– И?.. – все еще не понимая, уточнил Ратье.
– Когда я обрисовывал им план будущей операции, несколько раз сознательно допустил глупые неточности. Ну… ну как бы случайно показал, что мы вроде бы пытаемся играть правильно, но они, айсберговцы, умнее, толковее нас. Ну как объяснить? Это словно в шахматной партии, когда игрок увлеченно показывает, как он готовится проводить красивую комбинацию, безупречно красивую и логичную, и при этом не замечает, что зевает мат в один ход в собственную калитку.
– И ты подставился? – догадался Ратье.
– Ага, – почесав нос, простодушно заверил фон Ниддл. – Показал, что мы, «тельцы» в смысле, способны разработать классную операцию, но при этом недосчитываем варианты, бестолково зеваем мат в один ход. Вот нас и отодвинули на второй план, чтобы не завалили отличную комбинацию против злейшего конкурента «персеев». Убрать «драконов» – для них приоритетная задача, они напряженно искали пути. Мы их натолкнули на верный ход, собственно, этого достаточно. Убедившись, что они профессионалы более высокого класса, айсберговцы взяли бразды правления в собственные руки, побоялись краха операции против главного врага. По сути наша операция стала их операцией…
– А почему они вообще не выключили нас из игры? – полюбопытствовал Ратье. – Ведь работать начинаем вместе, пусть даже они ведущие, а мы на подхвате. «Айсберг» мог бы все провести сам.
– Мог бы, да, – согласился фон Ниддл. – Однако так им спокойнее. Мы слишком много знаем об их операции. В таком случае «Айсбергу» выгоднее, чтобы две звездные системы были намертво повязаны друг с другом: уж если правда откроется, вместе полетим с тендера. Для них это гарантия нашей преданности общему делу.
– Ага! – обрадовался полковник. – Сатур!!! Наконец-то я понял, для чего мы все время прикидывались «Зоной Икс», агентами созвездия Тельца! В случае успеха с тендера уйдет конкурент номер один, а в случае провала – конкуренты номер два и номер три!
Фон Ниддл усмехнулся, но как-то странно, загадочно.
– Примерно… – сказал он, и его глаза вновь стали стеклянными. – Примерно…
– Значит, можно сидеть сложа руки? – подначил Сатура полковник. – Ждать, пока счастье приплывет к нам само?
– Не совсем так. – Фон Ниддл энергично помотал головой, его глаза мгновенно ожили, заблестели. – Себастьян! Очень важно то, что я говорил! Завтра, когда начнется операция, твои люди должны быть на местах! Любой ценой необходимо зафиксировать лица зачинщиков бунта! Любой ценой! Твои агенты должны покадрово, с фиксацией даты и времени запротоколировать, с чего начался мятеж. И это – первейшая задача момента! Пожалуйста, еще раз поговори со своими!
Потасовка возникла из-за новичка – это Гвен разглядел отчетливо. Кажется, тот был из турей, во всяком случае, сидел за столиком, где располагались Слон и его приятели. Штайбер всегда любил выставлять напоказ, что он из числа угнетенных – из национального меньшинства. Из числа тех, кто вечно на вторых ролях.
Гвен этого терпеть не мог. Сам он был из вихов, однако, на его взгляд, это мало что меняло. Можно сколько угодно кичиться своим происхождением, твердить каждому встречному-поперечному, что правительство на Вентуре несправедливо относится к малым народам, – по сути это было враньем. Здесь, на Терере, на рабочей планете, от национальных корней мало что зависело. Управляющие менеджеры завода выжимали соки одинаково изо всех – хоть из турей, хоть из вихов. Да хоть из рамдов, которых, правда, на Терере крайне мало. На первом месте не цвет кожи или взгляды на жизнь – топ-менеджерам на то вообще наплевать, на первом месте у них находится прибыль.
Наверное, Слон это понимал ничуть не хуже других рабочих, только ему нравилось вставать в позу обиженного и униженного. Такой взгляд на вещи давал возможность списать все жизненные неудачи на внешние обстоятельства. Не дали премию? Унижают турей! Не повысили заработную плату? Палачи! Гады, пьющие кровь национальных меньшинств!
И уже казалось не таким важным, что сам Штайбер имел привычку опаздывать на рабочие смены, а после выходных или отгулов мог вообще прибыть на завод в легком подпитии – с идиотской ухмылкой, блуждающей на губах. Вихи! Всем бедам одна причина – элитное сословие, унижающее, втаптывающее в грязь любого, кто к нему не принадлежит!
За это Гвен ненавидел Слона, хотя держал эмоции при себе – тот был и старше, и сильнее. Да и компания у него подобралась такая, что не дай бог повстречаться с ней ночью, где-нибудь на окраине рабочих кварталов…
Гвен, стиснув зубы, терпел выходки Слона, даже его подначки, оскорбительные заявления в адрес святынь и богов вихов. Он понимал: единственный шанс избавиться от всего этого – не воевать с отморозками, а показать управляющим, что он, Гвен, дисциплинированный и аккуратный работник, способен на многое.
Хоть он и вырос в семье полуграмотных бедняков, но достоин лучшей участи, нежели стоять у станка с утра до ночи. Пусть даже на заводе применялись полуавтоматические комплексы и труд не был физически невыносимым, просто молодой рабочий мечтал о другом. Даже не о том, чтобы однажды стать мастером смены – и это казалось не таким уж большим достижением, если руководить придется полупьяными дебилами, как Слон.
Вентура! Вот по-настоящему достойная цель! Доказать свою состоятельность, подтвердить статус квалифицированного специалиста и однажды перебраться на столичную планету – именно об этом мечтал Гвен. Он видел себя в научно-производственных лабораториях Вентуры почти каждую ночь, в снах. Там не было помятых рож, дышащих перегаром. Там все улыбались друг другу и не делили коллег на турей и вихов. Там все занимались одной главной целью.
Новичка приняли в компанию Слона без каких-либо эксцессов, это могло означать лишь одно – он был из турей. Конечно, сыграло роль и то, что новый рабочий хорошо проставился – вся компания гудела только держись. Однако вряд ли Слон принял бы выпивку от чужака из вихов или рамдов. Хотя… кто его знает, может, и принял бы. В конце концов, политические лозунги – это скорее внешнее. Косметика. На самом деле Слон и его приятели обычные выпивохи, а кто проставляется, тот и лучший друг.
В любом случае через полчаса совместных посиделок новичок стал своим в шумной компании, травил плоские анекдоты наравне со всеми, разве что пил чуть поменьше – так казалось со стороны. Гвен не знал, из какого цеха чужак, – скорее всего, тот лишь получил распределение на завод, отработал смену-другую и еще не успел примелькаться коллегам.
Однако все началось именно с чужака. Молодой рабочий не уловил, что именно сказал «новый друг» в компании выпивох – ближе к ночи в кабаке стало очень шумно, – да только вдруг собутыльники разом примолкли, а Слон грохнул кружкой по столу.
Сидевшие за соседними столиками мигом обратили взоры на горячую компанию. Неожиданно все почувствовали: в воздухе повисло напряжение, запахло скандалом. Невидимый электрический заряд искал какой-то громоотвод. А Слон – от удивления – потерял дар речи. Сидел, открывая и закрывая рот, выпучив глаза, не в силах вымолвить ни слова.
– Да ты что?! – Казалось, Штайбер не произнес это – выдохнул изумление и ярость в лицо новичку. – Ты что… Ты это… сказал? Сказал?! Ты? Замарал? Святое?! Наше?! Ты… гнида… А ну?! – И Слон потянулся огромными лапищами к обидчику, намереваясь ухватить того за грудки.
Да только новичок оказался не робкого десятка: оценив угрозу, мигом вскочил на ноги, ловко дернул Штайбера за запястья – так что верзила не удержал равновесия, грохнулся пузом на стол. Тишина стала еще более пронзительной, угрожающей. Никто не двигался, завороженно наблюдая, как растет пятно на темной столешнице – одна из кружек опрокинулась.
– Да имел я вас всех! – резко, не дожидаясь, пока Слон поднимется, ответил «друг». – Всех Турей! Вы – нация пьянчуг и бездельников! Кичитесь своими богами и святынями, великим прошлым, а на самом деле – просто ищите какую-то ширму! Прикрытие, чтобы ничего не делать! Лишь бы вечно оставаться в глазах всех обиженными и оскорбленными, несправедливо обобранными! И правильно делают вихи, что доят вас! Доят, вытягивая все до последней капли! А что, Слон, может, пустить вас к власти?! Таких, как ты? А?! Сволочи пьяные! Вы же не только собственные молодость и здоровье пропьете! Вы всех нас пропьете!
«Из рамдов, что ли? – успел подумать Гвен. – Вроде, непохож. И вообще они сюда не ходят…»
– Да я-а-а-а!.. – заревел Штайбер, намереваясь подняться, но не успел, тяжелая пивная кружка взлетела вверх – в руках обидчика – и грохнула Слона по темечку.
Тот, однако, не случайно получил от братков кличку Слон: черепная коробка выдержала удар, а сотрясения мозга у Штайбера быть не могло, по причине отсутствия такового. Кажется, бивший испытал легкий шок – не смог понять, как его оппонент не потерял сознания.
Двое приятелей Слона навалились на смельчака, выкручивая тому руки. Гвен вскочил – он терпеть не мог драк в «Дупле», которые случались довольно редко, но все же случались. Теперь молодой рабочий и сам готов был наброситься с кулаками на Штайбера – просто потому, что новичок прав на двести процентов. Он все точно сказал: тури обожают кичиться своими богами и великим прошлым, обожают плакаться на несправедливую жизнь, но при этом каждую заработанную монету предпочитают тратить на кабаки и выпивку – словно что-то заложено у них в генах. Сколько ни дай этим людям – все ухнут в черную бездонную яму, без остатка…
А Слон уже вскочил на ноги, заревел, будто дикий раненый зверь. Резким могучим рывком отшвырнул стол – тот оказался на пути к смелому новичку, что нервно дергался в руках двоих подельников Штайбера, надеясь ускользнуть.
– Не надо! – беззвучно выдохнул Гвен, отлично понимая: расправа над чужаком будет короткой и безжалостной.
Хорошо, если тому повезет и его отправят в больницу с одного-двух ударов. Но если окажется крепче, чем следует – попробует оказать сопротивление, так могут серьезно покалечить, тогда останется инвалидом на всю жизнь…
– Не надо! – Кажется, многие из вихов выдохнули то же самое.
В тот миг они ненавидели Штайбера ничуть не меньше, чем Гвен. Новичок – пусть и по пьяни, по глупости – сказал то, что было в мыслях у многих. Просто умные люди держали язык за зубами, отлично зная: со Слоном шутки плохи. Полиция квартала в случае чего не рискнет применить серьезные меры к Штайберу. Ни для кого не являлось секретом, что сверху, с Вентуры, копам была спущена директива: избегать любых волнений на национальной почве, к людям из турей относиться мягче, чем требует закон. Просто ради того, чтобы не увеличивать социальные трения на рабочей планете.
– Не надо! – Слон не мог услышать беззвучную мольбу вихов.
Не мог и не желал. Он ударил коротко, но мощно – под дых, вышибая нутро из недавнего собутыльника. Смельчак как-то странно всхлипнул, бесформенным мешком рухнул к ногам Штайбера – подельники Слона выпустили жертву.
– Поднять! – тут же приказал верзила. Он хрустнул костяшками пальцев, готовясь нанести следующий удар.
Кто-то потянул новичка за волосы, отрывая голову от пола. Именно в эту секунду пороховая бочка взорвалась.
– Убивают! Наших убивают! – громко, с надрывом, завопил кто-то. – Ой, мужики! Да что ж это делается, а?! Тури нас всех забьют насмерть! Смотреть будем?! Ждать?!
И этот полубабий истеричный вопль совпал по времени – будто нарочно – с атакой на Слона. Первым прыгнул вперед какой-то незнакомый Гвену работяга, видимо из другого цеха, очень крупный, мускулистый, с огромным шрамом через всю правую щеку. Молодой рабочий еще успел удивиться, что не знает этого коллегу, не пересекался с ним ни в цехах, ни в «Дупле косого дятла», хотя нередко бывал здесь – посидеть, послушать сплетни, а уж выпивохи всех мастей каждый вечер отвисали в баре. Не заметить работягу со страшным неровным шрамом было невозможно – однако же такое случилось. Ранее этого человека из вихов Гвен никогда не видел, а вот теперь довелось. В такую ночь…
Конечно, рабочий со шрамом был не таким крупным и тяжелым, как Слон, однако без колебаний прыгнул на «обиженного» из клана турей. Спустя миг Гвен узнал, почему тот ничуть не боялся Штайбера. Сверкнула длинная беззвучная молния, и, лишь когда она угодила прямехонько в солнечное сплетение Слона, Гвен догадался: это был нож, за доли секунды невесть как появившийся в руках нападавшего.
Молодой рабочий, забыв про все, сделал несколько шагов вперед. Открыл рот, надеясь вдохнуть, да только воздух стал каким-то непослушным, желеобразным, он не пролезал в легкие. Кровь!!! Гвен впервые видел, чтобы кого-то замочили в «Дупле». Случалось, потасовки доходили до крови, но чтобы так – впервые. И, главное, как легко и просто все это получилось. Просто. Вот словно глоток пива из кружки отхлебнуть…
Штайбер повалился на стол, сильно дергаясь всем телом – без чьих-либо подсказок было понятно: ему очень больно. Слон извернулся на бок, пальцы метнулись к животу, кажется, чтобы вытащить нож из раны, да только вдруг скрючились, а лицо исказила жуткая гримаса.
Умирающий беспомощно всхлипнул, перестал дергаться, начал медленно сползать вниз, а бар уже превратился в филиал ада.
– Убили! – истошно завопил кто-то. Теперь даже громче и надрывнее, нежели ранее, когда призывали вступиться за избиваемого виха. – Убили! Одного из турей! Вихи убили!!! Ножом! Зарезали! Будто свинью! Господи! Да что ж это творится?!
А приятели Слона уже набросились на человека со шрамом – кто с тяжеленной кружкой, кто со скамейкой, у одного из нападавших на руку была намотана металлическая цепь. Казалось, убийце Штайбера не устоять – одному против кучи разъяренных турей, но все было далеко не так просто, как представлялось на первый взгляд.
Тот смельчак, с которого начиналась заварушка и который получил от Слона страшный удар кулаком в живот, вдруг ожил, вскочил на ноги, и обороняющихся стало двое. Причем, как в суматохе успел заметить Гвен, оба владели навыками рукопашного боя. Они встретили превосходящие силы противника спокойно и уверенно, без нервной суеты, свойственной тем, кто дерется редко или не дерется вовсе.
А потом Гвена довольно грубо толкнули в спину, он потерял равновесие, полетел головой вперед – лишился возможности внимательно наблюдать за первой точкой родившегося «вулкана».
Стычки возникли сразу в нескольких местах бара, и это чем-то напоминало профессионально разложенный костерок. Обычно сухие ветки или дрова складывают штабелем, а растопку помещают в нескольких местах, чтобы подпалить с разных сторон, чтобы пламя точно добралось до крупных, хороших поленьев, которые горят сильно и долго, оставляя после себя раскаленные угли. К тем лишь стоит прикоснуться горючему материалу – и новая вспышка неизбежна.
Кажется, в баре почти не осталось равнодушных. Две группы людей рубились стенка на стенку, используя все, что попадалось под руку: разбитые бутылки, ножи, скамейки. Теперь лишь Гвен да визжавшие от страха официантки не участвовали в побоище. Чья-то кровь брызнула в лицо – молодой рабочий дернулся, будто от удара, инстинктивно закрылся ладонью. Ему было все равно, чья кровь хлестнула фонтаном из-под ножа.
– Остановитесь! – в отчаянии закричал Гвен, пытаясь перекрыть бизоний рев, истошные вопли сражавшихся людей. – Люди, стойте, прошу вас! Не надо! Стойте! Пока не поздно!
И вдруг оказался лицом к лицу с человеком со шрамом на правой щеке. Таким шрамом, что невозможно не заметить. Чужак не произнес ни звука, просто зачем-то дернул рукой в сторону Гвена. И тот в первый миг не понял: для чего рабочий – свой же, из вихов – так резко толкнул в живот?
А потом пришел ужас – дикий, первобытный, непохожий ни на что, ранее известное. Гвен вдруг понял, что ему подписали смертный приговор: он может сознавать это, пока не угас мозг, может думать и чувствовать, но все мечущееся в голове – не более чем на секунды или минуты, которые остались.
Из живота торчала рукоятка ножа, однако Гвен не чувствовал боли. Он удивленно посмотрел на своего убийцу со шрамом, словно пытался в чужих зрачках прочитать ответ на вопросы: «Как?! Почему?! Один вих убил другого?! Сначала убил Штайбера, а теперь его?! За что?!»
Но тот, со шрамом, не собирался отвечать. За него ответила боль, которая вдруг нахлынула – мощно, разом. Нахлынула и утопила все. Вопросы «Как? Почему? За что?!» получили только один ответ – холодный, циничный, безжалостный: «Для тебя все это уже не имеет никакого значения».