Там стоял мужчина в мантии жреца. Он был стар, чуть сгорблен и опирался на посох, который был скорее официальным жезлом, потому что почти доходил до его лысого черепа. В его улыбке были мягкость и сострадание.
– Ты действительно сотворила чудо, - он спустился на одну ступеньку и взял Майлин под руку, приглашая подняться. Отчуждение, которое всегда было между Майлин и равнинными жителями, исчезло, в ее тоне звучала почтительность, когда она ответила:
– Да, Старейший Брат, я привезла барска. Джорт, покажи свои манеры.
Это был первый из трюков, которые мы отработали, и он был показан стражу храма: я трижды поклонился и залаял низким тоном. По-прежнему улыбаясь, жрец вежливо поклонился мне в ответ.
– Да будут с тобой любовь и забота Умфры, брат с верхних дорог, сказал он.
У Свободных Торговцев мало верований, и мы редко выражаем их, даже в своем кругу. Для присяги кораблю, при выборе постоянного спутника жизни, при усыновлении ребенка у нас были клятвы и были силы, к мудрости которых мы взывали. Я думаю, каждый разумный человек признает, что есть что-то, ЧТО ЛЕЖИТ ВЫШЕ. Иначе он рано или поздно погибнет от своих внутренних страхов и сомнений, превысивших выносливость его духа. Мы уважаем чужих богов, потому что они искаженные человеком образы того, кто стоит за непрозрачным окном в неизвестное. И теперь в этом человеке, посвятившем свою жизнь служению такому богу, я увидел того, кто близко подошел к Великой Истине, как он ее понимал. Вероятно, это и была истина, хотя и не та, в которую верил мой народ. Я забыл, что на мне шкура зверя и склонил голову, как сделал бы это перед тем, кого глубоко уважал.
Когда я поднял голову и взглянул еще раз на его лицо, я увидел, что улыбка исчезла, он внимательно смотрел на меня как на что-то новое, захватывающее. Как бы про себя он сказал:
– Что мы знаем о барске? Очень мало и, в основном, плохое, потому что смотрим на него сквозь экран страха. Возможно, здесь мы узнаем больше.
– Мой маленький народ совсем не похож на своих диких собратьев, быстро ответила Майлин, и я понял ее недовольство и предупреждение.
Я залаял, поймал насекомое, жужжащее над моей головой, и побежал к другим животным, к бассейну, надеясь этим исправить свою ошибку.
Майлин осталась с жрецом. Их тихий разговор не доходил до моих ушей, потому что она оборвала мысленный контакт со мной, и это мне не нравилось, но я не осмеливался подслушивать каким-нибудь другим способом.
Ранним вечером мы дали представление для всех жителей деревни, которые могли поместиться во дворе, а затем повторили еще раз, для остальных. Портик храма служил нам эстрадой, мальчики-жрецы помогали Майлин сделать нужную бутафорию. Они делали это с таким умением, что я догадался - им это не впервые. Но я не знал, зачем Майлин приезжала сюда раньше.
Действия спектакля были менее отработаны, чем те, что вся труппа показывала на ярмарке. Теперь в барабан била одна Тантака, а Борба и Ворс маршировали и танцевали. Симла прыгала на задних лапах по серии наклонных брусьев, лаем отвечала на вопросы публики и играла на маленьком музыкальном инструменте, нажимая передними лапками на широкие клавиши. Я вставал на задние лапы, кланялся и делал другие маленькие трюки, которые мы запланировали. Я думаю, одного моего появления было бы достаточно, потому что крестьяне были поражены и испуганы. Я все больше и больше удивлялся страшной репутации хозяина моего тела.
Когда представление было закончено, мы вернулись в свои клетки, и на этот раз я не протестовал против такого дома. Я полностью вымотался, словно весь день работал по-человечески.
Я узнал, что сон барска не похож на человеческий. Барск спит не всю ночь подряд, а сериями коротких дрем, в промежутках я лежал, бодрствующий и бдительный, энергично узнавая носом и ушами обо всем, что происходит за занавеской фургона. Во время одного такого пробуждения я услышал движение в передней части фургона, где спала Майлин в плохую погоду или когда по каким-нибудь причинам нельзя было спать на воле. Щеколда моей клетки не была закрыта. Я открыл дверцу и вышел, хотя знал, что в деревне это делать опасно. Я обнюхал дверь и заглянул в щель.
Майлин сидела на кровати, скрестив ноги и закрыв глаза. Похоже, она спала, но тело ее качалось взад и вперед, как бы в такт музыке, которой я не слышал. Читать в ее мозгу я не мог, так как натолкнулся на плотный барьер, как человек с разбега налетает на стену. Ее губы были полураскрыты, из них выходил слабый шипящий звук. Поет? Я, правда, не был уверен, песня ли это или какое-то заклинание, а то и жалоба. Ее руки лежали на коленях, серебряная палочка образовала мост между ее указательными пальцами, и из него выходили слабые лучи света.
Воздух вокруг меня был как бы наэлектризован. Моя грива стала жесткой и поднялась дыбом, шкура вздрогнула и закололо в носу. У нас, корабельных людей, был свой род энергии, но мы никогда не отрицали, что в других мирах есть такие виды энергии, которые мы не понимаем и не можем контролировать, поскольку искусство такого рода было прирожденным, а не выученным.
Это была как раз такая энергия, но я не знал, призывает Майлин ее к себе или посылает куда-то. В эту минуту я отчетливо понял, насколько Майлин чужая, гораздо более чужая, чем я думал.
Она замолчала, и электризация воздуха начала убывать. Наконец, Майлин со вздохом опустила голову, встрепенулась, как бы просыпаясь, легла и положила потускневшую теперь палочку под голову. Свет исчез. Я был уверен, что Майлин спит.
Утром мы выехали из Йим-Сина, провожаемые добрыми пожеланиями жителей и просьбами приезжать еще. Мы поехали по дороге, все время поднимающейся вверх. Это были уже не холмы, а горы. Воздух был холодный, и Майлин надела плащ. Когда я сел на свое место рядом с ней, я заметил, что моя толстая шкура не нуждается в дополнительной одежде. Запахи возбуждали, и я почувствовал сильное желание соскочить со своего места и бежать поросшими лесом склонами в поисках чего-то.
– Мы въезжаем в страну барсков, - с улыбкой сказала Майлин, - но я не советовала бы тебе, Джорт, знакомиться с ними, потому что, хотя здесь родина некоторой части тебя, ты быстро окажешься в невыгодном положении.
– Почему все так удивлены, что в твоей группе находится барск? спросил я.
– Потому что барска знают только с одной стороны. Это звучит загадочно, но, видимо, это так и есть. Немногочисленные жители высоких склонов - кроме Тэсса - убивают барска, который, в свою очередь, терпеливо и ловко преследует их. О барске существует множество легенд, его наделяют почти такой же силой, какую приписывают Тэсса. Многие люди жаждут иметь барска в клетке только для того, чтобы узнать, действительно ли он либо вырывается на свободу и потом мстит людям и скоту, либо умирает по своей воле. Дело в том, что барск не терпит никакого ограничения своей свободы.
Дух, который жил в твоем теле, как раз и желал умереть, когда произошел обмен.
– А если это ему удастся? - я вздрогнул.
– Нет, - твердо сказала Майлин, - он не может. При обмене ему поставлены ограничения. Твое тело не умрет, Крип Ворланд, оно не будет пустой оболочкой, когда мы его найдем. А теперь, - перешла она к другой теме, - тут есть сторожевой пост Юлтревена. Но большая часть людей собирает урожай на склонах гор. Нас не задержат, но лучше, если часовой увидит тебя в клетке.
Я неохотно отправился в клетку. Майлин обменивалась приветствиями с двумя вооруженными людьми, вышедшими из небольшого домика у дороги. Один из них приподнял заднее полотнище фургона и заглянул внутрь. Я забился в глубину клетки, чтобы он меня не заметил, и снова подумал, что они знают Майлин, что она бывала здесь.
Мы еще раз остановились на ночлег на открытом месте, Майлин сварила котелок какого-то супа, от которого шел такой соблазнительный запах, что мы все собрались у костра и жадно принюхивались. Должен признаться, что я лакал свою порцию далеко не с лучшими манерами, как это делал бы настоящий барск.
Во время дневного путешествия меня томило ожидание, так как мы были уже близки к цели. Но когда я устроился на ночь в своей клетке - Майлин по каким-то причинам считала, что так безопаснее, чем вне фургона, - я немедленно уснул и на этот раз спал, не просыпаясь.
С первыми лучами солнца мы встали, утолили голод чем-то вроде хрустящего печенья с кусочками сушеного мяса, и фургон двинулся. Дорога стала еще круче, так что казы с видимым усилием налегали на упряжь. Мы остановились и дали им отдохнуть, а Майлин положила под колеса небольшие грузы, чтобы фургон не скатился назад. Мы не остановились для настоящего полдника, а снова поели печенья и попили воды. Ближе к вечеру мы достигли вершины горы. Теперь дорога пошла вниз между двумя холмами. То, что лежало внизу, скрывалось в тумане. Время от времени туман расходился и создавалось неопределенное впечатление бездны.
– Долина, - сказала Майлин плоским, лишенным эмоций голосом. Оставайтесь в фургоне, нам надо точно придерживаться дороги. Тут есть барьеры и охрана, которую не так просто увидеть.
Она подала команду казам, и фургон пополз вниз, в туман и тайну.
МАЙЛИН
Глава 10
"Смотри незамутненными глазами на свои желания", - говорили Древние в кругу Тэсса. Можно не сомневаться, что все их мысли светлы, мотивы открыты, и они движимы каким-то скрытым принуждением, как мой маленький народ повинуется моему жезлу, когда мне нужно поднять их энергию. Не проснулось ли мое скрытое желание, когда я оставила Ырджар, честно говоря себе и Малику, что я только повинуюсь закону Весов? Если так, то оно действительно было глубоко скрыто. Может быть, это вспышка жизни, после того, как я нарушила клятву и пересадила инопланетника из его тела в тело барска, и это действие посеяло семена?
Может, кто-то из нас считает некоторые указания Моластера слишком далекими от нашего понимания? Для Древних такой аргумент - святотатство, они считают, что каждый ответственен за свои действия, хотя иногда они и принимают во внимание мотивы наших действий, если эти мотивы достаточно сильны.
Но мысль уже была близка к осуществлению в Йин-Сине, я это знала, однако, оказалась от нее. Когда жрец Окин разговаривал со мной наедине, он сообщил мне плохие известия и оставил меня обдумывать это в отчаянии и бессильной ярости. И когда мы поехали к Долине, где было похоронено столько надежд, я все время боролась с искушением, хотя и не могла поверить, что ничего не может быть хуже.
В то время мне очень трудно было думать о тяжелом положении Крипа Ворланда, и я решила, что, как только мы найдем то, что он ищет, я быстро произведу обмен, чтобы обмануть этот соблазн. Но я сама не могла не думать о том, кто находится здесь, и чьи дни явно сочтены.
Мы спустились в Долину через холодный туман, в ту ее часть, где принимали прибывших. Я отвечала на вопросы инопланетника так кратко, как только могла, потому что все время боролась с собой. Перед восходом солнца мы въехали во внешний двор главного храма, предназначенный для посетителей. Стражник-жрец подошел и поздоровался с нами. Я знала его в лицо, но не помнила имени, - иногда бывает нечто вроде милосердного забвения - этот человек приветствовал меня здесь в разных обстоятельствах, о которых я старалась не вспоминать. Я попросила разрешения поговорить с Оркамуром, но мне сказали, что он занят и не может принять меня. Мы поставили фургон во второй двор, я распрягла казов и накормила маленький народ. Крип Ворланд мысленно задавал мне вопросы, и на некоторые я не могла ответить. Мы зажигали в фургоне лунные лампы, когда пришел жрец третьего ранга и сказал, что Оркамур хочет меня видеть. Крип Ворланд выразил желание пойти со мной. Он думал только о том, чтобы найти свое тело и соединиться с ним. Но я сказала, что должна подготовить Оркамура к тому, что случилось, и осторожно объяснить все, чтобы наша история не показалась ему диким бредом. Инопланетник согласился.
Не окрепла ли во мне вера, что я нуждаюсь только в одном действии, и тогда большая часть груза, который я так давно несу, отпадет? Если это так, то я все еще имела мужество сопротивляться. Оркамур немолод, ноша его тяжела и с годами не уменьшается. Он не похож на Тэсса с их стройными долговечными телами. Каждый раз, когда я вижу его, он кажется еще более сморщенным, призрачным. Однако, в нем горит такое сильное пламя воли и необходимости откликаться на нужду, что дух его возрос, в то время, как плотская оболочка ссохлась. С первой же минуты видишь только дух, а не одевающую его человеческую форму.
– Добро пожаловать, сестра! - его голос был сегодня усталым и тонким, как флейта.
Я наклонила голову над своим жезлом. Мало кому Тэсса выражают такое же полное почтение, как своим Древним. Но Оркамур заслужил признательность всего Йиктора. Я сделала три знака жезлом.
– Старый Брат, мир и благо тебе!
– Мир и благо тебе, - на этот раз его голос прозвучал глубже, сильнее, он как бы победил усталость волей. - Однако, между нами не нужны успокаивающие слова, сестра. Я не могу сказать тебе, что все идет хорошо.
– Я знаю. Я проезжала через Йим-Син.
– Надо ли было проезжать, сестра? Ты ничего не сможешь сделать, а иной раз, когда смотришь на обломки крушения, все прошлые печали охватывают сердце. Лучше вспоминать живого в расцвете сил, чем без расцвета и без зрелости.
Мои руки сжались на жезле, и я знала, что Оркамур видит это, но с ним я не стала остерегаться, в свое время он видывал и худшую потерю самообладания.
– Я пришла по другому делу, - решительно перевела я разговор. Это…
Я быстро рассказала Оркамуру об инопланетнике. Это можно было сделать, потому что Оркамур был тем, кем был, и он не нашел бы в моих действиях ничего такого, что уронило бы меня в его глазах. Жрецы Умфры и Тэсса ближе друг к другу, чем мы и жители равнин.
Когда я замолчала, он посмотрел на меня без большого удивления и сказал:
– Путь Тэсса - не путь человеческого рода.
– Я и сама знаю! - вырвалось у меня. Все, что я вытерпела, пока ехала от Йим-Сина, сказалось в этом резком ответе. Я тут же начала просить прощения, но он отмахнулся.
– Ты должна была подумать о цене, прежде чем это делать, сестра. Ваши не легко смотрят на такое. Разве цена инопланетника выше твоей?
– Это был долг.
– За который он не должен был бы требовать с тебя оплаты, знай он все последствия. А теперь я должен сказать: люди Осколда ничего не приносили.
– Может быть, - я не очень огорчилась, - они сначала вернулись к Осколду за решением? Хотя фургон идет медленно, мы ехали коротким путем.
– А что, если его не принесут, сестра?
Я взглянула на жезл, который вертела в руке.
– Они же не могут.
– Ты надеешься, что они не могут, - поправил он меня. - Из всего, что ты рассказала, ясно, что Озокан попрал Закон ярмарки, захватив человека.
Он впутал и своего отца, когда запер пленника в пограничный форт. За пленником охотились люди, носящие цвета Осколда, чтобы убить его в твоем лагере. Возможно, они собирались спрятать тело, и пусть потом враги доказывают преступление. Ты не подумала бы об этом на месте Озокана?
– Если бы я была с мозгом жителя равнин - подумала бы. Но тот, кто был…
– Кто был под плащом Умфры? - Оркамуру не надо было читать в моем мозгу, чтобы продолжить мою мысль. - Если человек нарушил один закон, ему легче нарушить и другой.
– На ярмарке они нарушают человеческие законы. Но осмелятся ли они нарушить закон Умфры?
– Ты рассуждаешь как Тэсса, - сказал он уже более мягко, как говорят с чужими. - У вас немного Уставных слов, и ваши смертные правила так надежны, что редко оказываются под угрозой. Только, сестра, как насчет твоих собственных действий под Луной Трех Колец?
– Да, я нарушила закон, я за это отвечу. Возможно, основание для действия перевесит само действие. Ты знаешь суд моего народа.