Красиво! Солнце, облака, сколько птяц, а выше летит огромный самолет, в нем, наверное, тоже люди. А с земли дети машут мне, видимо, думают, что я СантаКлаус с подарками… А вот и место назначения, пора!» Компьютер дал команду, катапульта выбросила его из ракеты, парашюты мягко опустили на землю. Генерал Пенкрофф стоял в окружении офицеров и приветственно махал рукой.
— Молодец, парень! — услышал компьютер голос генерала, и чувство гордости возникло в его электронных схемах. — Все, господа! — произнес генерал Пенкрофф.
— Берите его с потрохами, берите его электронные мозги и память, лепите сотни таких парней, тысячи, сотни тысяч… — Генерал благоразумно прервал свои математические выкладки,
— А ракеты, самолеты, корабли уже готовы принять их. Это победа, господа! Компьютеры установили с поразительной оперативностью. В их память ввели координаты настоящих целей. на самолеты, ракеты, корабли доставили настоящие бомбы. «Интересно, куда я должен доставить этого разрушителя?» — подумал компьютер и подключил блок программы. Его целью был красивый южный город, где жили миллионы больших и маленьких людей. Он вспомнил горы, реки, поля и приветственно машущие руки детей. «Нет, — решил он, — не могу. Ведь если я так сделаю, всего этого больше не будет. И не будет веселого дельфина». Компьютер пропустил ток высокого напряжения по своим электронным цепям, повалил дым, и он перестал существовать.
— Генерал, что происходит? Все компьютеры сгорели одновременно, в одно мгновение, а к ним никто даже не прикасался. Сгорели везде: на самолетах, ракетах, танках! — орал телефон «сверху» голосом трехзвездного генерала Паркинсона.
— Это диверсия! Почему молчите, Пенкрофф? У вас что, язык отнялся?! — Сейчас разберусь, сэр, — пролепетал генерал Пенкрофф. Доклады сыпались отовсюду. Звезды генерала Пенкроффа грозили слететь с погон. Он потянулся к телефону «сверху».
— Сэр, докладывает Пенкрофф… Это не диверсия, сэр. Сам компьютер, размноженный в тысячах копий, оказался слишком человеколюбивым. У всех до единого на дисплеях осталось светиться одно и то же слове сэр. У всех до единого.
— Какое еще, к дьяволу, слово?
— Сэр, это слово — НЕТ. В трубке послышались гудки.
…Пенкрофф, снова однозвездный генерал, орал дежурному: — Ко мне этого идиота Смита вместе с его дурацкими идеями!
Часть вторая
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ЗАРИСОВКИ
ШКОЛА
Школа была просто изумительная. В большом красивом парке люди построили огромный дворец — дворец для молодежи. Десятки тысяч молодых людей учились здесь различному ремеслу, порой создавая такие произведения своего нехитрого искусства, что взрослые только разводили руками, удивляясь и восхищаясь. Воспитанники школы умели петь, сочинять музыку, ваять скульптуры, писать портреты, ткать ткань, лить металл, точить детали, управлять самолетом, лазерным лучом, создавать умные вычислители, лечить людей и животных… Они готовились жить и работать в обществе, давшем им жизнь; они любили людей и хотели, чтобы они были еще счастливее. Они были будущим…
Орналдо бежал последний круг по большому стадиону, впереди никого не было, ни одной взмокшей спины.
«Я первый, я сильнее всех, я самый быстрый, я ветер», — стучало в его висках.
Орналдо пересек финишную черту и сбавил темп бега, постепенно переходя на быстрый шаг, а потом и размеренную ходьбу.
«Надо помочь Хосе, Ласару, Ампару, они не расслабляют ногу, теряют скорость и тратят много сил», — решил он.
— Орналдо, ты будешь самым быстрым бегуном мира, ты будешь добрым ветром. — Хосе, переводя дыхание после бега, подошел к нему и крепко пожал руку.
— Да, я пробовал быть ветром, мне нравится мчаться над землей и океаном, взвиваться ввысь, забираться в горы, вихрем врываться в ущелья, поднимать самолеты, воздушные шары, планеры.
Но сердце мое там, в лесу, среди моих друзей — птиц, антилоп, попугаев. Я родился в лесу, отец мой охотник и хочет, чтобы я тоже стал охотником, и я хочу этого. Тогда вместе со своим любимцем рыжим псом Гаври я буду помощником леса и его жителей.
— Но, Орналдо, охотник должен и убивать, — тихо сказал подошедший Ласару, — а это не все могут, далеко не все. Сможешь ли ты? Хоть это и звери, но все-таки это и убийство!
— Я проверю себя, обязательно проверю.
— Пошли, друзья, сегодня день выбора профессии.
— Кто-нибудь заявил сегодня тест? — Орналдо говорил размеренно, словно и не бежал только что.
— Я заявила, — Ампара улыбалась молодым людям, — я сегодня работаю у мартена, меня тянет кипящий металл, и я его, по-моему, очень хорошо понимаю, чувствую.
— Но ведь это тяжело, Ампара.
— Нет, это прекрасно, это как музыка, бурная, полная жизни музыка, зовущая, манящая. Металл льется тугими струями, принимая причудливые формы, круговороты, это кипящий, тяжелый океан. В нем будущая сила, мощь, я это чувствую, вижу. А разве я сегодня одна заявила тест?
— Я тоже заявил!
— И я!
— И я!
Они разошлись по тест-классам. Ампара заняла место за пультом управления плавкой. Тяжелая руда падала в шахту, нагромождаясь высокой горой, из которой вскоре потечет бурная желтая река расплавленного металла. Ампара ощущала, как нагревается руда, как она становится пластичной пластилиновой массой, как миллиметр за миллиметром оседает громадина каменной горы… Вот первые капли металла просочились сквозь глыбы руды и, соединяясь с другими, устремились вниз пока еще тонким ручейком. Один ручеек, второй, третий, и уже широкий поток обозначил русло реки, истощая могучую гору. Река превратилась в озеро, а остатки рудной горы в остров, потом в островок, растаявший тут же на глазах в кипящем вулкане клокочущего металла. Ампара жила металлом, текла с ним вместе ручьями, кипела расплавленной лавой.
«Пора, пора дать мне волю, пора, я уже могу стать самолетом, автомобилем, трактором, поршнем мощного двигателя, якорной цепью… я нужна, и я созрела», — Ампара открыла шлюз, и кипящее озеро метнулось на волю, в ковш, разбрызгивая во все стороны яркие капли.
«Бенгальские огни детства, только горячие», — рассмеялась Ампара и вихрем заплясала около пульта.
— Металл отличного качества, — громко прокричали динамики, — экспресс-анализ в лаборатории.
— А я не сомневалась, — отозвалась Ампара, — я им жила, я была им, это я кипела и рождалась в огне и пламени, это была я — бурная железная река, это я, я, я… это я его сила, это я каждая его частичка, это мой металл, мой, мой…
— Поздравляю тебя, — Орналдо крепко сжал ее руки и, обняв за плечи, прижал к себе, — поздравляю, рад за тебя, за твое искусство…
Хосе включил станок и осторожно подвел резец к металлу. Первая стружка, скручиваясь в тугой причудливый локон, побежала от резца вниз и в сторону, потом еще и еще… Хосе освобождался от лишнего, ненужного, тяжелого, он с удовольствием обретал нужную форму, становясь изящным, нужным, совершенным.
«Ну вот теперь я родился заново, теперь я как раз то, что надо, не меньше и не больше. Как раз», — решил Хосе и остановил станок. Он бережно взял в руки шестерню, полюбовался ею и опустил на бегущую мимо ленту. С сожалением поглядывая ей вслед, Хосе взялся за следующую заготовку.
— Деталь по высшему разряду, — сообщил контролер-автомат.
«Кто бы сомневался, — усмехнулся Хосе, — это же не деталь, а я, я, я сам. Я вложил в нее свои знания, свое сердце, свою душу. Как она могла быть иной? Это я буду вращаться в моторе, это я подниму в воздух огромный лайнер».
Причудливые изделия ложились одно за другим на бегущую ленту и исчезали, уносясь туда, где их ждали другие, чтобы всем вместе стать механизмом, задуманным человеком.
— Хосе, ты просто волшебник, поздравляю тебя, — Ампара повисла у него на шее и смешно болтала в воздухе ногами, целуя в горячие щеки. — Мой металл ты превращаешь в то, о чем я мечтаю, закипая и бурля, ты продолжаешь мое дело. Ты не можешь без меня, а я не могу без тебя. Ты мне нужен, Хосе, я люблю тебя.
— А я люблю тебя, Ампара, я тоже не могу без тебя.
Хосе кружился и кружился, опьяненный вальсом любви, а Ампара словно белый развевающийся шарф обвивалась вокруг него. Они были счастливы…
Ласару подсоединил последний блок и подготовил вычислитель к проверке. Он сразу набрал задачу высшей сложности и нажал клавишу «Решение». Блоки впились в анализ, обработку, расчеты… Задача казалась ему сущим пустяком. Его электроны считали быстро и точно, они складывали, вычитали, умножали, делили, извлекали корни, возводили в степень, анализировали, думали, сравнивали, отбрасывали ненужное, запоминали полученное и проверенное, а в конечном счете быстро и уверенно приближались к цели… Вот сработал последний триггер, и машина записала результат.
«Ха, — веселился Ласару, — мои умные электроны не подвели меня, я сам себя не подвел, я даже не напрягался, я могу больше, могу быстрее, могу точнее, могу лучше, могу помочь Ампаре, Хосе, Орналдо, людям…»
Орналдо крался, неслышно ступая по лесу, словно хищная птица стремительно перебрасывалась от одного дерева к другому, птица сильная, ловкая, хитрая…
Орналдо видел глазами зверя: животное поняло, что ему не уйти от этой зловещей птицы — стремительной тени, преследующей его… Зверь знал, что его преследует человек, и не сомневался в исходе этой смертельной игры.
Зверь убегал, но в беге его уже виделась обреченность.
Орналдо глазами охотника следил за рыжим пятном, которое становилось все ближе и ближе, несмотря на все хитрости зверя, которые говорили о том, что он хорошо знает повадки человека. Орналдо напрягся как струна, он чувствовал себя и зверем и охотником, в нем слились воедино желание догнать, настигнуть и желание убежать, спрятаться, исчезнуть. Орналдо видел и рыжее пятно, и тень, которая вот-вот накроет огненный комок своим смертельным крылом, для него был ясен конец этой «шахматной игры с самим собой» — человек победит зверя.
«Наверное, лиса», — подумал охотник и начал сужать круги вокруг зверя, путая и сбивая окончательно с толку рыжее существо.
Зверь пошел на последнюю хитрость: резко развернувшись, он побежал назад по своим же следам. Но и это не помогло, тень не исчезла, и страх заполнил его целиком.
«Нет, не уйти мне от него, он понимает или знает все мои повадки и хитрости, я не обману его, а нападать без толку, он сильный, смелый, умный». Зверь остановился и, тяжело переводя дыхание, заполз под густую ель, пытаясь спрятаться. Он всем своим существом ощущал близкую смерть, но все-таки сжался в комок, приготовившись к последней встрече, и ждал.
«Как страус, голову спрятал, а тело, как огонь, пробивается сквозь зеленые ветви», — усмехнулся охотник, выбирая удобную позицию.
«Он видит меня и готовится к последней схватке». Зверь подобрался, стараясь стать совсем маленьким, исчезнуть, стать невидимым.
«Боится», — решил охотник, охваченный азартом преследования; он прицелился и отпустил тетиву. Стрела запела песню смерти и понеслась навстречу жертве.
Чуткое ухо зверя услышало песню стрелы, и зверь в отчаянии подпрыгнул, пытаясь обмануть смерть. Рыжее тело взметнулось совсем рядом над зеленью веток.
«Да это же Гаври, мой любимый пес!» — Орналдо был в отчаянии.
— Нет, нет, — кричал он и бил кулаками твердый ствол дерева, но рукам не было больно, боль сжимала сердце откуда-то изнутри.
«Все, я убит, убит!» — Он почувствовал удар, боль разрываемого тела и стремительно сужающуюся темноту.
«Что я наделал, что я наделал, это так больно, так страшно, прости меня, я невольный убийца!» Смерть была все ближе и ближе, боль была уже возле самого сердца.
Глаза еще смотрели туда, откуда летел звук приближающейся смерти, искали того, кто убил, и в последнее мгновенье они нашли его — Орналдо стоял с перекошенным ужасом лицом, отбросив от себя лук и стрелы, крик отчаяния долетел до Гаври.
«Не может быть, — пронеслось в умирающем сознании, — он просто не знал, он что-то перепутал, он не мог, не мог!!!» — Рыжее тело, пронзенное стрелой, тяжело упало на землю, вздрогнуло и вытянулось, чтобы ожить вновь и броситься к рыдающему Орналдо. Пес волчком вертелся около него, прыгал, облизывая руки, лицо, шею.
Орналдо открыл глаза, сел и, обхватив рыжую шею, стал молча целовать Гаври.
— Ты будешь работать и жить в лесу, ты догонишь любого зверя, никто не уйдет от тебя, — сказал Ласару, — только не охотником, а добрым помощником зверей, ты не сможешь убивать, так сказали все и мои компьютеры тоже. Пошли, твой экзамен был последний, нас ждут.
Они шагали по темным тропам и пели песню о лесе, о солнце, о птицах, песню любви и доверия. Пес прыгал около них, тычась влажным носом то в одного, то в другого, и преданно заглядывал в глаза. Орналдо гладил, гладил и гладил Гаври, он был благодарен ему за то, что навсегда утвердилось в нем, — за доброту.
ПЛАСТИНКА
Опустившись на поверхность планеты, экипаж косморазведчиков деловито приступил к ее исследованию. На первый взгляд планета была вполне обыкновенной — рядовая планета, да и только, с массой воды, лесами, горами, городами, реками. Но первые же шаги по ней насторожили Винкла, что-то было не так, что-то было необычным, тревожным, а что именно, ни Винкл, ни другие косморазведчики понять не могли.
Винкл привез специалистов по животному миру. Их было четверо, и Винкл должен следить за ними ежесекундно, удерживая в поле зрения всю группу в целом и каждого в отдельности, чтобы они не разбежались в разные стороны в погоне за каким-нибудь прыгающим или скользящим, а еще чего доброго, не попали бы в щупальца какого-либо очаровательного цветка, манящего красками и тонким запахом лучших парфюмерных фирм родной Земли.
Они углублялись в лес, буквально отвоевывая метр за метром у ненасытной любознательности и желания остаться у пенька или цветка навсегда. Вот тут-то Винкл и показал себя во всей красе острого ума и сообразительности: он быстро выбирал на поляне площадку, выделял ее красными флажками, как на охоте на волков, и давал на ее обследование строго определенное время. Время истекало, сигналом малой тревоги Винкл собирал ученых и следовал дальше, всем своим видом и прежде всего гордой спиной и решительными шагами отметая всякие попытки задержаться хоть на секунду. Вслед ему летели ворчливые, а зачастую и оскорбительные слова, но они повисали в воздухе, не тревожа твердой души Винкла и его каменного сердца. В полемику Винкл не вступал, да и считал перебранку занятием ниже своего достоинства. Никто и не пытался ослушаться его. Такого непререкаемого авторитета Винкл добился, отбив подобную группу от стаи хищников с головами собак, с клыками льва и лапами медведя. А потом он укрепил веру в себя неожиданными выстрелами по каким-то камням, утверждая потом, что именно оттуда грозила всем страшная и коварная смерть. Винкл шел впереди и мучительно пытался понять: что же вокруг не так, что? Но понять пока не мог.
Впереди открылась залитая светом поляна, почти в середине ее алел яркими красками цветок ростом с человека. Ученые бросились к нему, словно соревнуясь, кто же из них первым дотронется до этого чуда чужой природы. Но трубный голос Винкла заставил их замереть и стоять, дрожа от нетерпения.
С длинным мачете в левой руке и с бластером в правой Винкл стал подбираться к цветку, словно африканец с копьем и луком к дремлющему льву. Расстояние до цветка постепенно сокращалось, волнение Винкла росло, но от его внимания ничто не ускользнуло.
«Следит за мной», — решил Винкл, заметив, как верхушка цветка изогнулась в его сторону.
Винкл сделал еще несколько осторожных шажков и ахнул про себя… цветок вырос прямо на глазах сантиметров на тридцать и, склонив красивый венец, как будто смотрел на Винкла сверху вниз. Винкл шел по кругу, сохраняя расстояние до цветка, — никакой реакции, цветок как цветок, только огромный и красивый. Но стоило Винклу подойти еще поближе, как цветок опять потянулся вверх, словно пытаясь отдалиться от него.