревожно. - На вас лица нет. Вы как будто чего-то испугались?
- У вас… у вас… - залепетал студент, - не было усов.
- У меня - усов? - спросил психиатр. - Но я их ношу добрых двадцать лет. Вы меня, очевидно, с кем-то путаете. Ведь мы, в сущности, незнакомы. Простите, пожалуйста, вы, видимо, тот самый жилец, которому моя мать сдала квартиру. Я приношу тысячу извинений, что вторгся в чужую квартиру в неурочный час, хотя, правда, она моя, но теперь-то в ней живете вы. Дело в том, что я думал, вы еще не поселились тут, и действительно, когда я, воспользовавшись своим ключом, зашел, вас в квартире не было. Просто мне необходимо было побриться, и я…
- Да, - сказал студент зло, - меня не было, и вы превосходно знаете, где я был!
- Я? - удивился психиатр. - Но я вижу вас в первый раз.
- Послушайте, - сказал студент, - кто из нас шизофреник, мы еще выясним. Но вы прекрасно знаете, что сколько-то времени назад - я не знаю, сколько, у вас ведь часы тоже сумасшедшие, как и вы сами, - мы сидели с вами и беседовали, и вы прекрасно знаете, о чем мы беседовали. Но вы напрасно думаете, что сведете меня с ума, я сейчас сорву эти ваши приклеенные усы и сотру весь ваш грим, - он протянул руку к усам психиатра. Тот отшатнулся.
- Что с вами, молодой человек? - строго сказал психиатр, принюхиваясь. - Фу… Вы, разумеется, можете напиться, но это еще не повод для того, чтобы оскорблять людей, которые старше вас по возрасту. Вы думаете, если вы снимаете у нас комнату, это дает вам право грубо разговаривать со мной? Если бы я знал, что вы уже поселились, я бы не пришел. Конечно, с моей стороны тоже несколько бестактно врываться в квартиру к чужому человеку в три часа ночи - вы могли быть и не один. Но все дело в том, что я думал, вы еще не поселились, - еще раз повторил психиатр, - я прилетел час тому назад и через два часа опять улетаю за границу. В это время все парикмахерские закрыты, и я решил побриться у себя в доме. - Разговаривая, он прошел в комнату, студент последовал за ним. - Вот и вся моя вина, за которую я еще раз искренне приношу свои извинения. Если бы парикмахерские…
- Послушайте, - студент задыхался от злости, - при чем здесь парикмахерская, что вы мне зубы заговариваете? Если вы психиатр, то значит…
- Я? - удивленно переспросил психиатр. - Я психиатр? Кто это вам сказал? Я астрофизик, дорогой мой. И только что прилетел с международного астрофизического конгресса. Тема конгресса была очень интересной - контакты с внеземными цивилизациями.
- Послушайте, - процедил сквозь зубы студент, - не морочьте мне голову. Что все это значит?
- Что именно - это? - спросил астрофизик.
- Все это, - бессмысленно повторил студент и обвел взглядом комнату. Обыкновенная комната, стенные часы, на часах половина седьмого, - наверное, сейчас уже и было это время, половина седьмого утра, рассветало, - стол, стулья, кровать, фотографии, в том числе фотография с психиатром-астрофизиком в том самом костюме с усами. Все нормально, обычно. О чем он мог спросить?
- Это вы? - тупо сказал студент, показывая на фотографию.
- Я, а что?
- А не ваш старший брат? Или младший?
- У меня братьев нет, ни старшего, ни младшего.
- Нет или не было?
- Нет и никогда не было.
- А как же часовщик?
- Какой часовщик?
- Тот, который умер месяц назад, тот, который делал часы с обратным ходом, тот, по которому носит траур ваша мать, тот, чью фотографию она переносит из одной квартиры в другую. И абитуриент, он же инструктор по вождению автомобиля?
- Вы бредите?
- Нет, это вам хочется, чтобы я бредил, чтобы я сошел с ума. Но фокусник вы ловкий, надо отдать вам должное, великий иллюзионист. Давеча там, в той квартире, вы мне задавали много вопросов, теперь и я хочу задать вам всего один - из любопытства. Нет, не бойтесь, я не буду спрашивать, зачем вы все это проделываете со мной. Это ваше дело. Я хочу спросить только, как вы это все проделываете? Ну, хотя бы с той дверью. Как вы могли перейти из той квартиры в эту, когда дверь была заколоченной с той стороны, изнутри?
- Какая дверь, какая квартира, о чем вы говорите? - сказал психиатр-астрофизик, бледнея.
- А вот эта самая дверь, - сказал студент и показал на нее. - Ой! Еще один фокус. Вы просто гений. Я только что прошел через нее в комнату и оставил ее открытой, и вот тебе, она снова заколочена теми же самыми досками крест-накрест. Нет, вы потрясающий фокусник, ничего тут не скажешь.
- Послушайте, - спокойно сказал хозяин квартиры, все еще бледный, но, видимо, твердо держащий себя в руках. - Я не знаю, что означают ваши слова, и не хочу думать, что моя мать, воспользовавшись моим долгим отсутствием, сдала квартиру умалишенному. Я просто думаю, что вам не следует пить.
- Ну хорошо, - сказал студент, пытаясь сохранить спокойствие. - Посмотрим, кто кого сведет с ума. Сейчас я еще раз при вас открою эту дверь.
- Нет, нет, - сказал хозяин квартиры, бледнея еще больше.