Вокруг буйно плодоносили яблони, еще не ставшие окончательно дикими, и дети, облепившие клетку, то и дело кидали медведю яблоки. Косолапый, каждый раз ожидавший чего-то новенького и необычного, с интересом цеплял яблоко длинными когтями, подносил его к своей морде, чтобы обнюхать, и тут же терял к нему всякий интерес…
Маришка была в восторге. Она впервые видела настоящего медведя так близко и, жадно разглядывая его, засыпала меня вопросами. Я отвечал ей односложно. На душе у меня было неспокойно. Наверное, я уже в тот момент каким-то образом предчувствовал, что яркий, располагающий к беззаботному веселью и бездумному прожиганию драгоценного времени день окажется самым черным днем в моей жизни.
– Что-нибудь случилось, папа? – спросила Светка, взяв меня под руку. Видимо, она заметила тень тревоги на моем лице. – Как ты себя чувствуешь?
– Все нормально, – как можно спокойнее постарался ей ответить я. – Может, прокатим Маришку?..
И кивнул на стилизованную под старинный экипаж повозку, в которую была впряжена пара лошадей. Таких повозок на площадке перед конюшнями было несколько, на их козлах сидели молоденькие девчонки. Катанием детей ученики Царицынской конно-спортивной школы по праздникам зарабатывали деньги.
Лицо у Светки вдруг дрогнуло, я догадался, что она вспомнила про свою мать, и сердце моё тоже стукнуло пару раз со сбоем. Эх, Маша, Маша, если бы ты не покинула нас четыре года назад, то сейчас тоже могла бы вместе с нами радоваться ласковому солнцу, синему небу и свежему воздуху! Ну ладно, что ж тут сделаешь…
Мы посадили Маришку на телегу вместе с другими детишками, и кони, возмущенно мотая головой и отфыркиваясь, спорым шагом двинулись по наверняка набившему им оскомину маршруту вокруг конюшен. Мы со Светой остались ждать на месте старта, который был одновременно и финишем, и я хотел было подойти к ближайшей торговой точке и взять, как было изречено в известном гайдаевском фильме «дитям мороженое, женщинам цветы», а себе – бутылочку пива, и выбросить из головы неотвязные думы про то, чем сейчас может заниматься Подопечный, и не забыл ли дежурный диспетчер выполнить все мои наказы, и не расслабится ли кто-нибудь из «телохранителей» до такой степени, что натворит проблем выше головы для всей нашей армии Опеки, как это уже не раз бывало на моей памяти…
И тут в моем кармане запикал телефон. Вернее, та коробочка, что была всегда при мне, даже если я принимал душ или проходил флюороскопию. Она была замаскирована под сотовый телефон, но в действительности это надежнейшее и мощнейшее средство связи называлось у нас коммуникатором. Обмен сообщениями через коммуникатор нельзя было ни подслушать, ни записать на пленку. Цифровой радиомодем с трансляцией через искусственный спутник Земли – вот что примерно это было, насколько я правильно понял разъяснения наших связистов…
Вызывать меня мог кто угодно и по любому поводу, но тогда, как ни странно, я понял, что случилась какая-то дрянь, еще до того, как ответил на неожиданный вызов.
Я отошел от Светы на пару метров в сторону (она не протестовала, она уже привыкла, что мне могут позвонить куда угодно и когда угодно), и, заткнув одно ухо пальцем, чтобы мне не мешал надрывавшийся неподалеку духовой оркестр, приложил ко второму уху «наушник» коммуникатора.
Это был Ромицын, который сегодня дежурил по Опеке. Голос у него был такой…
Существует образное выражение «нет ни кровинки в лице», но в тот момент я мог бы вполне сказать, что у Саши не было «ни кровинки в голосе». Ясно было одно:
Ромицын находился в шоке. Он даже не мог членораздельно доложить, в чем дело, и постоянно употреблял много неясных указательных слов типа «он», «она», «они», «этот», «тот»…
– Что случилось, Саша? – спросил я. – Уж не захватили ли помещение диспетчерской террористы?
Моя попытка пошутить, которую я предпринял, дабы привести в чувство ошеломленного диспетчера, вызвала неожиданную реакцию со стороны Ромицына.
– Е-если бы, ш-шеф! – с отчаянием вскричал он. – Уж лучше это, чем то, что там творится!.. Нет, вы посмотрите, что он делает, сволочь!.. Вы правы, Генон!.. Тут Подопечного и Галю взяли в заложники!.. Они там такое!.. Нет, это нельзя… Да отстань ты, Венька!.. Лучше срочно вызывай на Тверскую группу «Альфа»!.. Вы не представляете, шеф, что там происходит!.. И знаете, кто этот негодяй?..
Нет, с ним положительно нельзя было иметь сейчас дело. По крайней мере, на расстоянии, потому что самый лучший способ привести человека в себя – это дать ему пару раз по щеке.
– Подожди, я сейчас приеду, – сказал я Ромицыну. – Без меня пока ничего не предпринимать и никого не вызывать.
– Приедете? А куда?
Нет, он действительно очумел, этот Сашка!..
– Ловить кобылу из пруда!!! – заорал я. – Не отключайся от меня ни на секунду, а я тут докончу свои дела!..
Подошел к Свете. Она уже все поняла и без моих объяснений.
– Эх ты, дед, – с укором сказала она. – Что я твоей внучке-то скажу? Ты же еще в зоопарк ее обещал свозить!..
– А я и так в зверинец еду, – сказал я как можно веселее, словно ничего не происходило. – Только пока ребенка туда брать нельзя: там один очень опасный хищник из клетки вырвался… А Маришке скажи, что ее в следующий раз непременно свожу. Ну пока!..
– Когда будешь дома? – крикнула она мне вслед, но я лишь махнул рукой на бегу.
Пока я дотрусил до машины, сердчишко мое трепыхалось подобно рыбе на крючке.
Хорошо еще, нитроглицерин был у меня с собой, и я тут же сунул под язык пару таблеток.
– Ну, а теперь докладывай подробно, – приказал я Ромицыну, выруливая навстречу одностороннему движению из переулка, где оставлял свой «фолькс». – Кто, что, с кем и сколько…
И он доложил.
Я узнал, что когда, погуляв по окрестностям Красной площади, Подопечный и Галя вернулись к своей машине, там их уже ждал Кирилл Сетов. Откуда он там взялся – было одному Всевышнему известно!.. По плану, в этот день он должен был отдыхать от общения с Подопечным. Естественно, что пока Подопечный и его жена гуляли, всё внимание наших людей, включая диспетчера, было сосредоточено исключительно на супругах, и поэтому Сетов был обнаружен с опозданием, когда он уже находился в непосредственной близости от машины. Как возбужденно поведал мне потом Ромицын, вообще складывалось такое впечатление, будто Кир возник у «Интуриста» из воздуха, словно пресловутый чертик из коробочки!..
А дальше произошло нечто и вовсе несусветное. Вместо того, чтобы поприветствовать своего друга и Галю и, извинившись, объяснить, что он оказался в этом месте и в этот момент по чистой случайности, Сетов извлек из кармана ручную гранату и не торопясь, явно наслаждаясь растерянностью и замешательством супругов, выдернул из нее чеку. Теперь – разумеется, если граната была настоящей – для того, чтобы произошел взрыв, ему достаточно было лишь разжать пальцы левой руки и отпустить спусковую скобу. Но этого ему, видимо, показалось мало, потому что правой рукой он достал из-за пазухи пистолет (как потом выяснилось, висевший у него на цепочке на груди, так что он мог в любой момент выпускать и вновь хватать его не занятой гранатой рукой) и ткнул стволом в висок Подопечному.
После этого он развернулся лицом к скрытой камере, установленной на автомобиле «телохранителей», стоявшем неподалеку, и произнес четко и с расстановкой:
– С этой минуты эти люди становятся моими заложниками. Свои требования, равно как и причины, побудившие меня пойти на их захват, я изложу в личной беседе с Геноном. Жду его выхода в эфир для переговоров ровно через час, на канале Опеки.
Предупреждаю, что, если кто-то попытается предпринять действия, направленные на пресечение данной акции, а таковыми я буду считать приближение любых субъектов и объектов к машине ближе чем на пятьдесят метров, я взорву и себя, и этих людей.
После этого, повернувшись к Подопечному, он жестом предложил ему сесть в машину на водительское место. Но тот, видать, еще не осознал, что всё это происходит на полном серьезе, и, попытавшись дернуться, с укором сказал Кириллу что-то в том духе, что, мол, не самое удачное место и время он выбрал для шуток.
Тогда Сетов ударил его по лицу. Он бил без размаха, но у Подопечного сразу же хлынула из носа кровь, и он невольно зажал его рукой, вследствие чего потерял способность что-либо членораздельно говорить.
Галина в это время находилась по другую сторону машины и, пользуясь этим, могла бы попросту убежать. Едва ли она приняла действия Сетова за глупую шутку, и едва ли Кирилл стал бы стрелять ей в спину на многолюдной улице. Да, если по большому счету, то она ему особо и не была нужна, он-то отлично знал, что я, если бы меня вынудили обстоятельства, не стал бы дорожить ее жизнью – такова уж наша профессиональная, почти фронтовая этика: самое главное – это задание, а не люди, которые его выполняют. Если Кирилл действительно хотел добиться от меня выполнения каких-то требований, то ему был нужен только один человек:
Подопечный…
Но Галя не кинулась прятаться за прохожих. В последнее время мне мои ребята докладывали, что, судя по некоторым признакам, Галина относится к своему мужу не просто как к Подопечному, и теперь ее чувства по отношению к нему подтвердились.
Да Бог с ней, я никогда не стал бы упрекать ее в том, что она посмела влюбиться в объекта такой длительной операции – в конце концов, у меня самого – взрослая дочь, и потому человеческие порывы мне тоже не бывают чужды!..
В то же время, Галина не стала предпринимать что-либо, чтобы помешать Сетову претворить в жизнь свой преступный замысел, и опять же понять ее было можно: она ничем не была вооружена и находилась с противоположной стороны автомобиля, а пистолет и граната в руках Сетова представляли собой веские аргументы против безрассудных поступков. Она только побледнела, как мел, и что-то прошептала.
После этого Сетов выхватил из рук Подопечного ключи от машины, отпер дверцу водителя и втолкнул своего «друга» внутрь. Потом молча направил пистолет на Галину, вынуждая ее последовать примеру мужа. Она хотела сесть на заднее сиденье, но эта наивная хитрость не удалась: Сетов красноречиво показал стволом пистолета на место рядом с водителем, и женщина перешла к передней дверце.
Видимо, уже пришедший в себя Подопечный разблокировал изнутри фиксатор замка, потому что Галина открыла дверцу со второй попытки.
Потом Сетов огляделся (никто из прохожих не сделал ни малейшей попытки вмешаться или хотя бы разобраться, в чем дело), распахнул заднюю дверцу с левой стороны и быстро нырнул на заднее сиденье «наути-луса».
Пока Сашка Ромицын, совершенно обалдевший от такого «грома среди ясного неба», наблюдал за происходящим, чуть ли не открыв рот, до телохранителей в лице Камиля Копорулина и Григория Марина, как до двух жирафов, наконец дошло, что происходит что-то непонятное и, выбравшись из машины, они вразвалочку направились к «наутилусу»…
Вообще, оцепенение и паралич мышления, которые постигли моих подчиненных, были вполне понятны, ведь на этот раз опасность исходила не от кого-то незнакомого, а от своего же, хорошо знакомого парня, с которым ты еще вчера мог пить пиво и обсуждать дела Опеки. Сетов действительно хорошо всё продумал, прежде чем нанести решающий удар. А то, что вся «акция» была обдумана им до мельчайших подробностей, впоследствии подтвердилось…
Стекло в левой задней дверце опустилось ровно настолько, насколько было нужно, чтобы в образовавшуюся щель пролезла рука с пистолетом. Выстрелов было всего два, и оба достигли цели. И оба попали Камилю и Грише в ноги, ранив их не очень серьезно, но зато лишив обоих возможности маневрировать и быстро перемещаться по театру начинающихся боевых действий.
Ребята упали, с запозданием выхватив из подмышечных кобур оружие. Однако стрелять было нельзя, ведь в машине кроме Сетова находились еще два человека.
Только теперь до Копорулина и Марина дошло, что Кирилл настроен серьезно.
Впрочем, до Ромицына тоже, он опомнился от ступора, принял меры к тому, чтобы предупредить о случившемся милицию, и связался со мной…
Одним словом, к тому моменту, когда я прибыл на место, диспозиция была такова.
Сетов, Подопечный и Галина находились в «наутилусе» с наглухо закрытыми дверцами. Кроме того, изнутри Кирилл оклеил все стекла специальной зеркальной пленкой, позволяющей ему видеть всё, что происходит вокруг, а нам – лишь отражаться в этих стеклах. Ввиду того, что пленка была металлизированной, мы не могли даже просветить салон машины интроскопами и передвижными рентгеновскими установками, в результате информация о том, что творилось в кабине «наутилуса», напрочь отсутствовала.
После выстрелов Сетова и доклада Ромицына милицейским должностным лицам участок Тверской от Манежной до самого памятника Юрию Долгорукому был оцеплен, и внутрь оцепления никого не пропускали специальные блокпосты. «Никого» в данном случае означало и журналистов, хотя они, как кладбищенские вороны, привлеченные свежей могилой, слетелись сюда со всей Москвы… Вообще, переполох поднялся страшный, тем более, если учесть, что дело происходило под носом не только у столичного мэра, но и у всей кремлевской рати. Хорошо еще, что, мчась на Тверскую, я успел отдать Ромицыну необходимые распоряжения, и он меня на этот раз не подвел.
Машина с Сетовым и заложниками стояла на прежнем месте, и автомобили, хозяева которых не успели вовремя уехать, окружали ее со всех сторон. Всюду, куда только ни бросишь взгляд, прятались вооруженные винтовками дальнего боя и скрывающие лица под забралами шлемов снайперы спецназа. Если бы им кто-то отдал приказ открыть огонь, то «наутилус» наверняка вмиг был бы превращен в сито. К счастью, таких умников до моего прибытия не нашлось, а потом я поспешил взять бразды правления в свои руки.
Согласно моему распоряжению, почти весь личный состав Опеки был поднят Ромицыным по тревоге и направлен в район «Националя» и «Интуриста». В районе Главпочтамта на базе специального фургона был оборудован временный пункт управления операцией, с которым держали постоянную связь Ромицын и его помощник. Зона захвата заложников была напичкана видео– и телекамерами наблюдения, причем некоторые из них работали в невидимых областях светового спектра. Даже муха не могла бы сейчас подлететь незамеченной к машине Подопечного…
Ситуация была по-настоящему экстремальной. Сейчас уже было не до жиру и речь не шла о том, чтобы предотвратить стрессовое состояние Подопечного – при иных обстоятельствах я бы предвкушал, как спишу на этот «форс-мажор» парочку хорошеньких пожаров, взрыв каких-нибудь армейских складов с боеприпасами, не говоря уж о крупных авиа– и автокатастрофах. Сейчас надо было во что бы то ни стало выполнить две невыполнимых задачи одновременно: во-первых, максимально избежать рассекречивания Опеки, а во-вторых, спасти Подопечного от физического уничтожения.
Террористы, захватывающие заложников и выдвигающие какие-либо требования к властям, обычно до самого последнего момента не решаются привести свои угрозы в исполнение, и это понятно: в первую очередь, их интересует удовлетворение своих желаний, а после убийства заложника трудно рассчитывать не только на получение каких-то выгод, но и даже на то, что останешься в живых. Однако это правило действует лишь в том случае, если преступник сохраняет здравомыслие и способен трезво оценивать сложившуюся ситуацию. А у меня по отношению к Сетову такой уверенности не было. С одной стороны, Кирилл никогда не производил впечатление потенциального маньяка, но, с другой, его действия сейчас свидетельствовали либо о том, что его разум внезапно помутился, не выдержав постоянной психологической нагрузки, либо… либо он всё очень хорошо продумал, раз уж надеется добиться своего.
За то время, что я знал этого странного парня, он не раз уже выглядел сумасшедшим, но потом оказывалось, что в действительности его действия были единственно верными в тех или иных обстоятельствах. Так было, когда Кирилл вместо того, чтобы охранять Подопечного от выстрела наемного убийцы, вдруг бросил свою позицию и полез на строительный кран, стоявший далеко в стороне от места предполагаемого покушения. Так было, когда он сам, покинув пост оперативного диспетчера, устроил на Подопечного засаду в метро. Я вспомнил это всё, и мне стало не по себе. Неужели и на этот раз он задумал что-то такое, что направлено на благо Опеке?..