Крышка захлопнулась.
Кэлвин испуганно подскочил. Скрюченные пальцы замочка стали на место. Кэлвин долго смотрел на баночку в своей руке, потом медленно — очень медленно — отвинтил крышечку. Внутри оказалась сероватая с виду дрянь, что-то вроде масляной краски с явственным запахом… «Чего?» — подумал он. Да. Крови. Крови и чего-то холодного, мшистого. Кэлвин сунул в баночку палец и втер грим в ладонь. Ладонь закололо и пронизало таким холодом, что словно жаром обдало. Кэлвин вымазал гримом руки. Ощущение не было неприятным. Нет, решил Кэлвин, вовсе не неприятным. Он ощущал… Силу. Непобедимость. Хотелось броситься в объятия ночи, улететь с проносящимися по ухмыляющемуся лику луны облаками. «Приятно, — подумал он и намазал немного грима на лицо. — Боже, видела бы меня сейчас Дийни!» Он заулыбался. Покрытое пленкой холодного вещества лицо казалось странным, не таким, словно черты Кэлвина заострились. Рот и челюсти тоже казались иными.
«Я хочу получить с мистера Марко свои три тысячи долларов, — сказал он себе. — И получу. Да-сссс. Получу немедленно».
Чуть погодя Кэлвин оттолкнул пустую баночку и повернулся к двери. Мышцы трепетали от влившейся в них силы. Он чувствовал себя старым как само время, но при этом его переполняла невероятная, чудесная, вечная молодость. Подобно разворачивающей свои кольца змее, Кэлвин двинулся к дверям и дальше, в коридор. Настало время взыскать долг.
Легким дымком проплыв в темноте, он скользнул в свой «Фольксваген» и поехал через Голливуд, направляясь в сторону Беверли-Хиллз. Над зданием «Кэпитол Рекордз» вставал белый серп луны. У светофора Кэлвин почувствовал, что из соседней машины на него кто-то пристально смотрит; он чуть повернул голову — и молодая женщина за рулем «Мерседеса» оцепенела, в лице внезапно проступил ужас. Свет сменился, и Кэлвин поехал дальше, оставив неподвижно замерший на месте «Мерседес».
Да-ссссс. Определенно пришло время взыскать долг.
Кэлвин притормозил у бровки тротуара на Родео-драйв в двух магазинах от густо-синего с золотом навеса с надписью «Антиквариат и коллекционные вещицы Марко». Почти все дорогие магазины уже закрылись, на тротуаре виднелись редкие любители поглазеть на витрины. Кэлвин прошел к антикварной лавке. Дверь, разумеется, оказалась заперта, жалюзи спущены, а табличка гласила «ЗАКРЫТО». «Надо было прихватить инструмент», — сказал себе Кэлвин. Ну да не беда. Этим вечером он мог творить чудеса; этим вечером ничего невозможного не было. Он представил себе то, что хотел сделать, потом выдохнул — и сырым серым туманом втянулся в щель между дверью и косяком. Это перепугало его до чертиков, а один из зевак схватился за сердце и подрубленной секвойей повалился на мостовую.
Кэлвин стоял в устланном светлым ковром демонстрационном зале, заполненном поблескивавшим антиквариатом: полированное пианино красного дерева, некогда принадлежавшее Рудольфо Валентино, латунная кровать — имущество Пикфорд, лампа с колпаками в виде роз — былая собственность Вивьен Ли. Свет фар, скользивший по потолку, выхватывал из темноты серебряные, латунные, бронзовые вещицы. Из глубины магазина, из-за двери, которая вела в короткий коридорчик к офису мистера Марко, к Кэлвину доносился знакомый голос: «… Все это чудесно и замечательно, мистер Фрэйзер, — говорил мистер Марко, — я слышу, что вы мне говорите, но не уступлю. На эту вещь у меня есть покупатель и, если я хочу ее продать, то передача должна состояться самое позднее завтра во второй половине дня». — Несколько секунд паузы. — «Совершенно верно, мистер Фрэйзер. Не моя забота, как ваши люди достанут дневник Флинна. Но я надеюсь, что завтра к двум часам дня он будет у меня на столе. Понятно?..»
На губах Кэлвина заиграла улыбка. Бесшумно, как дым, он пересек комнату, ступил в коридор и приблизился к закрытой двери офиса Марко.
Он уже собирался повернуть ручку двери, как вдруг услышал, что мистер Марко положил трубку.
— Ну, мистер Кроули, — сказал Марко, — на чем мы остановились? Ах, да; проблема Кэлвина Досса. Я очень боюсь, что на этого субъекта мы положиться не можем — вряд ли он станет молчать, столкнувшись с превратностями судьбы. Мистер Кроули, где он живет, вам известно. К вашему возвращению деньги будут приготовлены… Кэлвин протянул руку, схватился за ручку двери, дернул. К его изумлению и немалой радости дверь целиком сорвалась с петель.
Марко, который сидел за массивным письменным столом красного дерева, втиснув свои триста фунтов в кресло со львиными мордами, издал перепуганный писк. Черные глаза чуть не выскочили из орбит. Кроули, сидевший в углу с журналом, отпущенной пружиной распрямился во весь свой башенный рост. Под густыми черными бровями мерцали холодные бриллианты глаз. Кроули сунул руку под клетчатую спортивную куртку, но Кэлвин одним-единственным взглядом приковал его к месту.
Лицо Марко приобрело цвет испорченного сыра.
— Кто… Кто вы? — дрожащим голосом выговорил он. — Что вам нужно?
— Не узнаете? — спросил Кэлвин голосом, мрачным и мягким, как черный бархат. — Я Кэлвин Досс, мистер Марко.
— Кэл… Вин? — Вылетевшая на двойной подбородок мистера Марко ниточка слюны сорвалась на лацкан угольно-серого костюма от братьев Брукс. — Нет! Не может быть!
— Однако это так. — Кэлвин усмехнулся и почувствовал, как выдвигаются клыки. — Я пришел за возмещением убытков, мистер Марко.
— УБЕЙ ЕГО, — пронзительно взвизгнул мистер Марко, адресуясь к Кроули. — УБЕЙ!
Кроули еще не оправился от потрясения, однако инстинктивно выхватил из скрытой под курткой кобуры автоматический пистолет и ткнул его Кэлвину в ребра. Времени отпрыгнуть у Кэлвина не было — палец Кроули уже судорожно жал на курок. Грянули два выстрела, и Кэлвин ощутил едва уловимый жар. Так же быстро ощущение исчезло. Позади, сквозь завесу синего дыма, в стене виднелись два пулевых отверстия. Кэлвин не вполне понимал, почему ему тут же не разворотило живот, но это и впрямь была ночь чудес; он сграбастал Кроули за ворот и одной рукой швырнул через комнату, будто набитое соломой пугало. Кроули с истошным воплем врезался в противоположную стену, рухнул на пол и, путаясь в руках и ногах, огромным крабом лихорадочно промчался мимо Кэлвина и побежал по коридору.
— КРОУЛИ! — завопил Марко, пытаясь выбраться из кресла. — НЕ БРОСАЙ МЕНЯ!
Без малейшего усилия, словно махина красного дерева была соткана из снов, Кэлвин толкнул стол вперед и пригвоздил тучного Марко к креслу. Марко заскулил, глаза плавали в налитых влагой глазницах. Ухмылка Кэлвина напоминала оскал черепа.
— А теперь, — прошептал он, — настало время платить. — Он потянулся и ухватил толстяка за галстук, медленно затягивая его, так что в конце концов лицо мистера Марко стало походить на красный пятнистый воздушный шар. Потом Кэлвин очень грациозно прыгнул вперед и погрузил клыки в пульсирующую яремную вену. Из углов его рта закапала ударившая фонтаном кровь. Несколько мгновений спустя труп Марко, потерявший, казалось, добрых семьдесят пять фунтов, обмяк в кресле, ссутулив плечи и подняв руки, будто полностью сдался на милость победителя.
Кэлвин на миг задержал взгляд на безжизненном теле. Из-под ложечки внезапно поднялась волна тошноты. Закружилась голова. Кэлвин почувствовал, что не владеет собой, что затерялся в еще более глубоком сумраке. Он развернулся и, спотыкаясь, выбрался в коридор. Там он согнулся пополам и его вырвало. Наружу ничего не вышло, однако вкус крови во рту заставил Кэлвина пожалеть, что у него нету мыла. «Что я натворил?» — подумал он, привалясь к стене. По лицу каплями стекал пот, рубаха липла к спине. Он опустил взгляд к своему боку. В сорочке было две дыры с обожженными порохом краями. «Это должно было бы убить меня, — осознал Кэлвин. — Отчего же не убило? Как я попал сюда, в магазин? Почему так разделался с мистером Марко?» Он сплюнул, потом еще и еще; от вкуса крови мутился рассудок. Кэлвин потыкал пальцем в десны. Все зубы опять пришли в норму. Все пришло в норму.
Во что меня превратила эта коробка с гримом? Кэлвин носовым платком вытер с лица пот и опять шагнул в офис. Да. Мистер Марко по-прежнему был мертв. В стене по-прежнему красовались два пулевых отверстия. Кэлвин задумался, где же Марко держит деньги. Раз он мертв, сообразил Кэлвин, они ему больше не понадобятся. Верно? Он перегнулся через стол, избегая неподвижного взгляда мертвых глаз, и принялся рыться в ящиках. В нижнем, под всевозможными бумагами и прочей дребеденью, лежал белый конверт с напечатанной на нем фамилией КРОУЛИ. Кэлвин заглянул внутрь. Сердце подпрыгнуло в груди: в конверте лежало самое малое пять тысяч долларов; «небось, та монета, которой Кроули собирались заплатить за мою смерть», — подумал Кэлвин. Он взял деньги и кинулся наутек.
Пятнадцатью минутами позже он тормозил на стоянке у «Клуба Зум». В красном свете неоновых трубок он, дрожа от радости, заново пересчитал деньги. Пять с половиной тысяч долларов! Таких денег Кэлвин не видел никогда в жизни.
Ему отчаянно хотелось пива — смыть вкус крови. Да и Дийни, должно быть, уже в клубе, танцует. Сунув деньги в задний карман, он заспешил через стоянку к «Клубу Зум». Внутри взбесившимися молниями полыхали цветные фонари-мигалки. Откуда-то из темноты гремел музыкальный автомат, дробь басового барабана болезненно отдавалась в еще не успокоившемся желудке Кэлвина. У стойки и за рассыпанными по залу столиками потягивали пиво редкие посетители. Они смотрели на сцену, где равнодушно вращала бедрами одна из девиц. Кэлвин взобрался на табурет у стойки.
— Эй, Майк! Дай-ка пивка. Дийни уже здесь?
— Да. Она там, за сценой. — Майк подтолкнул к нему кружку с пивом, потом нахмурился. — Ты в порядке, Кэл? Вид у тебя такой, точно ты привидение увидел.
— Я в полном ажуре. Или буду в полном ажуре, как только прикончу вот это. — Кэлвин одним глотком осушил больше половины кружки, прополоскав рот. — Так-то лучше.
— Что лучше, Кэл?
— Ничего. Забудь. Мать честная, ну и холодно же тут!
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросил Майк. Он казался искренне встревоженным. — Здесь, небось, градусов тридцать. Кондиционер сегодня под вечер опять сдох.
— Ты за меня не волнуйся. Все отлично. А как увижу свою девчонку, станет еще лучше.
— Угу, — тихо проговорил Майк. Он стер тряпкой пивные брызги со стойки. — Я слыхал, ты на той неделе купил Дийни подарок, золотую цепочку. Сильно обеднял?
— Примерно на сотку. Впрочем, потратиться стоило хоть бы просто для того, чтоб увидеть, как моя прелесть улыбнется… Я хочу попросить ее скатать со мной на несколько дней на юг, в Мексику.
— Угу, — опять сказал Майк. Теперь он оттирал воображаемые брызги. Наконец он поглядел прямо в глаза Кэлвину. — Ты хороший парень, Кэл. От тебя тут ни разу не было неприятностей. Могу точно сказать, ты — мужик что надо. Просто… Ну, ладно! С души воротит, как подумаю, что тебя вскорости ждет. Нету мочи на это смотреть.
— А? Это что же значит?
Майк пожал плечами.
— Давно ты знаешь Дийни, Кэл? Несколько недель? Девки вроде нее приходят и уходят, мил человек. Нынче здесь, завтра там. Само собой, поглядеть на ее приятно: все они красотки и торгуют своей наружностью так, точно их тела — недвижимость в прибрежной полосе Малибу. Понял, к чему я клоню?
— Нет.
— Ладно. Как мужчина мужчине. По-дружески, лады? Дийни из тех, кто берет, Кэл. Она высосет тебя досуха и пинком выкинет на помойку. У нее на веревочке не то пять, не то шесть парней.
Кэлвин моргнул; в животе опять бурлило.
— Ты… Ты врешь.
— Святой истинный крест. Дийни играет тобой, Кэл; то вытянет, то макнет — точно рыбку с крючком в брюхе…
— Врешь! — Кэлвин с пылающим лицом поднялся со своего места и перегнулся через стойку к бармену. — Ты не имеешь права так говорить! Все это враки! Небось, хочешь, чтоб я от нее отступился, пусть тебе достанется? То-то удобный случай! Я пошел. Сейчас же я повидаюсь с ней, а ты лучше не пытайся меня остановить! — Он двинулся от стойки. Голова шла кругом, как волчок.
— Кэл, — тихо сказал Майк, и в его тоне слышалась жалость. — Дийни не одна.
Но Кэлвин уже шел за сцену, за черный занавес, к раздевалкам. Третья дверь вела в комнату Дийни. Уже собравшись постучать, Кэлвин услышал сочный, раскатистый мужской смех и застыл, сжав руку в кулак.
— Кольцо с бриллиантом? — говорил мужчина. — Ты шутишь!
— Клянусь Богом, Макс! — Голос Дийни. Такой теплоты Кэлвин никогда в нем не слышал. — На прошлой неделе этот старпер подарил мне брильянтовое кольцо! По-моему, когда-то он работал в Эн-Би-Си или Эй-Би-Си — в общем, в какой-то из этих «Си». Без разницы — теперь он все равно вышел в тираж. Знаешь, в чем он ложится в постель? В носках с резинками! Ха! Он сказал, что хочет на мне жениться. Наверное, не шутил — в ломбарде за это колечко дали шесть сотен.
— Да ну? Тогда где моя доля?
— Потом, малыш, потом. После работы буду у тебя, договорились? Можно принять душ и потереть друг другу спинку, а?
Наступило долгое молчание, и Кэлвин услышал скрип собственных зубов. — Конечно, детка, — наконец сказал Макс. — Какой ты сегодня хочешь, черный или красный?
Кэлвин готов был прошибить дверь кулаком. Вместо этого он повернулся и побежал. В голове назревало извержение вулкана. Он пробежал мимо стойки, мимо Майка, за дверь, к своей машине. «Я думал, она меня любит! — бушевал он, со скрежетом выезжая со стоянки. — Обманщица! Она всю дорогу играла мной, держала за фраера!» — Стиснув руль так, что суставы пальцев побелели, Кэлвин отжал акселератор до пола.
К тому времени, как он заперся в своей квартире, включил приемник и повалился на диван-кровать, вулкан уже взорвался, наполнив жилы кипящей лавой мести. «Месть: вот сладкое слово, — думал Кэлвин. Этот боевой клич Сатаны теперь был клеймом выжжен в его душе. — Как же поступить? — недоумевал он. — Как? Как? Почему я вечно оказываюсь паскудным недомерком?»
Он чуть повернул голову и вгляделся в ящичек с гримом.
Коробка опять была открыта, серебряная скрюченная рука манила.
— Ты приносишь несчастье! — заорал Кэлвин. Но теперь он знал: тут кроется нечто большее. Гораздо большее! Набор был странным, быть может, недобрым, но в нем, в этих баночках, обитало могущество… Возможно, и месть тоже. «НЕТ! — сказал он себе. — НЕТ, я не воспользуюсь им. Куда у меня едет крыша, если я думаю, будто грим даст мне желаемое? Каким психом я становлюсь?» Он расширившимися глазами уставился на футляр. Коробка была чем-то странным, жутким — товаром из волшебной лавки Люцифера. Кэлвин сознавал, что в заднем кармане брюк у него — свернутые в трубочку деньги, а рубашка пробита пулями. «От лукавого этот ящик или нет, — подумал он, — но он может дать мне то, чего я хочу».
Сунув руку в коробку, Кэлвин наугад выбрал баночку. На ней стоял номер 13. Шумно принюхавшись к крему, он обнаружил, что тот пахнет грязным кирпичом, скользкими от дождя улицами, фонарями на китовом жире. Он ткнул пальцем в красно-коричневую густую массу и на миг задержал на ней остановившийся взгляд. Запах кружил голову и рождал… Да, бешенство. Кэлвин размазал грим по щекам, втер в тело. В глазах медленно разгоралась маниакальная решимость. Зачерпнув еще грима, он принялся втирать его в лицо, шею, руки. Грим был жгучим, как безумная страсть. Крышка коробки упала. Щелкнул вставший на место замок.
Кэлвин с улыбкой поднялся и шагнул к буфету. Выдвинув ящик, он достал наточенный мясницкий нож. «Так, — подумал он. — Так, мисс Дийни-Подстилка, вот и пришла пора получить по заслугам, а? Нельзя же допустить, чтоб дамочки вроде тебя шлялись по улицам, вихляя задом и, точно уличные торговки, старались всучить свой сладенький товар всякому, кто назначит цену повыше, а, голубушка? Не-ет, ежели мне дадут хоть словом обмолвиться на этот счет, нет!»
И Кэлвин заспешил прочь из квартиры, к машине — человек, выполняющий чрезвычайно важную, не терпящую отлагательств миссию любовной мести. Кэлвин ждал Дийни в глубокой тени за «Клубом Зум». Дийни вышла в самом начале третьего. Она была одна, и Кэлвин обрадовался, ведь с Максом он не вздорил. Его предала женщина — Женщина. Очень красивая девушка с длинными светлыми волосами, искрящимися голубыми глазами и чувственными пухлыми губками на прелестном овальном личике. Сегодня на ней было зеленое платье с разрезами, выставлявшими напоказ шелковистые бедра. «Одеянье грешницы», — подумал Кэлвин, наблюдая, как Дийни крадучись переходит через стоянку.
Выступив из темноты, он держал нож за спиной, точно хотел удивить девушку подарком, сверкающим и блестящим.
— Дийни? — улыбаясь, шепнул он. — Дийни, любовь моя?
Она круто обернулась.
— Кто здесь?
Кэлвин стоял между тьмой и красным кружением неона. Глаза мерцали, как кровавые лужицы.